главное — не оказаться обезображенной.
— Именно от этого я и хотел вас застраховать, — любезно поясняет Сеймур. — Случись авария при той скорости, с какой я гнал машину, вам бы ни за что не уцелеть.
И тут происходит нечто сверхъестественное. В разговор вступает Грейс.
— Раз уж вы оба такие смельчаки, то мне кажется, что мы могли бы заглянуть в одну из этих дыр, — замечает она, очевидно имея в виду матросские бары. — Говорят, там не столько пьют, сколько бьют.
— Басни, — презрительно бросает Сеймур. И, обращаясь ко мне, спрашивает: — Что вы на это скажете, Майкл? Виски, я полагаю, везде одинаково. И потом, сегодня нам сам бог велел подчиняться женским прихотям.
В районе Ньюхауна нижние и подвальные этажи старых домов вдоль канала сплошь отданы под кабаки. Лишь изредка тут попадаются лавчонки, где за небольшую плату тебе могут вытатуировать на руке, на спине либо на груди китайского дракона, морскую сирену ли голую женщину. Все здешние кабаки разнятся лишь цветом неоновых вывесок, поэтому мы заходим в первый попавшийся.
Быть может, этот бар работает по какому-то своему расписанию или просто-напросто дела его слишком плохи, потому что в полутемном помещении почти пусто. У стойки на высоких стульчиках скучают три унылые проститутки, а в одном углу за столиком, заставленным пивными кружками, сидят четыре матроса. Заведеньице, прямо скажем, не ахти, но раз уж мы вошли, что делать — направляемся в другой угол.
Хозяин заведения, выступающий в роли старого морского волка, если судить по его матросской тельняшке, тут же подбегает к нам с заискивающим «что вам угодно?». Грейс и Дороти нерешительно переглядываются, так как женщины никогда со всей определенностью не могут сказать, чего им угодно, однако Сеймур мигом решает процедурный вопрос:
— Бутылку «Балантайн» и содовой.
— Целую бутылку? Вас сегодня просто не узнать, Уильям! — замечает дама в розовом.
— В принципе, я ненавижу пьянство, — поясняет Сеймур, обращаясь не столько к Дороти, сколько ко мне. — Но порой мне хочется надраться до положения риз, чтобы возненавидеть его еще больше.
Проходит несколько минут, и на столе появляется бутылка виски, содовая и ведерко со льдом. И для подтверждения своих слов наш собутыльник, по традиции плеснув дамам и мне понемножку, наливает свой бокал чуть не до краев.
— Ваше здоровье, Дороти, — произносит он. И, отпив глоток, добавляет: — Все же невероятно, что при вашей жизни, полной риска, вы до сих пор не застраховались.
— Единственное, что мне хотелось бы застраховать, так это молодость, — замечает дама в розовом и тоже поднимает бокал. — Но поскольку это невозможно… и молодость безвозвратно уходит, на все остальное мне наплевать, поверьте, Уильям!
Сеймур хочет что-то сказать в ответ, но в этот миг заведение наполняется оглушительным воем твиста. Два здоровяка из компании напротив подходят к музыкальному автомату и опять заряжают его монетами — значит, утихнет не скоро. Покончив с выработкой музыкальной программы, верзилы лениво проходят мимо стойки. Со стульчика слезает увядшая красотка и пытается увлечь одного из матросов в танец, но тот молча отстраняет своей лапищей угодливо улыбающееся лицо. Двое продолжают путь в нашу сторону, останавливаются и жестами дают понять, что им хочется потанцевать с Дороти и Грейс. Но так как никто не обращает на них внимания, они бесцеремонно хватают дам за руки с явным намерением увести их силой.
— Майкл, избавьте меня, ради бога, от этого грубияна, — произносит Дороти с чувством досады.
Расстояние между мною и упомянутым грубияном едва ли больше метра, поэтому я встаю и без особых усилий резким движением отталкиваю лапу матроса. Для него это не было неожиданностью, и его левый кулак мгновенно устремляется к моему лицу, однако, успев отстраниться, я тут же наношу противнику довольно точный удар в живот. Вес у меня, между прочим, восемьдесят килограммов без одежды, а удар мой образует, полагаю, не менее шестидесяти, поэтому я не удивляюсь, что грубиян, скорчившись вдвое, летит кувырком.
Другой верзила оставляет Грейс и, не дав мне отдышаться, занимает место первого. И он тоже получает свое — бутылку виски в физиономию, которую я посылаю точно в цель. Ослепленный струей алкоголя и заливающей глаза кровью, матрос, пошатываясь, отходит к соседнему столику и, опершись на него, погружается в то смутное состояние между жесткой болью и обмороком, какое мне самому не раз приходилось испытывать. Во всяком случае, он пока в счет не идет. А вот остальные двое из той же компании уже спешат на помощь своим пострадавшим дружкам. Один из них хватает по пути пивную бутылку, ударом об угол стола отбивает ее нижнюю часть и с этим устрашающим оружием идет на меня. Опершись спиной о стену, я с голыми руками жду двух устремившихся ко мне верзил. Часть моего сознания выбирает в качестве оборонительного средства ближайший стул, другая же часть с бесстрастием стороннего наблюдателя оценивает обстановку. Сидящие у стойки проститутки следят за происходящим почти со спортивным азартом, словно за ходом матча. Хозяин заведения побежал позвать кого-нибудь, хотя помощь все равно придет слишком поздно. Сеймур все так же спокойно сидит на своем месте, как будто вокруг ничего особенного не происходит. На лице Грейс тоже всего лишь безучастное внимание. И только Дороти, если судить по ее расстроенному виду, вероятно, сочувствует мне и с тревогой глядит, чем же все это кончится.
А чем кончится, угадать нетрудно, поскольку я вижу, как матрос, выставив вперед бутылку-трезубец, медленно идет на меня, следя за каждым моим движением. Этот наглый тип совсем недавно, может быть вчера, участвовал в другой подобной потасовке, потому что у него большая ссадина под бровью и явно подбитый кроваво-красный глаз. Более безобидным от этого он не кажется. Напротив. Однако в данный момент меня тревожит не столько он, сколько поведение его дружка. Тот выхватил из кармана какой-то предмет, щелкающий у него в руке, — знакомый сухой щелчок издает пружина, выбрасывающая вперед узкое лезвие ножа. Верзила владеет ножом с профессиональной сноровкой. Локоть у него прижат, большой палец покоится на обушке лезвия.
Мало того, опирающийся о стол матрос уже приходит в себя. Все это никак не похоже на обычный кабацкий фарс. С двух сторон на меня медленно и упрямо наступают бутылка-трезубец и нож. Оба хулигана достаточно трезвые, чтобы не промахнуться, и достаточно пьяные, чтобы не думать о последствиях. Если я замахнусь стулом на верзилу с бутылкой, мой живот тотчас ощутит острие ножа. Единственная надежда на то, что я сумею вовремя отскочить в сторону, чтобы уклониться от удара, но беда в том, что я почти зажат в углу и отскакивать-то особенно некуда.
Два матроса подходят все ближе, они уже в трех шагах от меня. Люди вокруг застыли в неподвижности, лишь музыкальный автомат упрямо горланит назойливую мелодию твиста. В этот момент мне все тут кажется таким нелепым — и эти две крадущиеся фигуры, похожие на горилл, и их оружие, страшное своей примитивностью, и мое отчаянное положение человека, зажатого в углу; мне не раз приходилось бывать в отчаянном положении, но во всех случаях это был результат моих настойчивых попыток чего-то достичь, все имело какой-то смысл, но то, что разыгрывается сейчас…
Человек с бутылкой достиг той черты, которую я мысленно провел, и я молниеносно хватаюсь за стул, механически отмечая в то же время, что теперь и Сеймур кидается в бой с другой стороны. Он словно саблей ударяет по шее стоящему у стола, валит его с ног и бросается на обладателя ножа, а я разбиваю стул о голову того, что с бутылкой. В это время появляются трое полицейских с хозяином кабака во главе. Дальнейшие события развиваются без особых осложнений. Свидетельства хозяина и проституток, а главное, наш вполне благопристойный вид — в нашу пользу, так что грубиянов быстренько выталкивают вон и уводят в ближайший участок.
— Для социолога вы недурно деретесь, — тихо говорю Сеймуру.
— Социологом я не родился, дорогой Майкл, — невозмутимо отвечает Сеймур. И, кинув последний взгляд на поле брани, добавляет: — Не везет мне в питье. Как только задумаю надраться как следует, обязательно случится что-нибудь непредвиденное.
Сеймур оставляет нас у входа в «Англетер». Уже темно.
— Загляните ко мне минут через десять, Майкл, — говорит Дороти, выходя из лифта.
Пятнадцать минут спустя стучусь в дверь ее номера, однако никакого ответа.
Проходит еще полчаса, я делаю еще одну попытку.
— Войдите! — слышу знакомый голос.
