В результате этих постоянных контактов и стратегических совещаний чикагское и нью-йоркское отделения всегда знали, чем занимаются другие. Бойл всегда держал Берлинсона и Лантри в курсе поездок и находок Морриса. Они, в свою очередь, информировали его обо всем, что знали о КГБ, его персонале, оборудовании и методах. Как верно отметил Джек, если у КГБ однажды что-то получается, то эти действия неизменно повторяются в других местах. Поэтому знания оперативной техники, полученные в Нью-Йорке, будут полезны для контрразведывательных отделений по всей стране.
Присутствие Холла помешало Международному отделу провести с Моррисом ежегодное рассмотрение бюджета во время его последнего визита в Москву, и Моррису пришлось еще раз возвращаться туда в январе 1967 года.
— Я хочу, чтобы вы кое-что просмотрели, — объявил ему Пономарев, положив перед ним пачку бумаг. Моррис с испугом увидел, что это были американские разведывательные сводки, содержавшие предоставленную им самим информацию о действиях американской компартии.
— Это серьезно, — заметил Пономарев. — Как это могло случиться?
— Не знаю. Очевидно, где-то есть утечка, нужно ее ликвидировать. Можете сказать, откуда они у вас?
— Кто-то их бросил во двор нашего посольства в Вашингтоне.
— Тогда это может быть провокацией.
— Может быть и так. Но информация точная, верно?
— В общем, да.
Моррис с радостью почувствовал, что он вне подозрений и что Пономарев волнуется, а не обвиняет его. Однако сам он был очень зол и напуган.
ФБР оценило этот случай как провал. Вообще-то там любили проводить так называемые «приманочные» операции против КГБ и ГРУ, то есть дразнить русских, выставляя перед ними напоказ кого- то из своих и заставляя их пытаться его завербовать. Отделение в Вашингтоне, где ничего не знали о «Соло», как раз проводило такую операцию под названием «Тарпро». Сначала кто-то неоднократно подбрасывал документы в советское посольство. Затем туда явился некий флотский офицер, который заявил русским: «Слушайте, я тот, кто доставлял вам все эти документы, и могу принести еще больше, если мы сторгуемся». Тем, кто готовил материал, выбранные документы не показались особенно важными, и не было никаких указаний, что они получены из крайне засекреченного источника. Такие документы могли быть делом рук любого информатора в партийных рядах. (В дальнейшем вся информация, полученная «Соло», была признана особо важной, и ее распространение строго ограничили.)
Во время последнего разговора перед отлетом Морриса из Москвы в январе Пономарев искренне говорил о проблемах, занимавших Советский Союз и мировое движение. Он считал безнадежным восстанавливать отношения с Китаем; Кастро становился реальной проблемой, а его интриги в Латинской Америке приносили обратные результаты; к тому же начинались неприятности в Чехословакии. Советская экономика испытывала все большие трудности. Сельскохозяйственные реформы, предложенные Брежневым, еще не принесли результатов; русским приходилось закупать зерно, продукты и технику на Западе, но у них мало было твердой валюты. Холл запросил у Брежнева на 1967 год ассигнования в миллион семьсот сорок тысяч долларов; Пономарев смущенно сообщил, что русские могут предоставить только миллион. На этот раз, повторяя свою остроту «мы можем дать вам столько танков и самолетов, сколько захотите, но у нас нет денег», — он не улыбался.
В апреле 1967 года КГБ вызвал Джека в Москву для официальных переговоров, которые имели прямое отношение к делу. В это время из Москвы операцией «Морат» управлял офицер КГБ Владимир Казаков, занявший это место еще в Соединенных Штатах и великолепно говоривший по-английски. Тоном, не выказывавшим ни дружелюбия, ни враждебности, он объявил, что хочет обсудить с Джеком детали операции.
Берлинсон и Лэнтри предвидели, что когда-нибудь КГБ может спросить у Джека, что он делает с советскими деньгами, и предложили подумать над ответом. Джек предложение отверг:
— Такая чепуха их не интересует. Не стоит беспокоиться.
