«Почему я до сих пор не получил ваш рапорт о посещении воскресного богослужения в воскресенье 29 марта?»
Реакция Ньюнеса была столь эмоциональной, что сигнальная лампа чуть не перегорела. В то воскресенье мы как раз играли в кошки-мышки с японским крейсером.
– Вы не правы, старшина, – от души рассмеялся я. – Разве вы не понимаете, что этот сигнал просто чудо как хорош. Это же замечательно! Вспомните, как дома на дверях разрушенных бомбами магазинов появлялись маленькие записочки: работаем как обычно. Вот и здесь то же самое. Жизнь идет своим чередом. Я действительно не отправил установленные формы, вот мне об этом и напомнили.
Описать, что творилось с местным населением, невозможно. Это надо было видеть собственными глазами. Железнодорожный вокзал атаковали больше 100 000 человек. Местные жители не желали ждать прихода японцев. Они бежали в горы, но им надо было что-то есть, а рис выдавали по карточкам, которые отоваривались только в своем родном городе. Голод и родственники, не желавшие делиться своим и без того скудным рисовым пайком, медленно, но верно возвращали людей обратно в Коломбо.
В день Пасхи японцы перехватили, атаковали и потопили к югу от Цейлона «Дорсетшир» и «Корнуолл». Спустя четыре дня авианосец «Гермес» и один из наших корветов «Холликок» были потоплены в районе Тринкомали, причем с большими потерями в живой силе. «Гермес» был с нами в январе в Симонстауне, и мы хорошо знали офицеров. А командир «Холликока» лейтенант-коммандер Т. Э. Дэвис, КВР, был моим хорошим другом.
Члены команды, отправленные на отдых, были возвращены на корабль. Нам было приказано снова закрыть так и не очищенные котлы и ожидать под парами. В ту же ночь старшина-рулевой постучался в мою каюту, где я беседовал с новым старшим помощником, и сообщил, что к борту прибило баржу. Той ночью в Коломбо вообще происходило много странного. Я уже совсем было хотел приказать старшине оттолкнуть ее от борта – и пусть плывет от греха подальше, но старпом предложил сначала взглянуть, есть ли что-нибудь на ней. Мы так и сделали. На барже, заботливо укрытые брезентом, стояли «эрликоны». В течение получаса два из них были подняты на борт. Затем баржу оттолкнули, и вскоре нас с ней уже ничего не связывало. В нашем распоряжении имелись только две грудные дрели, чтобы просверлить дополнительные отверстия в палубе. Работенка, прямо скажем, была не из легких. В ней приняли участие все члены команды, включая офицеров. Каждый сверлил ровно по 15 минут. В результате к утру оба «эрликона» были установлены. Несколько мазков краски – и уже никто не смог бы доказать, что они не стояли на этом месте со дня постройки. Теперь для неожиданных трофеев следовало раздобыть боеприпасы, а поскольку чиф доложил, что пар готов, мы подняли якорь и направились к складу. На берегу все еще царила паника, и на наше требование о выдаче дополнительных боеприпасов никто не обратил особого внимания. Мы получили все, что просили, в результате чего боеприпасы пришлось сложить даже в моей каюте и под столом в кают- компании.
Наш новый номер один находился в Сингапуре, когда город пал. И если читатель захочет обвинить нас в воровстве, ему следует прежде ознакомиться с рассказами очевидцев и участников сингапурской трагедии. Израсходовав боеприпасы до последнего патрона, они оказались беспомощными, поскольку не могли обеспечить доставку других, хотя недостатка боеприпасов на берегу не было. Ричес не собирался допускать повторения пройденного, тем более когда в его власти было это предотвратить.
Новый старпом не был похож на своего предшественника. До войны он занимался бизнесом в Сингапуре и был привычен к своеобразию Востока. Он был лейтенантом сингапурского дивизиона КВДР и вполне компетентным служакой. К тому же он был истинным ходоком-доставалой. Никто лучше его не знал, куда надо пойти на Востоке, чтобы достать нужную тебе вещь. Кстати, его понимание того, как далеко можно зайти, чтобы добыть нечто нужное для корабля, было значительно шире моего. Так, он сумел достать в бомбейском доке настоящий моторный катер, но использовал для этого более чем сомнительные средства. Но неделей или двумя позже он и вовсе перешел все допустимые границы.
