новая утечка». Затем Лэнтри и Бойл узнали от Стейнбека, что первого мая 1978 года тот же агент давал показания на закрытой сессии комитета Сената по разведке. Стейнбек не знал, что именно рассказал агент, но он получил приказ явиться четвертого мая на обсуждение в комитете незаконных действий ФБР в ходе операции «Соло».
Конечно, Бойл и Лэнтрн совершили множество действий, которые при желании могли считаться незаконными. Они добывали под фальшивыми предлогами медицинские рецепты и авиабилеты, подкупали иммиграционных и таможенных чиновников, чтобы те беспрепятственно пропускали в страну людей, путешествующих под фальшивыми именами по подложным паспортам.
Много лет подряд от лица Морриса и Джека они заполняли не соответствующие действительности налоговые декларации. Так как Моррис и Джек работали на правительство, ФБР установило им жалованье (Лэнтри вспоминает, что они редко получали больше 30 000 долларов в год) и настаивало, чтобы они платили с этого таинственного дохода налог. Лэнтри поинтересовался:
— Как мы объясним источник дохода?
Из штаб-квартиры незамедлительно ответили:
— Это ваша проблема.
Лэнтри решил ее очень просто: получив чек от кассира одного дружественного банка, он прикинул, сколько Джек задолжал по налогам, и отправил эти данные в финансовое управление без всяких объяснений. Бойл заплатил налоги Морриса с более сложными ухищрениями, но так же успешно.
Лэнтри с Бойлом не раз нарушали закон, участвуя в тайной транспортировке, укрывательстве и расходовании многих миллионов незаконных долларов (к 1978 году общая сумма достигала 26 миллионов), с которых налоги уплачены не были.
Разумеется, Бойл и Лэнтри не допускали в своих действиях никакого криминала, и никто из них не получил личной выгоды. Никто также не пострадал, кроме признанных врагов США, ведущих тайную войну против Америки. Обвинять Бойла и Лэнтри в нарушении закона из-за того, что они выполняли свой долг в соответствии с одобренной президентами Америки политикой, — все равно что насмехаться над законом. Но в сложившемся политическом климате не было абсолютной уверенности, что какая-нибудь комиссия или прокурор, ищущие славы и известности, получив шанс, не попытаются посмеяться над законом. Бойл и Лэнтри смогут защититься, только если власти и суд разрешат обнародовать подробный отчет о деятельности «Соло». В любом случае, издержки будут огромными.
Приблизительно в одно и то же время в офисах Чикаго и Нью-Йорка появились агенты из штаб- квартиры и показали Бойлу и Лэнтри письмо. Никто не имел права оставить его у себя или снять копию. Оригинал должен был остаться в министерстве юстиции, а копия — в штаб-квартире ФБР. Но если возникнет необходимость, письмо можно будет изъять.
Письмо было от генерального прокурора Гриффина Белла. Оно гарантировало Бойлу и Лэнтри неприкосновенность и защиту от обвинений по любым действиям в ходе операции «Соло». Никто не просил Белла этого делать. Он сам понял важность «Соло» и по своей инициативе сделал то, что счел верным для США, не думая о какой-нибудь политической или личной выгоде.
Бойл рассказывал:
— В то время мы больше боялись своих приятелей из Конгресса и прессы, чем врагов, так что это письмо согрело нам душу. Мы глубоко признательны Гриффину Беллу за его благородный жест. Теперь я жалею лишь о том, что не смог сохранить копию.[23]
В июне штаб-квартира направила Бойла и Лэнтри в Вашингтон на встречу с высшими чинами ФБР, чтобы обсудить будущее их операции. Разговор получился далеким от оптимизма. «Нью-Йорк тайме» опубликовала еще одну статью с информацией, явно полученной от кого-то, знавшего про «Соло». Пока это не мешало операции, но сколько еще последует утечек? Стейнбек, защищая ФБР от обвинений в нарушении законов, вынужден был открыть комиссии некоторые детали операции, которые Уоннол постарался скрыть в деле Мартина Лютера Кинга. Некоторые детали были очень драматичными — такие обычно рассказывают женам, подругам, журналистам или еще кому-нибудь, кого хочется поразить. У ФБР больше не было уверенности в том, сколько же посторонних узнали про «Соло» и кто именно. Существовала и растущая опасность, что данные об операции просочатся из документов, которые придется предъявить в ходе судебного процесса по закону о свободе информации. Сохранялась угроза попыток комиссий Конгресса доказать виновность ФБР.
