причем не единственному, этой второй натуры, и в дальнейшем будет показано, что общее допущение о том, что все относящееся ко второй натуре состоит только из привычек, затушевывает различия, имеющие кардинальную важность для наших исследований.
Способность правильно решать задачки на умножение, опираясь на механическое запоминание правил, в ряде важных аспектов отличается от способности решать их при помощи вычисления. Когда мы описываем кого-либо как совершающего некоторое действие исключительно по привычке, мы подразумеваем, что он выполняет его автоматически, не отдавая себе отчета в том, что он делает. Он не проявляет внимания, бдительности или критичности. Научившись ходить, мы шагаем, не думая о том, куда поставить ногу. Но альпинист, совершая в темноте и при сильном ветре восхождение по обледеневшему склону, переставляет ноги и руки не по слепой привычке. Он думает над тем, что делает, он готов к опасности, бережет силы, пробует и экспериментирует. Короче говоря, в его восхождении угадывается определенная степень умения и рассудительности. Если он совершит ошибку, то постарается ее не повторять; если он обнаружит, что новый прием восхождения эффективен, он будет и дальше использовать и совершенствовать его. Он передвигается и одновременно обучает себя, как двигаться в подобных обстоятельствах. Когда одно действие оказывается точной копией других, предшествующих ему действий, то именно это является сутью практики «лишь по привычке». Сущность же разумной практики заключается в том, что действие меняется под влиянием предшествовавших ему действий. Действующий субъект при этом все еще продолжает учиться.
Различие между привычками и умственными способностями можно проиллюстрировать, обратившись к параллельному ему отличию в методах, используемых для привития двух этих видов второй натуры. Наши привычки формируются посредством тренировки и муштры, а умственные способности мы развиваем в обучении. Тренированность или ее поддержание достигается наложением повторений. Рекрут осваивает манипуляции с винтовкой при команде «на плечо», многократно повторяя на счет все необходимые действия. Сходным образом ребенок изучает алфавит и таблицу умножения. Эти навыки считаются неосвоенными до тех пор, пока ответы ученика не станут автоматическими, пока не станет ясно, что он может «дать их во сне». Обучение, напротив, хотя и включает немало сущей муштры, не сводится к ней. Оно включает поощрение критического настроя и проявлений самостоятельности в суждениях ученика. Он обучается тому, как делать что-то, размышляя при этом над тем, что он делает. Таким образом, каждое выполненное им действие само по себе является для него новым уроком, показывающим, как сделать лучше. Солдату, который натренировался лишь вскидывать винтовку на плечо, придется еще обучаться, чтобы стать метким стрелком и профессионально читать карту. Навык обходится без разума, обучение его развивает. Мы не ожидаем от солдата, чтобы он был способен разобраться в карте даже «во сне».
Существует еще одно важное различие между привычками и интеллектуальными способностями, для прояснения которого необходимо сказать несколько слов об общей логике употребления понятий, описывающих диспозиции. Когда мы говорим, что стекло хрупкое, а сахар растворимый, мы употребляем диспозициональные понятия, логический смысл которых заключается в следующем.
Хрупкость стекла не состоит в том, что его в данный конкретный момент действительно разбили вдребезги. Стекло может быть хрупким, даже если его никогда не разобьют. Сказать, что оно хрупкое, значит сказать, что если по нему бьют или уже ударили, то оно разлетится или уже разлетелось на осколки. Сказать, что сахар растворим, — значит сказать, что он растворится, если будет помещен в воду.
Суждение, приписывающее предмету диспозициональное свойство, во многом, хотя и не во всем, сходно с суждением, подводящим предмет под действие закона. Обладать диспозициональным свойством не означает пребывать в определенном состоянии или претерпевать определенные изменения. Это, значит быть готовым или быть обязанным принять определенное состояние или же претерпеть определенные изменения тогда, когда реализуется определенное условие. То же самое справедливо и в отношении особых диспозиций человека, таких, как качества его характера. Из того, что я имею привычку курить, не следует, что я курю в данный момент. Это моя устойчивая склонность курить, когда я не ем, не сплю, свободен от лекций и не присутствую на похоронах и если я только недавно не выкурил трубку.
