Катя подошла.
— Мить. Будешь комната мить… — Офицер жестами показал, что требует помыть полы.
— Гут, гут. — Катя закивала головой.
Она быстро разыскала ведра, тряпки. Вошла в знакомый коридор. С грустью посмотрела на ободранные стены, захарканный пол. Вспомнились школьные годы. Веселые, беззаботные…
Катя принялась мыть пол. Гитлеровцы не обращали внимания на девушку в замасленной кацавейке. В разговорах между собой часто упоминали слово «партизанен». Катя прислушивалась, стараясь понять, почему так возбуждены солдаты.
— Слушай, ты знаешь такую речку Городенка? — обратился к ней один из гитлеровцев, как видно переводчик.
Услышав чистую русскую речь, Катя даже уронила от неожиданности тряпку.
— Городенка? — Она медлила с ответом, стараясь сообразить, зачем нужна фашистам эта маленькая лесная речушка.
— Знаешь или нет? — спросил еще раз переводчик.
— Теперь не пройти к ней. Видите, какая непогода. Вот ударят морозы, тогда можно по болоту выйти на Городенку.
Переводчик что-то сказал офицеру, стоявшему рядом. Офицер рассмеялся, махнул рукой.
Быстро окончив мыть полы, Катя почти бегом направилась к Семеновой. Аня внимательно выслушала подругу, крепко ее обняла и расцеловала:
— Катюша, милая, ты настоящая разведчица! Иди теперь домой и никому… А я сделаю все остальное.
Из подпольщиков только Галя Комлева знала, где находится отряд Бухова. Ей, четырнадцатилетней пионерке, удивительно самоотверженной и смелой девочке, было доверено ответственное поручение — быть связной.
Посылать Галю ночью в непогоду Ане не хотелось. Но другого выхода не было.
— Коля, сбегай за Галкой Комлевой, — попросила она братишку. — Одна нога здесь, другая там.
— Есть, товарищ командир. — Николай проворно соскочил с печки, схватив пальтишко, шмыгнул за дверь.
Вскоре он вернулся со своей одноклассницей. Пока Галя снимала пальто, ботики, Аня подумала, как за это время Галина похудела, изменилась. На вид ей не больше одиннадцати-двенадцати лет. Но глаза словно у человека, прожившего долгую жизнь.
— Галочка, слушай и запоминай! — Семенова рассказала ей, что надо передать Бухову. Велела еще раз повторить. Потом спросила: — Дорогу найдешь?
— Хоть глаза завяжите, — ответила Галя.
До партизанского лагеря от Торковичей было километров семь. Но это если идти днем. А ночью, в метель расстояние увеличивалось вдвое-втрое. Да и из поселка выйти нелегко. Гитлеровцы зорко охраняли все дороги.
Галя сумела обойти часовых и к полуночи, полузамерзшая, добралась до лагеря отряда Бухова. К утру партизаны сменили «местожительство», оставив врагу пустые шалаши да головешки потухших костров…
Много отважных дел было па счету торковичских подпольщиков. Старожилы Оредежа с восхищением рассказывают о праздничном подарке юных героев в день двадцать четвертой годовщины Октября. Поселок украсился красными флагами. А было это так.
Дней за пять до Октябрьских праздников юные подпольщицы собрались у Семеновой. Как обычно, стали заниматься рукоделием. Но что-то не клеилось. Нет-нет да кто-то и скажет: «Как-то Галка?» И сразу становилось тихо и грустно. И вдруг стук в дверь. Аня пошла открывать. Из сеней донесся радостный, счастливый голос:
— Анна Петровна, здравствуйте!
Забыв про конспирацию, девчонки тоже выскочили в сени и начали обнимать подругу.
— Дайте же ей раздеться… Да не шумите так… Не шумите, — урезонивала девчат Семенова.
Галя разделась. Попросила ножницы. Ловко вспорола подкладку пальто. Оттуда выпало несколько пакетов.
— Листовки? Ну ты и молодец, — усаживая девочку, говорила Аня.
— Не пустой же такой путь идти, — лукаво улыбнулась Комлева. — Это поздравление с праздником. Бухов сказал: «Пусть народ знает, что Советская власть и партия рядом».
Девушки стали читать листовку. Всем вспомнилось мирное время: в этот день поселок расцветал кумачом, ярко горели огни клуба, а в каждом доме был накрыт стол, царило веселье.
— Анна Петровна, хорошо бы флаг вывесить, — неожиданно сказала Сусанна. — У нас где-то он спрятан в сарае.
— А верно, девочки, неплохо бы! — поддержала ее Комлева.
«Флаги над поселком! Это здорово! Но где вывесить? К школе не подойти. Там фашисты. Поднять над домами? Гитлеровцы, чего доброго, сожгут дома, а хозяев уж наверняка расстреляют». И все же Аня сказала:
— Хорошо, девочки, подумаем.
Решение неожиданно пришло само. Аня случайно обратила внимание, как младший братишка Колька сильным броском втыкал нож-складушок в дерево. Подумала: «А почему бы так не втыкать железные стрелы с красными флажками? Бросала же я когда-то копье на спортивных соревнованиях».
В тот же день она попросила братишку сделать стрелу из куска толстой стальной проволоки. Он удивился необычной просьбе, пытался узнать, зачем Ане понадобилась такая пика. Но она лишь отшутилась:
— Ворон буду бить на жаркое.
А вскоре Николай увидел совсем непонятное — Аня, взрослый, серьезный человек, забавлялась тем, что меткими бросками поражала дверь на старом сарае. Сначала метров с трех, потом с пяти…
Коля не выдержал, подошел и попросил:
— Дай-ка мне…
У него броски получались еще лучше. И Аня сказала:
— Потренируйся. Пригодится…
Колька почему-то подумал: «Может, так можно и в фашистов бросать, если сделать пики потяжелее, как у буденовцев».
…Целый день кузнец деревушки Надбелье Жуббе ковал железные прутья, заострял на точиле концы. И все думал: «Зачем прутья понадобились старосте? Неужели оккупанты вместо шомполов будут пороть ими людей?» При этой мысли старик вздрагивал, словно ему самому поручили кровавую расправу.
Вечером кузнец отправился домой. А на следующий день обнаружил, что больше половины прутьев исчезло. Невесело подумал: «Ну, теперь жди — на отсидку пригласят». Однако староста хотя и сильно шумел, а отпустил с миром. Никто в ту осень в деревне не знал, что староста связан с партизанами и часто выполняет задания подпольного райкома партии.
В ночь на 7 ноября 1941 года над Торковичами заполыхали, как пламя, алые флаги. Гитлеровцы заметили их, когда весь поселок уже налюбовался праздничным подарком юных подпольщиков.
На крыши административных зданий полезли солдаты и полицаи. Но сорвать флаги было нелегко. Железные штыри, брошенные чьими-то сильными руками, глубоко вонзились в дерево, а крыши обледенели…
Торковичское молодежное подполье действовало полтора года. В начале второй военной зимы начальнику тайной полевой полиции Оллеру попалась ниточка, которая привела жандармов в дом Комлевых. Вслед за Галей были схвачены Катя Богданова, Сусанна Яковлева, Лена Нечаева, Тася Яковлева. Им предъявили обвинения в деятельности, направленной против германского государства и его армии.