Моррис с Евой сохранили достаточную остроту ума и запас знаний, чтобы вести дела с Советами. Однако Моррису исполнилось уже семьдесят шесть и здоровье его было в крайне слабом состоянии, а путешествия в Москву и страны Восточной Европы истощили его силы. Когда Бойл встретился с ним после последней миссии, Моррис страдал болями в спине и говорил почти шепотом. Сколько еще ему удастся сохранять необходимую физическую форму? Сколько он вообще протянет? Сколько еще США будут требовать услуг от так давно работающих на них пожилых людей?
Помощник директора Джеймс Нолан, который председательствовал на совещании, сообщил, что намечается серьезное решение: ФБР больше не будет рисковать жизнью 58-го и 66-го (Евы). Большинство присутствующих одобрительно закивали. Вернувшись в Чикаго и Нью-Йорк, Бойл и Лэнтри впервые начали обсуждать с Моррисом, Евой и Джеком планы сворачивания операции «Соло».
Но двадцать девятого июня 1978 года Стейнбек передал в Чикаго и Нью-Йорк экстренное сообщение: президент и генеральный прокурор отменили решение о прекращении «Соло».
Как профессионал, Бойл сомневался в разумности этого приказа. Как человек, он считал это решение смелым и достойным восхищения. С точки зрения политики Картер и Белл могли потерять все. Отменяя решение ФБР, они брали на себя ответственность за жизни Морриса и Евы; если бы Моррис с Евой провалили миссию и об этом узнала общественность, вину возложили бы на Картера и Белла. Если хотя бы часть данных по операции «Соло» выплывет наружу — если станет известно о сокрытии правительством доказательств того, что Компартия Америки является приспешником Советского Союза, — как отреагируют консерваторы и антикоммунисты? Если Советы обнаружат, что ФБР двадцать лет дурачило их руководство, как отреагируют они? Картер и Белл лично не выигрывали ничего, но полагали, что выигрывает Америка.
Президент или генеральный прокурор могли приказать ФБР продолжать операцию, но только само ФБР могло определить, каким способом это сделать, и двадцать пятого июля Стейнбек передал Бойлу краткое указание из штаб-квартиры: «Никаких поездок».
Бойл сказал Моррису, что им с Евой нужно поддерживать отношения с Гэсом и Элизабет Холл, а также по необходимости встречаться с представителями КГБ в Нью-Йорке. Джек будет продолжать свою деятельность, передавая и принимая сообщения по радио и через тайники и собирая деньги. Но Бюро постановило, что продолжать миссии в Советский Союз стало слишком опасно, так что Моррис и Ева больше не покинут Соединенные Штаты.
Одиннадцатого августа Стейнбек передал новое сообщение. Чтобы избежать угрозы судебного разбирательства, министерство юстиции разослало членам Сената подробное исследование, оправдывавшее деятельность команды «Соло». Это исследование раскрывало ход операции для широкой публики, и ФБР понятия не имело, сколько народу могло с ним ознакомиться. Затем Стейнбек сообщил, что некий отставной агент ФБР, в начале 60-х работавший в Чикаго, пронюхал что-то о «Соло» и теперь болтает об этом на всех углах. Этот тип даже состряпал рукопись, копию которой ЦРУ изъяло где-то в развалинах после джонстаунской резни в Гайане. Так как бывший агент казался не совсем нормальным, до сих пор на него никто не обращал внимания. Но если Советы услышат хоть слово из его рассказов или увидят его рукопись, они могут заинтересоваться и все понять.
Теперь ФБР считало операцию «Соло» слишком опасной, и пятнадцатого сентября штаб-квартира приняла решение ее свернуть. Послушаем Еву:
— Джек, Моррис, Уолт, Джон и я собрались в номере отеля в Нью-Йорке. Уолт и Джон всегда были джентльменами, хотя и довольно крутыми ребятами: при их работе это необходимо. Но для меня они все же оставались ребятами, и я всегда могла по их виду понять: что-то случилось.
Они сообщили нам, что продолжать дело опасно и что Бюро решило завершить операцию, возможно, не сразу, а постепенно. Но это был конец.
Думаю, поначалу мы — Моррис, Джек и я — обрадовались. Понимаете, мы все время боялись. Потом я увидела, что Моррис и Джек стали грустными — ведь это была их жизнь, они любили свою страну и
