Ничего не получалось. Ольга, некстати подумав, что «Кривое зеркало» ей нынче улыбнулось, заплакала и побежала на кухню. Набрала в стакан воды, вернулась в комнату, склонилась над Василием и прыснула ему в лицо, на поросшую седой щетиной левую щеку.
Не сразу, но подействовало. Василий неразборчиво выругался, повернулся на спину, открыл глаза и тупо посмотрел на жену.
– Сукабля… – просипел он. – Чё те? Чё плюешься? Щас вот угандошу в лобешник…
– Я тебе угандошу! – плачущим голосом закричала Ольга. – Я тебе угандошу, ирод проклятый! Только тронь, горло ночью перережу! Гад ползучий!
Василий опять завел было глаза, но Ольга выплеснула ему в лицо остаток воды, проворно подняла с пола деньги и закричала еще пронзительнее:
– Говори, откуда деньги? У кого украл?
Василий, борясь со сном, пробормотал:
– Дура, блядь… Украл… Дура сраная… Гараж я сдал, поняла?
– Гараж сдал?… Кому? За сколько? Да что ж за наказание на мою голову?!
– Этому, сука, как его… ну его нах, чё ты прилипла, манда тупая? Иинахх, дура толстожопая, дай поспать, устал я…
Он снова повернулся лицом к стене и захрапел.
Ну, слава тебе господи, подумала Ольга, хоть не украл и не зашиб никого. Плакать она перестала, однако, если подумать, хорошего было мало – надежда по-нормальному сдать гараж таяла.
Зазвонил телефон. Кого еще черт несет?
– Слушаю, – глухо сказала Ольга в трубку.
– Ольчик, привет, это я, – раздался голос Ирки, подруги и соседки. – Давай покурим, а? Угощаю.
– Давай, – вздохнула Ольга. – У тебя на этаже.
Перекурить сейчас было в самый раз.
С Иркой они дружили с детства: учились в одном классе, да и жили в одном подъезде, только Ольга – на тринадцатом этаже, а Ирка – на шестнадцатом. Жизнь у Ирки сложилась получше, чем у Ольги, – и муж нормальный, и работа непыльная с неплохой зарплатой, и детей двое, всегда прилично одетых, и вообще…
Ирка уже ждала ее около лифта. С площадки этажом выше доносилось бряканье гитары и голоса подростков. Точно, и Сережкин голос вроде бы слышен.
Ирка, в джинсиках и свитере – все в обтяжечку, с модной короткой стрижкой, протянула Ольге тонкую сигарету и щелкнула зажигалкой.
– Ну и видос у тебя, – заметила она, выпустив струйку дыма. – Не виделись – сколько, недели две? – я уж и отвыкла от тебя. Оль, ты бы все-таки хоть чуток за собой следила.
– Да что видос-то? – возразила Ольга. – Обыкновенный…
– Вот именно, что обыкновенный, – с напором сказала Ирка. – Ты посмотри на себя: кожа дряблая какая-то, волосы – даже и не говорю, ужас один, талии нет, сиськи до пупа, задница обвисла, ноги отекшие. Кошмар! А что это за кофта, а? Оль, ну вспомни, в школе я с тобой рядом вообще никто была. А сейчас? Что ж ты с собой делаешь? Это все урод твой, так решаться же на что-то надо. Ну зачем он тебе, можешь объяснить? У него и не стоит давно, уверена, так что и там у тебя паутиной все заросло…
– «Решаться», – вполголоса откликнулась Ольга. – На что ж мне решаться, мне бы Сережку поднять…
– Тьфу ты, вот же ты дура! – повысила голос Ирка. – И как, скажи, пожалуйста, ты его с этим уродом поднимать собираешься? Ишачишь шваброй своей на двух работах, старухой стала в сорок лет, получаешь – это не деньги, это слезы, на Сережку ни сил, ни времени у тебя не остается, а он на папашу глядит – а чего, нормально! Учиться не надо, работать не надо, сшибай по мелочи у соседей да пьянствуй по-черному. Ничего, баба вытянет! Урод захребетный, а ты дура и еще раз дура! Кормишь его, обстирываешь…
– Да вы что ж, сговорились? – обреченно сказала Ольга. – И он мне «дура толстожопая», и ты туда же!
К ее горлу подкатил ком, в голосе опять зазвучали слезы.
