партии в такое время, как сейчас? «Уоркер»[14] в финансовом отношении зависит от национальной штаб-квартиры. Приближаются президентские выборы, мы готовимся к национальному съезду. Со стороны ваших нью-йоркских товарищей это очень опрометчивое и поспешное решение. Я не позволю такому жулику, как Ризель, причинить вред нашему секретарю Гэсу Холлу и нашей партии. Я обращусь к самым высоким инстанциям в Центральном Комитете, чтобы отменить это решение.
— Сожалею, — сказал сотрудник КГБ, — но ничего поделать не могу. Нью-йоркские товарищи имеют право принимать решения, когда дело касается безопасности операций, и такие решения всегда окончательны.
— Не все так просто, — заявил Джек. — Я не поеду домой, пока это решение не будет пересмотрено. Именно этого ожидал бы мой генеральный секретарь.
Зазвонил телефон, прерывая разговор. Кубинцы выдали визу, и Джеку нужно было через два часа прибыть в аэропорт. Теперь он страшился своей поездки на Кубу и еще больше — возвращения в Москву после визита к Кастро. Он не мог уклониться от поездки, не вызвав еще больших подозрений. Но мог попытаться спасти жену. Пакуя чемоданы, он рассказал Роз о том, что произошло, и приказал ей покинуть Советский Союз ближайшим авиарейсом. Когда они прощались, Джек подумал, что может никогда больше ее не увидеть.
Тем временем в Соединенных Штатах ФБР расследовало утечку информации. Поиски привели к старшему помощнику Дж. Эдгара Гувера, который таким образом пытался снискать себе расположение прессы и Конгресса. Помощник почти ничего не знал о «Соло», но видел доклады Гуверу, в которых говорилось о наличных долларах, нелегально переправляемых в Нью-Йорк. Поскольку его нельзя было привлечь к судебной ответственности или уволить без того, чтобы не скомпрометировать операцию, его предупредили, чтобы он молчал и на какое-то время вообще исчез. ФБР позаботилось, чтобы те сотрудники Бюро, кто имел дело с прессой, Конгрессом или другими правительственными учреждениями, были в полном неведении об операции «Соло». Антикоммунистам в Конгрессе ФБР заявило:
— Было бы просто замечательно, если бы это оказалось правдой. Но мы не в состоянии предъявить ни одного свидетеля, который может это подтвердить.
Бюро не сказало, что таких свидетелей нет; оно заявило, что не может их предъявить. В конце концов ФБР удалось исподволь убедить в искренности своей информации нескольких конгрессменов и их помощников, которые в Вашингтоне имели контакты с Советами.
После первой публикации этой истории ею больше не заинтересовалась ни одна газета. Гроза миновала, хотя Джек в Гаване понятия не имел, что они с женой теперь в безопасности. Кубинцы разместили его на небольшой уютной вилле. На второй день ему нанес визит вежливости Рамон Кальсинес, молодой член Президиума, ответственный за отношения с зарубежными коммунистическими партиями. Он сказал, что Кастро известно о его прибытии и он с нетерпением ожидает встречи, как только позволит напряженный рабочий график. Кальсинес добавил, что Кастро не придерживается строгого рабочего распорядка и может назначить встречу в любой момент, днем или ночью, поэтому Джеку следует оставаться на вилле, пока не поступит приглашение.
За восемь месяцев до этого Холл направил ветерана партии Беатрис Джонсон своим представителем в Гавану, чтобы обеспечить постоянное взаимодействие между американской и кубинской компартиями. Она приехала на виллу Джека на третий день. Вид у нее был утомленный и не слишком опрятный, она принялась рассказывать о своих нескончаемых мытарствах. Кубинцы поселили ее с маленькой дочерью в трущобах; в доме нет ни холодильника, ни вентилятора, и ей приходится хранить продукты в ящике со льдом у товарища, который живет в шести кварталах. Ее личные сбережения и деньги, которые выделила партия перед отъездом сюда, иссякли. Она влачит жалкое существование на гроши, которые получает за мелкие подработки в кубинской компартии. Симпатизирующие китайцам американские ультралевые непрерывно одурманивают кубинцев злобными наветами на американскую компартию, а ей так и не удалось встретиться с Кастро или с кем-нибудь еще из первых лиц. Кубинцы ею «помыкают, грубо обращаются и держат в изоляции».