Но первый же вопрос, который задал Казаков, был:
— После того как наш товарищ передает вам деньги, что вы с ними делаете?
Джек понял, что ему предстоит допрос, к которому он абсолютно не готов, и попытался растянуть ответ, чтобы выиграть время: нужно было придумать объяснения необъяснимому и оставить себе пути отступления. Или хотя бы достаточно времени для побега из Советского Союза.
Он делал то, что приказывал его генеральный секретарь (Гэс Холл), то есть давал деньги Моррису. По инструкции Гэса он оставлял какую-то сумму в стене своего подвала на случай, если Гэсу или партии они срочно понадобятся.
— Почему генеральный секретарь сделал хранителем денег Морриса?
Джек перешел в атаку:
— Черт возьми, почему бы вам самому не спросить его? Если вы думаете, что я (непристойность) буду информировать вас о нашем генеральном секретаре, то вы — полный (непристойность). Если вы (непристойность) не можете толком делать свое дело, вы самый большой болван, какого я видел. Холл был признан американским правосудием преступником и дезертиром, который бежал от наказания, был схвачен в Мексике, выдан Штатам и посажен в американскую тюрьму как коммунистический агент. Что бы случилось с ним, если бы ФБР, таможенная служба или нью-йоркская полиция нашли у него дома или в сейфах несколько сотен тысяч долларов наличными? Гэс поручил Моррису вести бюджет партии и заниматься деньгами. Фэбээровцы считают, что Моррис — это дряхлый, бесполезный старикан, и не обращают на него внимания. Таково мое мнение, а (поток непристойностей) товарищи могут решать сами.
Возможно, их беседу записывали, и Казаков вместе с остальными тем вечером проанализировал ответы Джека и подготовил новые вопросы. На следующий день Казаков заметил, что Моррис часто находился вне Соединенных Штатов. Что тогда Джек делал с деньгами?
Джек ответил, что обычно он оставлял их в тайнике до возвращения Морриса. Но бывали и исключения. Часто партии деньги требовались немедленно. Однажды по приказу Гэса его жена Роз передала двести пятьдесят тысяч долларов лично жене Гэса Элизабет. Несколько раз по воскресеньям Гэс сам приезжал к Джеку, чтобы забрать деньги.
Лидеры американской компартии не роботы: они вынуждены подчиняться обстоятельствам. Хотя, как правило, Джек отдавал деньги Моррису, который прятал их и расплачивался по приказу Гэса.
Позднее, во время затянувшегося на неделю допроса, Казаков поднял главный вопрос, который предвидели проницательные умы с Пенсильвания-авеню: многие «наши товарищи» в Нью-Йорке в разное время подвергались слежке; людям свойственно ошибаться и потому многие операции иногда принимали скверный оборот. Как думает Джек, почему за товарищами, участвовавшими в «Морат», никогда не следили и почему все всегда шло как по маслу?
Откуда, черт возьми, Джеку знать? Они с братом всегда занимались своим делом. И, по его мнению, их следовало бы поблагодарить.
Как искусный профессионал, Казаков оставил самый каверзный вопрос напоследок:
— Передавая нашим товарищам микрофильмы, вы давали им также перечень того, о чем там говорится?
— Я давал им краткий перечень.
— Как вы его составляли?
— Я его печатал.
— Но вот этот лист вы не печатали, верно? — И Казаков предъявил свой главный козырь.
ФБР снимало доклады Джека в КГБ на микропленку, а Лэнтри давал ему написанное от руки краткое изложение содержания, которое Джек должен был перепечатывать на машинке. Джек увидел, что вместо напечатанной версии он отдал КГБ листы, написанные Лэнтри.
Казаков пристально смотрел на него, но лицо Джека оставалось совершенно непроницаемым.
— Любому дураку видно, что это написано ручкой.
— Это ваш почерк?
— Нет.
— Тогда кто это писал?
