– Боюсь, что да, сэр.
Я немедленно передал сообщение на «Гелиотроп»: «Принимайте конвой. Из-за серьезной неисправности котлов я вынужден идти в Бомбей».
На одном котле мы не могли угнаться за конвоем. Вот к чему может привести не выполненная вовремя очистка котлов и постоянная гонка.
Мы кое-как дотащились до Бомбея. Маневрируя, чтобы поставить «Вербену» к причалу военно-морской верфи, я услышал звонок из машинного отделения. Чиф проинформировал, что второй котел полетел тоже и он должен остановить машины.
– Еще пять минут, – попросил я.
– Боюсь, это невозможно, сэр.
– Хорошо, бросаем якорь. – Перегнувшись через поручни, я крикнул старпому: – Номер один, мы бросили якорь! Чиф загасил огонь под вторым чайником тоже.
Больше я никогда не управлял «Вербеной». Последние 200 ярдов нас протащили на буксире. Предварительный осмотр показал, что нам необходимо заменить 864 трубы. Изготовить их в Индии не представлялось возможным. Пришлось везти из дома. Первая партия была погружена на судно, торпедированное немецкой подводной лодкой. Короче говоря, мы пришли в Бомбей в мае, а в августе все еще были там же. Моя обожаемая «Вербена» стала противовоздушным кораблем, неподвижно стоявшим на якоре у отеля «Тадж-Махал».
Первым делом я постарался сделать все, чтобы устроить людей с комфортом. Две трети команды находились в лагере отдыха, а треть – на борту. Я тоже пользовался любой возможностью, чтобы отдохнуть: увлеченно познавал Индию – экзотические джунгли к югу от Белгаона, фантастическую гору Абу, вздымающуюся с плоской равнины Раджпутана. А у северо-западной границы я совершил 200-мильное путешествие верхом по Харбои-Хиллз и побывал в Калате в гостях у хана. Там, поскольку я оказался первым военно-морским офицером, посетившим Калат, мне пришлось произвести смотр всей государственной армии Калата, насчитывавшей 2000 человек. Я прибыл на парад, проехав 30 миль, верхом на симпатичном гнедом жеребце, одетый в белую парадную форму, по счастливой случайности оказавшуюся со мной, в окружении почетного эскорта из членов племени на маленьких забавных пони. Все это было довольно интересно, но это была не война.
Мысленно я находился на севере Атлантики и эскортировал конвои, однако о новых трубах для «Вербены» ничего не было слышно.
Поражение, которое нанес японцам американский военно-морской флот у острова Мидуэй в июне 1942 года, отодвинуло нависшую над Индией угрозу вторжения с моря. Японские подводные лодки были меньше немецких, да и боевой дух их команд был не на высоте. Камикадзе, каковых немало среди японских летчиков, не было на подводном флоте. Не могло быть и речи о всеобщем наступлении в восточную часть Индийского океана до тех пор, пока не будет решен вопрос с Германией. Исходя из изложенного мне было совершенно ясно, что, задержись я здесь, путь к профессиональному росту будет для меня закрыт. Совершенствоваться в своей профессии я мог только дома, на Западных Подходах к нашим островам. Я часто жаловался на боль в груди, которая, строго говоря, могла быть вызвана чем угодно. Не в силах точно определить причину, врачи уже давно порывались отправить меня домой. В конце концов я решил позволить им это сделать. В начале сентября 1942 года я поднялся на борт судна, перевозившего войска.
Судно пришвартовалось в Ливерпуле накануне Рождества. Я провел праздники с семьей, после чего поехал в Лондон в адмиралтейство. К моему немалому удивлению, меня спросили, смогу ли я управлять эсминцем. С замиранием сердца я ответил, что, безусловно, смогу. Через час я вышел из адмиралтейства, получив назначение на эсминец класса S «Шикари». Я не верил своему счастью. Ведь я стал первым в истории военно-морского флота офицером КВДР, назначенным командовать эсминцем.
