— Вот именно, вы принимаете меня за обманщицу, которая наивно воображает, что ей удастся обвести вас вокруг пальца.
Она идет дальше по пустынному, освещенному неоном тротуару. Прямо перед нами на темном небе отчетливо выступает остроконечная башня городской ратуши, сияющая под лучами скрытых прожекторов. Где-то вдали гудит военный самолет. Какое-то время женщина шагает молча, потом снова говорит:
— Знаю, вы и сейчас мне не поверите, но мне просто осточертела жизнь, где все считают тебя мошенником и настораживаются при виде тебя — и свои, и чужие.
— Охотно верю. Только мир этот не мною придуман.
— Кто его придумал, я не знаю, но вы ведь тоже частица этого мира. Вот послушайте!
Грейс хватает меня за руку и снова останавливается, вслушиваясь в нарастающий гул самолета.
— Слышите? Кружат, таятся, подкарауливают… И в небе, и на земле, и даже у себя в постели… В этом вся их жизнь, смысл всей их жизни…
— А это не просто пустая забава, — возражаю я, потихоньку высвобождая руку. — Решается судьба человечества.
— Да, да, понимаю: и каждый трубит, что именно он спасает человечество. Только не кажется ли вам, что чем шире развертываются спасательные операции, тем больше шансов у человечества взлететь на воздух?
— Похоже, что работа у Сеймура действует на вас губительно, — замечаю я. — Социология, не говоря уже обо всем остальном, толкает вас в трясину пессимизма. Подыщите себе что-нибудь более спокойное.
— На более спокойных местах обычно хуже платят, — поясняет Грейс. — И потом, ненамного они спокойнее. В сущности, Уильям вытащил меня из такого более спокойного места, я должна быть ему благодарна за это…
— Но получается наоборот.
— Выходит, так.
— А вам нечего горевать, не вы одна такая. Человек — неблагодарное животное.
— Сеймур нашел меня в одной экспортной конторе, где я была второразрядной стенографисткой.
— Сеймур занимался экспортом? Экспортом социологии, конечно.
— Он проявил ко мне интерес, но я его отвадила, так как понятия не имела, что он собой представляет, и, может быть, именно потому, что я его отвадила, его интерес ко мне возрос, он взял меня к себе, и я стала получать в три раза больше, чем на старом месте, не говоря уже о разных поездках и обо всем прочем.
Мы сворачиваем на небольшую улицу, где находится отель Грейс. Шум самолета давно заглох где-то далеко над морем, и в глухой ночи раздаются лишь наши неторопливые шаги.
— Вы совсем неплохо устроились, — нарушаю идиллическую тишину. — Не понимаю, чего вам еще надо?
— Не понимаете? Вы способны читать лекции о дружбе и тем не менее не в состоянии понять простых вещей.
— Но ведь у вас приятель что надо. Умен, смел, богат и, как сегодня выяснилось, прекрасного телосложения…
— Вы правы, — кивает женщина как бы сама себе. — Вы и в самом деле ничего не понимаете…
Кафе-кондитерская небольшая, но в ней есть все, что мне в данный момент нужно, — «эспрессо», богатый ассортимент шоколадных конфет и добродушная хозяйка с пухленьким личиком. Поэтому, проинспектировав добрый десяток подобных заведений, я захожу именно сюда.
В это раннее воскресное утро я тут единственный посетитель и, вероятно, еще долго буду оставаться в единственном числе. Зато можно выпить кофе и неторопливо изучить полки с красочными коробками конфет, перевязанными ленточками.
— Я бы хотел послать в подарок коробку хороших конфет, — говорю, подойдя к стойке.
— Понимаете, сегодня воскресенье… — нерешительно отвечает женщина на английском, который ничуть не лучше моего.
— Верно. Но у человека, которому я хочу сделать подарок, именно сегодня день рождения.
Хозяйка кладет тряпку, которой вытирала кофеварку, и кричит в соседнее помещение:
— Эрик!
Потом добавляет:
— Я своего малого пошлю. Какие вам конфеты?
— Что-нибудь очень хорошее.
Оттого что конфеты потребовались очень хорошие, женщина становится сговорчивее. Она снимает с полки три-четыре большие коробки и начинает рассказывать о достоинствах каждого лакомства в отдельности. В этот момент в кондитерскую врывается «малый». Это разбитной двенадцатилетний сорванец со вздернутым носом. Выбрав коробку дорогих конфет, я сообщаю курьеру-практиканту самые необходимые данные:
— Господину Тодорову, Нерезегаде, тридцать пять. Не знаю точно, на каком этаже, потому что он там поселился недавно, но квартиру вы сами найдете.
— Найду, не беспокойтесь, господин, — отвечает курьер-практикант с уверенностью, которая меня радует.
Как гласит моя поговорка, «День без Сеймура — потерянный день». Но в последнее время в моем календаре таких потерянных дней не бывает. Даже в воскресенье, которое по христианскому обычаю считается днем отдыха, Уильям пригласил меня после обеда к нему в гости.
Чтобы отомстить за эту любезность и пораньше ретироваться, я являюсь к нему уже в два часа. Только моя надежда нарушить послеобеденный отдых американца не оправдалась. Открыв мне, незнакомый слуга провожает меня в столовую, обставленную редкой, старинной мебелью, о существовании которой в этой большой и унылой квартире я даже не подозревал. Грейс и Сеймур еще за столом, только что подан кофе.
— О, вы как раз вовремя! — радушно встречает меня хозяин. И обращается к слуге: — Питер, принесите еще кофе и коньяку.
Сажусь за стол, за которым могла бы разместиться еще добрая дюжина людей, и тут же включаюсь в общее молчание. Меня лично молчание никогда не гнетет, особенно если у меня перед глазами такие шедевры, как висящие на стенах столовой натюрморты голландских мастеров: дичь, виноград, персики, апельсины.
— Кулинарная живопись… Гастрономическая лирика… — бормочет Сеймур, заметив мой интерес к картинам.
— Мифы алчущего желудка, — добавляю я.
— Совершенно верно. Поскольку буржуа не может постоянно набивать свою утробу, он это делает визуально. Убитый заяц и бифштекс превращаются в эстетический феномен.
Бесшумно возникает Питер с серебряным подносом и ставит передо мной кофейник и бутылку «Энеси». Его мрачный вид и бесстрастный, словно лишенный жизни взгляд прекрасно гармонируют с окружающей обстановкой.
Обряд кофепития завершается в полном молчании: каждый занят своими мыслями либо старается разгадать мысли других. Грейс и сейчас в своем ослепительном летнем туалете, но держится очень официально.
— Этот стол такой широкий, что, сидя за ним, разговаривать можно только по телефону, — бросает Сеймур. — Давайте-ка лучше перейдем вон туда, а?
После короткой групповой экскурсии из комнаты в комнату мы попадаем в библиотеку. Тут же снова возникает Питер с подносом, ставит на столик бутылки, ведерко со льдом, содовую воду и удаляется. Грейс хочет последовать за ним, но в этот момент Сеймур берет лежащий в кресле том в кожаном переплете и спрашивает у нее:
— Откуда вы вытащили эту книгу?
— Это я ее вытащил, — говорю.
Грейс уходит, а Сеймур не спеша перелистывает книгу.
— «Опасные связи»… Вы для меня ее приготовили или для Грейс? — усмехается он и бросает книгу на