Похоже, разговор о своих несчастьях с Джеком, которого она знала еще по Нью-Йорку, придал ей бодрости и энергии. Излив душу, она обстоятельно познакомила его с ситуацией на Кубе. Каждый вечер они вместе ужинали у него на вилле, и он привык полагаться на ее мнение. После недели молчания Кастро Джонсон сказала ему, что некоторые ждут месяцами. Она посоветовала Джеку написать Кастро прочувствованное письмо о срочной необходимости с ним посоветоваться. Он так и сделал и послал письмо Рене Ватьехо, близкому другу и доверенному лицу Кастро.
Несколько дней спустя, поздно вечером, Кастро и Вальехо приехали на виллу. Как и в Москве, Кастро был настроен весьма радушно, а льстивое приветствие, которое Джек передал ему от Холла, расположило его еще больше. Когда Джек вручил ему письмо от Холла, Кастро спросил:
— Мне прочитать его сейчас или взять с собой?
— Содержание письма может вызвать у вас вопросы, поэтому лучше прочитать его сейчас, — ответил Джек.
Кастро долго и внимательно читал письмо, а потом с чувством сказал:
— Это один из самых замечательных документов, которые я когда-либо читал, я говорю это искренне. Я всегда буду помнить и хранить его.
Джек начал с того, что от имени Холла спросил, чем американская компартия может помочь Кубе:
— Что мы, как партия, можем сделать, чтобы наши отношения стали более тесными? Меня также интересует, не желаете ли вы встретиться с нашим представителем. Она находится в Гаване восемь месяцев и пока что не смогла встретиться с вами.
Кастро резко поднялся с кресла и воскликнул:
— Вы хотите сказать, что она здесь уже восемь месяцев! Каким образом? Как такое возможно?
— Видимо, возможно, потому что кто-то препятствует встречам с вами. Она пыталась добиться такой встречи, и пыталась очень усердно.
Через пятнадцать минут к ним в комнату привели Беатрис, наспех одетую, с ребенком на руках. Кастро учтиво представился, пригласил ее сесть и принять участие в беседе. Джек рассказал о том, как прокитайские радикалы и на Кубе, и в Соединенных Штатах прилагают усилия, чтобы не допустить сближения американской и кубинской компартий, и сокрушенно добавил, что до некоторой степени они в этом преуспели. Он отметил, что его партия не имеет возможности посылать свою литературу на Кубу, в то время как троцкистская, ультралевая литература наводняет Гавану в огромных количествах.
Кастро снова вскочил с кресла, напугав присутствующих.
— Я ни разу об этом не слышал! — вскричал он с неподдельным гневом. — Я впервые слышу о людях, которые распространяют слухи, направленные против нас с вами. Где они, эти люди? Я хочу знать.
Джек ответил:
— Товарищ Кастро, я проделал долгий и трудный путь, чтобы встретиться с вами. Наша партия глубоко озабочена тем, чтобы моя миссия увенчалась успехом. Я рад, что наша встреча состоялась. Все члены нашей партии испытывают к вам величайшее уважение. Давайте не будем портить нашу встречу. Пусть эта встреча будет дружеской и сердечной. Да, я скажу вам, кто эти люди, я назову их поименно. Эти лица будут перечислены в официальном письме, подписанном генеральным секретарем Холлом. Наш товарищ здесь, Беатрис Джонсон, передаст его вам через несколько дней. Но куда важнее вопрос, как нам лучше всего осуществлять контакты.
— Я предоставлю вам возможность контакта на уровне, выше которого я не знаю, — сказал Кастро. — Этим контактом буду я сам, вместе с вашей Беатрис Джонсон. Мой соратник Рене Вальехо будет выступать в качестве посредника. Они смогут без помех оперативно связываться друг с другом. Именно так мы и будем действовать.
Затем он приказал Вальехо дать Беатрис свой адрес и номер телефона и записал ее адрес и телефон.
— Что касается литературы, — сказал он, — то американская компартия может посылать все, что угодно, через кубинскую миссию при ООН.
Успокоившись, Кастро спросил Джека:
