спину. Но у меня такое чувство, что мои американские знакомые могут зайти ко мне в отель, и затевать игру в прятки не следует. Так что снова приходится прибегать к этому разорительному виду транспорта — такси. Мои американские знакомые… Их двое. Больше не слышно разноязычной речи в кулуарах конгресса, на приемах нет больше пестрого сборища у Тейлоров, нет Дороти. Нет ни глухого Хиггинса, ни потного Берри. Светская суета и сентиментальные сцены незаметно сменились покоем и одиночеством. Словно какой-то незримый режиссер вводил в мою жизнь одно за другим действующих лиц и, после того как они проваливали свои роли, устранял их.
И вот теперь из всей труппы остались только мы вдвоем с режиссером, если исключить Грейс, которая вчера уже не явилась на нашу встречу. Словом, все утихло и успокоилось, только эта их тишина совсем меня не успокаивает, потому что чует мое сердце, что это затишье перед бурей.
Кое-кто мог бы сказать, что до сих пор все шло вполне естественно и нечему, мол, удивляться, если в большом городе одни уезжают, другие остаются. Слишком даже естественно, добавил бы я. Но когда эти естественно развивающиеся события следуют определенной логике, это уже наводит на размышления. У Сеймура уверенный почерк, и он умеет, не допуская «правописных» ошибок, выписывать внешне невинные завитушки, однако это не мешает мне проникать в их скрытый смысл. И констатировать, что упускаю время, хотя я в этом и не виноват. Было бы идеально, если бы я уже сложил свой чемодан, зарегистрировал билет на самолет или даже летел в обратном направлении. А я все еще не установил адреса Тодорова и все еще не уверен, ступала ли вообще когда-либо нога какого-нибудь Тодорова в том шестиэтажном доме, или дом служит лишь ловушкой для таких, как я.
Такси останавливается возле стеклянной двери отеля «Кодан». Расплатившись с шофером, выхожу из машины и направляюсь к входу. Вдруг с противоположного тротуара меня окликает Грейс:
— Мистер Коев!
Перед «плимутом» Сеймура стоит секретарша, а за рулем невозмутимо восседает сам владелец.
— Вы сегодня, кажется, убежали из библиотеки, а вот от нас вам убежать не удастся, — тихо говорит Сеймур, через окно протягивая мне руку.
— У меня и в мыслях не было убегать из школы, — возражаю я и в качестве вещественного доказательства показываю томик, озаглавленный «Миф и информация». — Видимо, мы просто разминулись.
— Ваше мнение мне очень интересно, — признается американец, бросив взгляд на томик. — Суетность мне чужда, но все же приятно знать, что хоть один человек полистал твою книжку. Смотрите, с тех пор как вышла в свет, она, вероятно, еще не раскрывалась.
К книге и в самом деле еще не прикасались человеческие руки, и боюсь, что она и дальше будет хранить свою девственность.
— Мы приготовили для вас сюрприз, — объявляет своим бесцветным голосом Грейс. — Поедемте на пляж.
Сюрприз совсем в другом — и я в первый же момент это заметил, хотя делаю вид, что ничего особенного не вижу. Секретарша в очень коротком и очень элегантном летнем платье, с голубыми и белыми цветами, в туфельках на высоком каблуке, красиво причесана, а самое главное — стеклянно-роговая бабочка очков больше не сидит у нее на носу. К новым элементам туалета следует прибавить кое-что из того, что она до сих пор прятала: сине-зеленые глаза, полуобнаженная грудь и бедра, до того стройные, что начинает казаться, будто Грейс взяла их где-то напрокат.
Я сажусь на место смертника ввиду отсутствия Дороти, секретарша устраивается сзади.
— Идея поехать на пляж целиком принадлежит Грейс, — уточняет Сеймур, как бы извиняясь.
Включив зажигание, он, как обычно, рывком трогается с места, но, поскольку, как уже было сказано, Дороти нет в машине, придерживается разумной скорости.