– Он тебе?! – возмутилась Ирка. – Да он вообще молчал бы, урод уродский! Да ты хоть знаешь, где он сегодня деньги взял, чтоб пропить?
– Знаю, – сказала Ольга. – Гараж он сдал. Только не говорит кому и за сколько. А что он меня объедает, это ты, Ирка, не права, – торопливо вставила она, – он и не ест почти. Вот Сережке, тому много надо, растет же, и одевать-обувать его надо, как же мне не работать-то на двух работах, я б и на трех работала, только Сережку тогда совсем заброшу, а надо ведь…
– Погоди, Ольчик, не части, – прервала ее Ирка. – Гараж он сдал Прохоренке, знаешь его? Ну, Виталий, из второго подъезда, такой в очках, симпатичный, на «ниссане» ездит. За тысячу в месяц. Я как раз с Лариком возвращалась, он там, у подъезда, унюхал что-то, долго нюхал, так что вся сделка, можно сказать, при мне произошла. За тысячу, поняла? Нет таких цен, хоть лопни, а ему-то, уроду, по барабану! А ты дура и есть, что терпишь!
– За тысячу? – растерянно проговорила Ольга. – Я-то думала за три сдать, а он – за одну…
– Ну, три – это ты, положим, махнула, – сказала Ирка. – А две – две с половиной, это реально. Вполне. Только тебе-то что? Он эту тысячу все равно пропьет…
Постояли, помолчали. Потом Ирка сказала:
– А насчет Сережки – вот послушай меня. Ты его, может, и поднимешь. Школу кое-как окончит, в армию пойдет, если, конечно, в тюрьму не загремит. Ага-ага, что ты на меня уставилась? Ты его компанию видела? Вот то-то. Ну, предположим, обойдется. Отслужит. Может, и там обойдется, почки не отобьют или что там… А дальше? Как папаша? Оль, заниматься надо сыном, за-ни-мать-ся, а не просто кормить- одевать! – Она затянулась, резко выдохнула и тихо спросила: – Вот скажи мне, подруга дорогая, чего ты хочешь? Так, по-крупному. Так и будешь все терпеть? На себе крест поставила, сына, того и гляди, потеряешь… Чего ради? Почему ты его, урода твоего, не прогонишь раз и навсегда?
– Чего хочу? – переспросила Ольга. – Сережку поднять хочу. Ничего больше не хочу. – Она аккуратно положила сигарету в консервную банку, стоявшую на батарее, и добавила: – Нет, еще хочу. Что бы он сдох, наконец. А пока жив, тянуть буду. Пропадет он без меня. Я, может, сама виновата: не уследила. Он ведь раньше хороший был…
– «Хороший»… Жлоб он всегда был, – ответила Ирка. – Ну тебя, живи как знаешь. А насчет гаража – я тебе, значит, рассказала.
– Спасибо, – сказала Ольга. – Ну пойду, надо еще Сережку покормить. Пока.
Ирка ушла к себе, а Ольга выглянула на лестницу и крикнула сквозь шум:
– Сергей!
Секунд через тридцать Сережка неторопливо спустился на полмарша и угрюмо спросил:
– Чего?
– Ты уроки сделал? И ужинать иди!
– Нам не задавали, – ответил Сережка. – Ужинать потом буду, сейчас не хочу. Оставь на кухне, я тут пока.
– Серый, твоюматьблянах! – заорал кто-то невидимый. – Сколько тебя ждать, бля?
Раздался звон разбитого стекла, заржало несколько голосов, среди них два или три девчоночьих.
– Да иду, иду! – закричал Сережка и, не глядя на мать, кинулся вверх.
Ольга вздохнула и отправилась домой.
Василий по-прежнему спал. Ольга стала готовить ужин, размышляя тем временем, что этот Виталий поступил нечестно. Он ведь наверняка знает, сколько нынче стоит снять гараж. Надо будет к нему сходить и поговорить. На этот-то месяц уж ладно, а со следующего, скажет она, две с половиной платите. А то съезжайте, я другому сдам. А он скажет: я, мол, не у вас снимал, Ольга Ивановна, а у мужа вашего. А я ему скажу, совести у вас нет, Виталий, не знаю, как вас по отчеству, обманули вы Василия, вот что. А он мне…
Что-то нескладно выходило. Ладно, решила Ольга, утро вечера мудренее, завтра додумаю да и поговорю. Все равно сегодня уже сил никаких нет.
