– Голодный, поди… – полувопросительно-полуутвердительно прошуршала кикимора. – И из дома небось прогнали… Набедокурил, пострел? Все не угомонишься никак?
Она подошла к жировичку вплотную, приобняла, прижала Андрейкину голову к своему плечу.
А он тут уж совсем не выдержал – разрыдался.
– Нету у меня больше дома… – выдавил Андрейка сквозь слезы. – Хоть помирай…
– Ох, болезный… – ответила Кира. – Ну, не плачь, Ондрюшенько, не плачь. Покормлю тебя, это первым делом. Заморишь червячка, оно и повеселее станет. А потом, глядишь, и придумаем что.
Она споро выскочила в коридор. Через минуту-другую вернулась, неся в сухоньких руках что-то, завернутое в бумагу.
– Кушай, дружок.
– А это что? – опасливо спросил Андрейка.
– Это, милок, пицца «Маргарита». Гости оставили, так ты уж не побрезгуй. – Кикимора церемонно поклонилась. – Чем богаты…
Жировичок осторожно надкусил кем-то обгрызенный блин, успевший уже и подчерстветь. Вздохнул, принялся жевать.
– Вкусно? – гордо осведомилась Кира.
– А запить нечем? – страдальчески морщась, ответил вопросом на вопрос Андрейка.
– Не привередничай! – рассердилась кикимора. – Дали тебе, вот и жуй-глотай, да спасибо скажи! А то ишь ты! Запить ему!
Крупная слеза плюхнулась на остатки пиццы.
– Ладно, не мокни, – смягчилась Кира. – Закуси уж чем есть, для разогреву. Мы закрываемся скоро, тогда уж поплотнее угощу. По старой дружбе. Хотя пороть тебя надо, а не привечать, пороть оглоеда срамного. Да уж ох, сердце бабье…
Она стрельнула в Андрейку глазками, и тот приободрился.
…Через час с небольшим заведение и вправду опустело. Кирушка с Андрейкой выбрались в зал, пролезли за стойку. Жировичок, притворяясь, что разбирается, выбрал бутылку приторно-сладкого ликера молочного цвета, лихо выпил залпом целый бокал и совсем повеселел. Кикимора предпочла что-то прозрачное, слегка пузырящееся. Впрочем, и к этому она только прикасалась губами. Однако губы перестали казаться бескровными, и серые щеки заиграли румянцем, и глаза заблестели.
А Андрейка, казалось, надувался на глазах, словно праздничный воздушный шарик. Он уже допил второй бокал и приступил к третьему. Смело залез в холодильник, попробовал несколько пирожных, бисквит и песочное не одобрил, но все-таки съел, а вот эклеры похвалил от души. Кира, глядя на гостя, радостно смеялась, деликатно прикрывая рот ладошкой.
Свои злоключения жировичок видел теперь в юмористическом свете и рассказывал о них, веселя хозяйку до сухой икоты.
Потом Андрейка гоголем ходил по залу, ловко вспрыгивал на столы, исполнял на них различные виды чечетки – пришлось как-то видеть по телевизору, – спрыгивал, делал замысловатые кульбиты, а Кирушка прямо изнемогала от смеха и держалась за впалый животик.
Ближе к утру оба устали и посерьезнели.
Сели рядышком.
– Ох, умаялась! – выдохнула кикимора и положила голову Андрейке на плечо. – Вот такой ты мне по нраву, пузырек!
– Да и ты мне по душе, веточка-палочка, – проговорил жировичок, кладя руку на острую коленку Киры.
– Что ж делать-то с тобой? – прошелестела та. – Ты не думай, хочешь – живи сколько надобно. Да только не по законам это, сам знаешь. Нам ведь поодиночке жить-вековать положено…
– Да, – печально подтвердил Андрейка.
Вдруг на него словно что-то накатило. Живешь вот так, живешь, шалишь, озоруешь, да и пользу хозяевам приносишь, потому что без домовика дом не дом – просто стены, пол, потолок… Только потом-то – что? Так ведь доиграешься: сгинешь – и следа от тебя не останется, и ни одна душа не вспомнит.
Снова слезы подступили. Он сжал коленку кикиморы, потом обнял Кирушку за твердую талию, притиснул к себе потеснее:
– Одинокие мы с тобой оба… Горемычные… Эх, судьба…
Жировичок напрягся и принялся заваливать кикимору под стойку бара.
– Охальник, – шепнула Кирушка, но особо сопротивляться не стала.
…Летние ночи коротки. Вот и эта ночь близилась к концу. Андрейка с Кирушкой тихонько разговаривали о пустяках, понимая, что скоро им прощаться.
Вдруг кикимора замерла, словно одеревенела. Даже взгляд маленьких ее глазок остановился, и моргать перестала.
– Ты что? – испуганно прошептал жировичок.
– Понесла, – так же испуганно ответила Кира. – Право слово, понесла, чую.
Андрейка тоненько ойкнул.
– А и хорошо! – Кикимора вдруг улыбнулась и часто заморгала. – Не все же сухой веточкой оставаться. Рожу кикиморушку махонькую, Ондриянкой прозову, воспитаю. Али жировичка рожу? – добавила она в сомнении.
Андрейка припомнил, что? когда-то папаша ему рассказывал. И тоже, как и Кира, прислушался к себе. Сердце застучало часто-часто.
– Кикиморушку родишь, – уверенно сказал он. – А я жировичка на свет произведу.
– Ты? – засмеялась Кирушка.
– Я, а то кто же, – важно подтвердил Андрейка. – Ты что ж, не знаешь? Мы так и плодимся: сойдешься с кем-нибудь, и того… Можно и наследника породить. Как-то родитель мудрено это втолковывал, не упомню уж… Слов длинных не люблю… генез какой-то… В общем, от живота отделится.
– Да что ты?!
– А вот утонуть мне в Божьем озере… – Голос жировичка пресекся.
Андрейка потрясенно смотрел куда-то внутрь себя и видел дорогу на Божье озеро. И знал откуда-то, что теперь это его путь. Сегодня, прямо сейчас, чтобы до рассвета успеть. Почему до рассвета-то? А поди пойми, но точно: до рассвета.
Там, на Божьем, недоступном, как считалось, ни для кого из них, из близкой и дальней родни, даже для Высших недоступном, он, жировик-харчевник Андрей, найдет и добудет что-то очень важное. Для всех для них важное. А уж где жить да чем кормиться – дело десятое. Все образуется.
«Я избран, – подумал Андрейка. – Кем – непонятно, и что я там добуду – тоже пока непонятно, однако идти надо. Предназначение», – просмаковал он непривычно длинное слово.
Страшновато, поежился он. Да что там, просто жутко. Но надо.
«Не стану бояться, – решил жировичок. – Чует сердце – вернусь».
Он неловко чмокнул кикимору в щеку:
– Пойду, Кирушка. Дело у меня. Ты жди, к ночи, глядишь, вернусь. Или, – Андрейка снова вгляделся внутрь себя, – еще где свидимся.
Он неуклюже поднялся, подтянул штаны, шмыгнул носом, потер поясницу и, не оборачиваясь на тихо заплакавшую Киру, выбрался на улицу.
Стоял предрассветный час. «Успею до восхода, – прикинул Андрейка, – коли поспешать стану». И потрусил в направлении внушавшего ужас и неясную надежду Божьего озера.
Часть третья
Те же плюс соавторы: финиш