— Если хотите, мы можем пообедать на пароходике, — предлагает американец после короткого молчания. — Говорят, там весьма недурно готовят. И потом небольшая прогулка…
— О нет! Сыта по горло морскими прогулками, — решительно возражает секретарша. — Поедемте на пляж!
— Вам хочется показать нам свою фигуру, дорогая! — любезнейшим тоном поясняет Сеймур. И, обращаясь ко мне, продолжает: — Моя помощница начинает проявлять не свойственное ей тщеславие, Майкл. Не знаю, то ли это влияние Дороти, то ли вы оказываете на нее такое действие.
— Вы мне льстите, Уильям. Насколько я понимаю, мужчина, способный переменить вкус женщины, еще не родился.
— Может, это покажется вам нахальством, но я попрошу вас найти другую тему для разговора! — подает голос Грейс.
Как я уже не раз мог заметить, секретарша держится с Сеймуром не как с шефом, исключая, может быть, те случаи, когда она выполняет обязанности по службе, как было, к примеру, на симпозиуме. И, что более странно, шефа это нисколько не беспокоит.
— Ее задело… — говорит американец как бы про себя. — Еще одна новость.
Насколько я разбираюсь в медицине, люди сперва идут на пляж, а потом уже обедают. У моих же спутников получается наоборот. Мы хорошо поели в небольшом ресторанчике и лишь после этого отбываем на море.
Пляж на Бель Вю со своими белыми палатками напоминает поселение индейцев. Эти палатки здесь именуют вигвамами за их форму. Хотя время клонится к вечеру и ветер устрашающе треплет стенки палаток, мы втроем далеко не единственные «индейцы» в этих местах. Множество горожан обоего пола, лежа на песке или на травке, наслаждается субботним днем, который бывает только раз в неделю, и теплым солнышком, которое заглядывает сюда и того реже.
Сеймур снимает три вигвама, и я втискиваюсь в один из них, чтобы проверить, налезут ли на меня плавки, купленные по пути на пляж. Когда после удачной примерки я выхожу наружу, то застаю на песке только Грейс, лежащую на голубом банном халате. Хотя эта женщина явно не в ладах с модой, она все же понимает, что голубое ей идет.
— А где Уильям?
Секретарша кивает в сторону моря. Американец успел погрузиться до плеч в воду. Какое-то время он стоит неподвижно и смотрит в нашу сторону, но расстояние не позволяет установить, то ли он глядит именно на нас, то ли просто созерцает панораму берега. Потом он поворачивается к нам спиной и размеренными движениями опытного пловца удаляется в море.
С синеющего водного простора мой взгляд перемещается на золотистую полоску песка, точнее, в тот его сектор, где возлежит Грейс. Если бы два дня назад кто-нибудь сказал мне, что эта стройная, безупречно изваянная фигурка принадлежит Грейс, я бы счел его ненормальным. Только никакой тут ошибки нет: лежащая на голубом халате грациозная красотка — не кто иной, как мужественная секретарша Уильяма Сеймура, автора книги «Миф и информация». Интересно, осмелится ли этот автор утверждать, что лежащее передо мной существо — тоже миф.
Грейс ощущает на себе мой изучающий взгляд, но, вместо того чтобы смутиться, прозаично бросает мне:
— Садитесь же, чего торчите!
Она уступает мне часть своего халата.
— Вы вчера не обедали с нами. Вас что, не пригласили? — спрашиваю, лишь бы не молчать.
— Пригласили, только так, чтобы я не пришла.
И оттого, что признание совпадает с моим предположением, оно звучит неожиданно.
— Вам меня недоставало? — в свою очередь любопытствует Грейс.
— Очень.
— В том смысле, что мое присутствие спасло бы вас от неприятного разговора?
С этой женщиной надо быть поосторожней. Как говорит Сеймур, она так легко угадывает ваши мысли, что это становится опасным.
— Вы переоцениваете мой практицизм, — пробую я возразить. — И недооцениваете себя.
Я снова перевожу взгляд на гармоничные формы, находящиеся в непосредственном соседстве.
— Вы слишком бесцеремонно меня изучаете, — безучастно роняет женщина.
— Чисто научный интерес.
