понадобится, каблуки – тоже оружие.
Только теперь она обнаружила, что сумочка осталась в квартире. Что там было-то? Ну, деньги, рублей двести – триста… телефон… косметика всякая… пара презервативов… А, чепуха, телефон только жалко.
Она бы могла уже сто раз убежать, если бы не Любка. В этих чертовых босоножках быстро не побежишь, и не снимешь их так просто. Люба ковыляла, как увечная, и к тому же от полноценной и совершенно ненужной истерики ее отделяли буквально миллиметры. Лишь Наташкина уверенность пока помогала ей держаться.
– Давай спрячемся! – исступленно шептала она. – В любую квартиру позвоним, и спрячемся, и милицию вызовем!
– Скорее всего, никто не откроет, – отрезала Наташа. – Только время потеряем. Да быстрее же ты, каракатица!
Если подумать, возможно, нашлись бы решения и получше найденного Наташей. Однако думать было некогда, и потому ею двигало что-то гораздо сильнее разума. Должно быть, тот инстинкт, благодаря которому она выжила в нелегких уличных передрягах поселка Трактор под Челябинском.
А вот Люба была коренная москвичка. Небитая и нетертая. И могла с секунды на секунду сорваться в погибельную для обеих девушек панику.
– На перила! – скомандовала Наташка.
– Что?!
– Что слышала! Залезай и съезжай!
– Наташ, ты сошла с ума, чтобы я…
Пощечина привела ее в чувство.
– Я сказала: быстро садись и съезжай!
Любка всхлипнула и подчинилась.
Дело пошло лучше. Наташка бежала по ступенькам, надеясь не напороться босой ногой на бутылочный осколок, Любка ехала по перилам. Выходило гораздо быстрее, чем вначале.
Они уже достигли не то шестого, не то пятого этажа, когда вниз проехала кабина лифта.
Наташа остановилась:
– Это они.
– Так что нам теперь – вверх, что ли?
– Нет, – сказала Наташа, выглянув в разбитое окно лестничной площадки. – Надо попасть на второй этаж.
– Зачем? – отчаянно прошептала Люба.
– Затем.
…С первого этажа доносился негромкий разговор.
– Нет их здесь, – раздался голос Славика-Стасика.
– Правильно, – отрывисто бросил Михалыч. – Они на своих двоих спускались. Мы их обогнали. Где-то рядом они. Подслушивают.
– Постоим пока, покурим? – сказал Славик-Стасик. – Все равно ведь не уйдут.
– Не уйдут, – прорычал Михалыч. – Кусачие попались, сучки. Не, не выпустим.
Наташка едва успела зажать подруге рот, быстро переложив одну из туфель под мышку…
Они стояли на площадке второго этажа. Наташа показала: спускаемся еще ниже.
Люба дернулась, протестуя. Наташка легонько шлепнула ее по щеке, убрала другую ладонь от Любкиных губ. Прошептала еле слышно:
– Спускаемся на пол-этажа ниже. Там окно – ведет к козырьку над подъездом.
Любка испуганно затрясла головой. Наташка решительно указала на перила.
…Девушкам повезло – окошко было открыто, а лампочка не горела.
Наташа согнулась, сделала упор руками в стену.
– На спину мне карабкайся, – прошептала она. – И в окно, там под ним козырек. И тихо!
Карабкалась Люба неловко. «Быстрей, дура!» – яростным шепотом подгоняла ее Наташа. Наконец Любка залезла на подоконник, не без опаски просунула ноги в окно.
– Тут высоко…
– Тсс! Прыгай!
Их, кажется, услышали.
– Вон они болтают! – сказал Славик-Стасик.
– Стой здесь, я посмотрю, – отозвался Михалыч.
Наташку никто не учил действовать молниеносно, так получилось само по себе. Уже какую-то секунду спустя она взлетела к подоконнику, оперлась на него, умудрившись не выпустить из рук туфли, подтянулась и тоже прыгнула в окно.
До бетонной поверхности козырька было действительно метра полтора. Это – существенно, если, как Любка, совершать прыжки на каблуках.
Оказавшись на козырьке, Наташа схватила подругу буквально в охапку, подтащила к стене дома, прямо под тем окном, из которого они выпрыгнули. Сама съежилась рядом, стараясь слиться со стеной.
– Зачем? – прошептала Любка.
– Тсс! – прошипела Наташа и ладонью зажала подружке рот.
Вовремя. На лестнице слышались шаги.
– Эй, девчонки! Пошутили – и хватит! Давай выходи!
Этот голос прозвучал с другой стороны стены. Своей ладонью Наташа чувствовала, как из глотки подруги исходит вопль, беззвучный, но страшный. И она, Наташа, казалось, принимает этой крик своей ладонью.
– Может, хватит в прятки играть? – Голос был спокойный, но жуткий. Как у Ганнибала Лектера. – Ха, ввожу новое правило, девочки. Кого из вас найду первой, ту убью последней. И самой умной девочке будет совсем-совсем не больно. Ну же! Где вы? Ау!
Михалыч пытался их пугать, а Наташа соображала. Он ведь наверняка вооружен. А на козырек забраться не может, потому что рука болит. Что предпримет? Погонит сюда Славика-Стасика? Или еще что- то? Ведь и полной уверенности в том, что девушки именно здесь, у него нет.
К удивлению Наташки, Михалыч спустился вниз. Теперь он давал указания Славику-Стасику:
– Карауль на улице, они где-то спрятались. Стой здесь, гляди в оба! Как что где увидишь или услышишь, сразу туда. Понял?
– А ты куда?
– А я в квартиру на лифте прокачусь. Придумал кое-что.
Тихо хлопнула дверь подъезда. Славик-Стасик вышел на улицу – девушки слышали его шаги.
Ох, только бы у Любки нервы не сдали, только бы не заорала…
Послышался шум кабины. Михалыч, человек с глазами батьки Махно, поехал наверх. Так, надо сосредоточиться, приказала себе Наташка. Что он мог придумать? Зачем ему в квартиру? Проходили бесполезные и бесценные секунды. Уже отчаявшись найти ответ, она вдруг все поняла.
Ну конечно! Ее собственная сумочка осталась там! С телефоном!
Как в сказке про Кощея: квартира, а в ней сумочка, а в сумочке телефон, а в телефоне «Контакты», а в «Контактах» имя «Люба»…
Наташка выхватила из рук подруги сумочку – дорогущую «Луи Виттон».
– М-м! – замычала подруга, извиваясь.
– Тихо! – прошептала Наташа.
Блин, где же тут телефон? Ага, вот! Тоже недешевая вещица – но жизнь дороже.
Наташе показалось, что она на рыбалке и рыба рвется из рук, – они потели и дрожали, телефон выскальзывал. Она мысленно выругала себя – и справилась. Размахнулась – швырнула трубку что было сил. Получилось – через весь козырек и еще дальше, к кустам.
И уже там выброшенный мобильник зачирикал дебильной финской полькой.
«Значит, правильно я все поняла!»
Одновременно раздался другой звонок: набившее оскомину чириканье на мотив «Черного