Клайд. Солнце давно скрылось за облаками, а когда мы подошли к воротам бонового заграждения, преграждавшего вход в реку Клайд, было совсем темно. Пошел дождь.
Мы запросили на сигнальной башне, где находится танкер. В ответ нам сообщили номер причала, который мне ровным счетом ничего не говорил. Под кораблем было неслабое течение, а впереди из мрака то и дело вырисовывались силуэты стоящих на якорях судов. Оставалось только надеяться, что я сумею, руководствуясь шестым чувством – все равно больше нечем, – вести «Вербену» через якорную стоянку до тех пор, пока где-нибудь не замечу два голубых огня, отмечающие танкер. Я боялся лишний раз взглянуть на хорошо освещенный стол с картой, чтобы не лишиться «ночного зрения» – это было бы роковой ошибкой. Боже, почему я был таким упрямым ослом и не послушался Элгуда, который по-отечески советовал мне стать артиллеристом. Он же мне добра желал! Мне бы никогда не пришлось до боли в глазах всматриваться в темноту, выискивая на переполненной стоянке одно-единственное судно! А ведь невозможно толком разглядеть даже форштевень собственного корабля! Да еще когда я найду этот чертов танкер, если это, конечно, произойдет, мне придется впервые в жизни пришвартоваться к его борту! Впрочем, последнее мне не грозит. Танкер здесь не отыщет никто и никогда.
Что это? Свет? Ну да, я определенно вижу свет, два маленьких голубых огонька один над другим. Теперь, хорошо бы повернуть.
– Рулевой!
– Сэр?
– Готовимся принимать топливо. Мы уже близко. Лево руля 15.
– Лево руля 15, сэр.
Я увидел, что нос начал поворачивать, но недостаточно быстро.
– Увеличить до 20.
– Лево руля 20, сэр.
– Обороты?
– 70 оборотов, сэр.
– 110 оборотов.
– 110 оборотов, сэр.
– Снизить до 10.
– Лево руля 10, сэр.
– Малый вперед.
– Малый вперед, сэр.
– Руль прямо.
– Руль прямо, сэр.
– Рулевой?
– Сэр?
– Вы видите танкер?
– Отчетливо, сэр.
– Держать направление на второй привальный брус.
– Второй привальный бурс, сэр.
Тихий плеск воды между сближающимися корпусами, змейки концов, мелькнувшие в темноте.
– Лево руля 20, средний назад.
– Лево руля 20, средний назад, сэр.
– Стоп машины.
– Стоп машины, сэр.
Корабль слегка вздрогнул, коснувшись привального бруса. Перебросили концы. Мы пришвартовались.
– Все, рулевой, спасибо.
Я с облегчением вздохнул и наконец разжал руки, вцепившиеся в поручень. Ладони были влажные, поручень тоже. Не могу передать, как я гордился своим кораблем. Он вел себя безупречно, когда я об этом попросил.
Поступил сигнал: «После окончания бункеровки становитесь на якорь в точке…»
Черт побери! А я-то понадеялся, что они оставят нас здесь до утра!
Я отправился в каюту прилечь. Продление бака имело только один недостаток – каюта капитана оказалась в середине корабля и вентилировалась только через отверстия, выходящие на палубу недалеко от столовой команды. Через эти отверстия поступал не только воздух, но и доносились некоторые реплики, не предназначенные для моего уха. На этот раз, укладываясь поудобнее на койке, я услышал:
– И больше не спорь, что только кадровый моряк может управлять кораблем, – произнес звучный голос уроженца западной части страны. – Вон как наш ловко справился. Да еще в такую темень.
Лучшего бальзама для моей души придумать было нельзя. Уже засыпая, я еще раз подумал, что «Вербена» становится настоящим военным кораблем.
В 3 часа утра мы перебрались к месту якорной стоянки, а уже в восемь отправились на встречу с первым конвоем. Мы заметили его недалеко от мыса Кинтайра – две длинные колонны судов, растянувшиеся почти на 10 миль. Впереди шел эсминец «Велокс». На его борту замигала сигнальная лампа – нам указывали наше место. С корвета, жизнерадостно приплясывавшего на волнах и, тем не менее, выглядевшего боевым, нам передали всю необходимую информацию, полученную после выхода конвоя из Ливерпуля накануне вечером, а также несколько распоряжений старшего офицера на случай нападения на конвой. Когда передача сигналов закончилась, уже стемнело. Мы направлялись к Минчу, и до прохождения конвою предстояло двигаться двумя колоннами. Удалившись от берега, он развернется широким фронтом. Вместо двух колонн будет восемь, десять или даже больше по пять-шесть судов в каждой. Конвой был тихоходным – делал не больше 6 узлов, поэтому его переформирование на следующее утро оказалось делом небыстрым и нелегким. Некоторые суда могли идти с максимальной скоростью 7 узлов, и, если идущие впереди снижали скорость до четырех, замыкающим требовалось 4 часа, чтобы преодолеть 12 миль и занять свои места в ордере. Незаметно прошло утро. «Велокс» суетился в первых рядах, замыкал ордер еще один эсминец, и на каждом углу было по корвету. Место «Вербены» оказалось в правой передней четверти.
В первую ночь ничего необычного не произошло. Когда сгустились сумерки, мы перешли с зигзага на обычный ход и приблизились к торговым судам. Навигационные огни не зажигали, а радара в те дни еще не было. Поэтому важнее оставаться с конвоем, чем продолжать зигзаг. В любом случае немецкие подводные лодки обычно атаковали из надводного положения, а в таких условиях визуальный наблюдатель имеет больше возможностей, чем асдик.
Нам всем не хватало реализма и здравого смысла, чтобы осознать, что случится, если немецкие подводные лодки попытаются перерезать наши торговые пути в Атлантике. Перед войной мы раздувались от гордости, получив на вооружение асдик, и заявили миру, что теперь у нас есть достойный ответ на угрозу со стороны немецких субмарин. Он действительно был, но только до тех пор, пока подводные лодки оставались под водой. Но только в чернильной темноте зимней ночи немцы почти всегда атаковали с поверхности, и до появления радара мы могли противопоставить им только свои зоркие глаза, высокое боевое мастерство, умение не пасовать перед опасностью и… блеф. Другого оружия против надводных рейдеров у нас не было.
На второе утро мы заметили дальний разведчик «фокке-вульф», приближающийся с северо-востока на небольшой высоте. Немцы разместили некоторое количество этих докучливых зануд в Ставангере – в Норвегии. Они постоянно действовали нам на нервы и доставляли немало хлопот, до тех пор пока не вмешалась наша береговая авиация. Если немцы прорывались к конвою, а они не прекращали этих попыток, то непременно сбрасывали свои бомбы на неудачливые торговые суда. Но даже если немецким самолетам не удавалась бомбежка, все равно они обнаруживали конвои и наводили на них подводные лодки.
Орудийный расчет «Вербены» выстрелил осветительный снаряд. Ночью наше орудие заряжено именно осветительными снарядами, а времени на перезарядку уже не оставалось. Взрыв такого снаряда кажется ослепительно ярким даже при свете дня, а уж ночью и подавно. Вражеский самолет сделал крутой вираж – должно быть, летчики не сразу разобрались, что произошло, а мы произвели еще один выстрел. Самолет отвернул и удалился в северном направлении. Что ж, «Вербена» показала зубки, пусть на первый раз и не настоящие.