Я вернулся в Ливерпуль, чтобы нанести визит новому командующему флотом Западных Подходов адмиралу Максу Хортону. О новом адмирале ходило множество самых противоречивых слухов. Одни его ругали, другие хвалили. Но как бы то ни было, созданный адмиралом штаб был чрезвычайно работоспособным и очень эффективным. Он умел подбирать подчиненных, был одним из самых приятных в общении, обаятельных людей, которых мне приходилось встречать, но вместе с тем мог проявить неоправданную жестокость к тем, кто ему мешал. У Гойи есть картина под названием «Великий инквизитор», персонаж которой чем-то напоминал нашего адмирала. Несколько позже я узнал о некоторых его слабостях. Он любил – действительно любил – горячо, искренне, всем сердцем, то, чему сам дал жизнь. Это северное патрульное соединение, которым он командовал с начала войны до декабря 1939 года, подводный флот (январь 1940 года – ноябрь 1942 года), флот Западных Подходов (ноябрь 1942 года – конец войны).
Эти боевые соединения, достигшие под его командованием выдающихся успехов, были для него и любимой женой, и обожаемыми детьми. Когда последнее из них прекратило свое существование, этот человек не смог жить дальше. Свое последнее детище он пережил всего лишь на шесть лет. Никто из видевших его накануне победы и представить себе не мог, что адмирал Макс Хортон так мало протянет в отставке, в которую он ушел после того, как флот Западных Подходов был расформирован.
Достижения Макса Хортона в группе флота Западных Подходов можно назвать уникальными, но при этом нельзя отрицать наличие элемента везения. Адмирал Хортон принял командование как раз в то время, когда многие жизненно важные реформы, начатые его блистательными, хотя и несколько менее известными предшественниками, начали приносить плоды. Флот Западных Подходов даже по самым высоким стандартам был на удивление высокоэффективен. Адмирал сэр Перси Нобл задолго до Макса Хортона создал первоклассную организацию, а его предшественник адмирал Данбар-Насмит – тот вообще начинал на пустом месте и, несмотря на трудности, построил прочный фундамент, на котором позже и было воздвигнуто великолепное здание. Бесполезно строить догадки относительно того, как сложились бы дела, если бы эти три великих офицера пришли на свой пост в другом порядке. Рискну предположить, что итог получился бы прежним. Макса Хортона я знал лучше других, потому что до этого был еще слишком мелкой сошкой.
За 15 месяцев моего отсутствия произошли заметные перемены. Старые командиры эскортных групп сменились новыми – у человеческой плоти тоже существует предел усталости. Говард-Джонстон получил звание капитана и продолжал работать в адмиралтействе. Новый командующий привел с собой новых офицеров, многие из которых были, как и он, бывшими подводниками. Созданная им тактическая школа под руководством капитана Робертса уже приступила к отработке генеральной тактики борьбы с немецкими подводными лодками. На этой стадии войны они охотились «волчьими стаями» и наносили колоссальный ущерб, если пробивались внутрь конвоя. Полагаю, секрет Макса Хортона заключался всего лишь в следующем: он видел, что командная работа одних групп дает превосходные результаты, другие действуют куда менее эффективно. Являясь активным сторонником наступательных действий, он сделал вывод, что секрет успеха защиты лежит в тактике нападения.
Справедливости ради следует заметить, что нехватка современных кораблей, квалифицированных офицеров и опытных команд не позволила предшественникам Макса Хортона перейти от обороны к нападению, как бы они к этому ни стремились. Основное достижение Макса Хортона заключалось в том, что он сумел с помощью своей тактической школы соединить лучшее в тактике каждой группы и на основе этого создать «Инструкции для конвоев», которые многие годы служили верой и правдой. Таким образом, защитив свои конвои, он сделал следующий шаг и приступил к уничтожению противника, создав из новых строящихся кораблей группы поддержки, великолепно проявившие себя. Кульминацией успеха можно считать действия группы под командованием самого выдающегося из всех командиров эскорта – капитана Ф. Дж. Уокера.
Я нанес визит адмиралу Хортону. Он сказал, что «Шикари» стоит на ремонте в Белфасте, а я должен пройти курс тактического обучения и приступить к командованию ровно через месяц. Кроме того, он сообщил, что собирает все эсминцы класса S в одну быстроходную группу. Естественно, сообщение меня заинтересовало. Захотелось узнать, кто станет старшим офицером. Не успел я задать вопрос, потому что беседа была прервана появлением офицера флота «Свободной Франции». Он принес карту, которую адмирал некоторое время молча рассматривал. Когда офицер ушел, адмирал обернулся ко мне:
– Райнер, у этого человека в кармане был пистолет?
– Да, сэр. Он, по-видимому, не знает разницу между французским адмиралом и британским.
Беседа продолжалась довольно долго. Я сознавал, что адмирал хочет составить обо мне более определенное мнение, но никак не мог понять, почему он уделяет мне так много времени. Все объяснилось