В обсуждении диспозиций полезно поначалу опираться на простейшие модели, такие, как хрупкость стекла или привычка человека курить. Ибо в описании этих диспозиций легко раскрыть гипотетическое утверждение, имплицитно передаваемое через приписывание диспозициональных качеств. Быть хрупким — значит просто быть готовым разлететься на осколки в таких-то и таких-то условиях. Быть курильщиком означает просто готовность набивать, зажигать и курить трубку в такой-то и такой-то ситуации. Это простые, сингулярные диспозиции, актуализация которых почти что единообразна.
Но, будучи первоначально плодотворной, привычка рассматривать такие простые образцы диспозиции может привести потом к ошибочным допущениям. Существует множество диспозиций, актуализация которых может принять широкое, возможно неограниченное, разнообразие форм. Когда тело описывается как твердое, мы не имеем в виду только то, что оно способно сопротивляться деформации. Мы также подразумеваем, что оно, к примеру, издает резкий звук при ударе, что при столкновении оно может причинить нам боль, что упругие тела отскочат от него и так далее до бесконечности. Если бы мы захотели раскрыть все то, что содержится в описании стадного животного, нам пришлось бы аналогичным образом приводить бесконечный ряд возможных гипотетических утверждений.
Теперь ясно, что диспозиции высшего уровня, которые относятся к людям и которые преимущественно рассматриваются в данном исследовании, как правило, не являются простыми, сингулярными. Это диспозиции, проявление которых предстает в неопределенном разнообразии форм. Когда Джейн Остин пожелала показать особый вид гордости, характеризующий героиню ее произведения «Гордость и предубеждение», писательнице пришлось представить ее действия, слова, мысли и чувства в тысяче различных ситуаций. Не существует ни одного стандартного типа действия или реакции, по поводу которых Джейн Остин могла бы сказать: «Разновидность гордости моей героини была просто тенденцией делать именно это всякий раз, когда возникала определенная ситуация». Наравне с другими людьми эпистемологи часто попадают в ловушку, ожидая, что диспозиции имеют единообразное проявление. Например, когда они осознают, что глаголы «знать» и «верить» обычно употребляются диспозиционально, они предполагают, что должны, следовательно, существовать однотипные интеллектуальные процессы, в которых эти когнитивные диспозиции были бы актуализированы. Пренебрегая свидетельством опыта, они, к примеру, утверждают, что человек, верящий в то, что земля круглая, должен время от времени проходить через некую единственную в своем роде последовательность познания, внутреннего пересмотрения и вынесения вердикта, порождающих чувство уверенности в том, что «земля круглая». На самом деле люди, конечно, не тянут подобную волынку, но, даже если бы они так делали, а мы бы знали, что они так делают, для нас все же не было бы достоверным то, что они верят, будто земля круглая, до тех пор, пока мы не увидели, что они наряду с этим подразумевают, представляют, говорят и делают великое множество других вещей. Если бы мы обнаружили, что они подразумевают, представляют, говорят и делают все эти вещи, то мы уже не должны сомневаться в том, что они убеждены в круглой форме земли, даже в том случае, когда у нас есть веские основания думать, что внутренне они вообще никогда не прослеживали описанным выше образом исходное суждение. Напротив, сколь бы упорно и подробно ни доказывал нам и себе самому конькобежец, что лед на пруду достаточно прочен, он демонстрирует сомнения в своей правоте, если держится ближе к берегу, прогоняет детей с середины водоема, ни на минуту не забывает о мерах предосторожности или же подолгу рассуждает о том, что бы было, если бы лед проломился.
(8) Применение умственных способностей
В оценке того, является ли чье-то действие разумным или нет, нам приходится, как это уже было отмечено, в некотором смысле заглядывать за контур этого действия как такового. Ибо нет каких-то особых внешних или внутренних действий, которых не могли бы случайно или «механически» совершить идиоты, лунатики, люди, находящиеся в панике, бреду или даже иногда попугаи. Однако, переводя внимание за план самого действия как такового, мы не пытаемся высмотреть некое скрытое дополнительное действие, разыгранное на предполагаемых тайных подмостках внутренней жизни действующего лица. Мы рассматриваем его способности и склонности, актуализацией которых стало данное действие. Наше