Мне всегда очень не нравились простые металлические поручни у трапов, ведущих от кают-компании к палубе, где находилась моя каюта, и дальше на верхнюю палубу. Мы пытались накрывать их полотном, но по этим трапам шло слишком интенсивное движение вверх-вниз, и полотно не держалось. Будучи на разных базах, я часто обращался с просьбой об установке деревянных поручней, но безрезультатно.
В Бомбее мы стояли у причала рядом с большим эсминцем «Нубиан» (коммандер Д. Э. Говард-Мартин). Как-то вечером я шел к себе на корабль. Когда я проходил мимо эсминца, на палубу вышел капитан и любезно пригласил меня к себе в каюту выпить. В процессе беседы мы обсудили много разных проблем и среди прочих ужасное воровство на территории верфи.
– Черт побери, Райнер, вы даже не представляете до чего дошло! Не далее как сегодня вечером мой старпом оставил на причале новый деревянный трап, причем на виду у старшины-рулевого. Так вот, его стащили, причем наш человек клянется, что никуда не отлучался, но не заметил, как это произошло и кто вор.
Я, как и положено, выразил свое искреннее сочувствие, поскольку хорошо знал, как тяжело раздобыть что-то хорошее для своего корабля в военное время.
Было уже совсем темно, когда я попал на «Вербену». Миновав затемнение, я положил руку на поручень и, вместо привычного холода металла, ощутил приятное тепло настоящего дерева. Я зажег спичку – так и есть, поручни были деревянными. Я посмотрел на следующий трап. Еще во время чая, я точно знаю, поручни там были металлическими. Теперь они тоже стали деревянными, и, как я подозревал, волшебство тут было ни при чем. Спичка догорела и больно обожгла мне пальцы.
– Номер один! – завопил я в сторону его каюты. – Немедленно выходите, вы, грязный воришка.
Ухмыляющийся старпом возник в тускло освещенном коридоре.
– Номер один, – зловеще начал я, – насколько я понимаю, это все, что осталось от новых трапов «Нубиана»?
– Так точно, сэр, на этом корабле собрались очень безответственные люди. Бросают хорошие вещи на причале и не смотрят за ними.
– Безответственные или нет, но их капитан завтра будет у меня в гостях!
– Замечательно, сэр! – Судя по голосу, новость нисколько не испортила ему настроение. – Он никогда у нас не был. Откуда он узнает?
– Может быть, и не узнает, но я буду чувствовать себя неловко. Но тут вы меня не поймете, подобные чувства вам незнакомы. Полагаю, вам все-таки надо подумать, не пора ли остановиться!
Закончив сию обвинительную речь, я гордо направился к своей каюте, но любопытство пересилило.
– Скажите хотя бы, как вам это удалось?
– Я дал местным индусам по пачке табака, и они забрали их без всяких проблем. Погрузили на баржу и подали к нашему правому борту – с «Нубиана» его не видно.
Слишком усердный старпом может стать настоящим кошмаром, но я не могу не признать, что этот человек сделал для нас немало хорошего. Несмотря на недостатки, он был первоклассным офицером, его любили и уважали люди.
В Коломбо наши котлы так и не подверглись очистке. Мы снова вышли в море, чтобы отвести конвой в Тринкомали, имея 3000 часов работы котлов. На обратном пути мы получили сообщение: «Погрузите 100 овец и 100 козлов для атолла Адду».
Старпом прочитал приказ с большим сомнением, но я весело рассмеялся:
– Не переживайте, номер один. Речь идет не о скоте. Это просто глупый код. Думаю, овцы – это солдаты, а козлы – матросы. Хотя может быть и наоборот. Нас никто не станет превращать в Ноев ковчег.
Но речь шла именно об овцах и козах. На острове имелись подразделения индийской армии. Будучи магометанами, они употребляли в пищу мясо только что убитых животных. Конечно, мы доставили животных, коим предстояло быть убиенными, по назначению, но как мы при этом провоняли, это отдельная история.
Через две недели мы повели конвой в Карачи. Это был очень большой конвой, и нам в помощь был дан еще один корвет – «Гелиотроп». Когда мы проходили Бомбей, на мостик поднялся старший механик.
– Извините, сэр, но я был вынужден загасить один котел. Через дверцу топки сочится вода.
– Что случилось, чиф? Трубы?
