каждым днем оно разгоралось все сильнее. Может ли она верить, что он испытывает к ней такие же чувства?
Когда Алисия проснулась, она, как никогда прежде, почувствовала уверенность в правильности выбранного ею пути. Она любила Сент-Луис, и своего отца, и Бекки с Огастом, и их славный дом, но Трэвиса она любила больше всех. Будет трудно опять входить в роль бесполезной светской дамы, но ради Трэвиса она сделает это. Она станет самой шикарной леди Делейни, какую только сможет представить себе Лондон. Покажем надменным британцам, на что способны американцы!
Придя в хорошее настроение от таких радужных перспектив, Алисия послала служанку на рынок за свежими овощами, а сама отправилась на кухню, чтобы испечь на ужин пирог. Она хотела, чтобы Трэвис вкусно поел, придя домой, после чего они могли бы спокойно отправиться в их большую кровать.
Дейл лежал у залитого солнцем окна в колыбельке, довольно воркуя под мотив, который напевала его мать. Закатав рукава и прикрыв платье огромным передником, который нашла в буфете, Алисия заправила муку маслом. Раньше ей не приходилось подолгу бывать на кухне и готовить что-то для собственного удовольствия, но за последние месяцы она научилась стряпать и сейчас занималась этим с наслаждением. Вероятно, скоро она снова будет отлучена от кухни. Нужно воспользоваться моментом.
Поглощенная работой, напевая песенку, Алисия не слышала, как открылась входная дверь. И она не подозревала ни о чьем присутствии до тех пор, пока не увидела прислонившегося к кухонной двери Эдварда.
У Алисии екнуло сердце и свело пальцы от страха, когда она увидела ехидную ухмылку на лице непрошеного гостя. За исключением одного раза, когда он валялся на полу в салуне, она не видела его с того самого дня, когда он лишил ее гордости и самоуважения и превратил в полубезумную перепуганную насмерть женщину. Она бы не узнала его, если бы не эта жестокая улыбка. Она будет ее помнить до самой смерти.
— Вон отсюда! — решительно воскликнула она. Им не о чем было говорить, и она не испытывала сочувствия ни к его нездоровому бледному лицу, ни к его потрепанной одежде. Он заслуживал всего самого плохого, после того, что он с ней сделал. Он стал слабее, а она — сильнее. Трэвис научил ее быть отважной.
Эдвард только засмеялся.
— Разве так обращаются со старыми друзьями? Жизнь среди дикарей плохо сказалась на твоих манерах, Алисия, любовь моя.
— Вон, Эдвард, пока я не завопила во все горло и сюда не примчался мой муж-дикарь. Тебе бы это не понравилось, правда, Эдвард? Тебе не запутать Трэвиса, как меня когда-то.
Эдвард поцокал языком и сложил руки на груди.
— Какой язык! Твоя мать, должно быть, переворачивается в гробу. Кричать незачем, Алисия. Я ждал, когда все уйдут. Твой муж, если он действительно муж, далеко и тебя не услышит. Я должен вернуть ему должок, но я здесь не для того, чтобы сводить счеты. Это мой сын? ― Он качнул головой в сторону колыбели. Довольное воркование сменилось капризным хныканьем, как только Алисия перестала напевать.
— Твой сын? — Алисия недоуменно уставилась на него. Сейчас она едва узнавала стоявшего перед ней человека. Глаза, которые когда-то с обожанием смотрели на нее, теперь были жестокими и холодными. Отличавший его некогда лоск сошел, а в насмешливой улыбке угадывалось раздражение. Его вид был ей противен, и неожиданно ее охватил страх.
— Не прикидывайся невинной овечкой. Бичампы всегда зачинали детей в брачную ночь. Если бы ты не была такой чертовски тупой, мы бы сыграли свадьбу до того, как кто-нибудь догадался бы, что мы слегка поторопились. Тебе не пришлось бы искать дикаря, чтобы он дал ребенку свое имя. Я был и сам готов сделать это.
— У нас с тобой нет ребенка, Эдвард. — Алисия медленно и четко выговаривала слова, но по блеску в его глазах поняла, что он ей не верит. Когда он выпрямился и придвинулся ближе, она уловила запах дешевого спиртного и ее страх усилился. Если он мог изнасиловать ее, будучи совершенно трезвым, то ей даже не хотелось думать, что он может сделать с ней сейчас.
— Я отвезу тебя в Филадельфию, где тебе положено быть, Алисия. — Он протянул руку к золотому медальону на ее шее. — Этой безделушки хватит, чтобы оплатить нашу дорогу. У тебя есть деньги, дорогая? Я предпочитаю путешествовать с шиком.
Она торопливо вытерла руки о полотенце и, расстегнув цепочку, протянула ему медальон со словами:
— Вот возьми. Он стоит столько, что ты сможешь доехать с комфортом. А теперь иди, пока Трэвис не вернулся.
Эдвард опустил цепочку в карман, но не убрал руку с ее плеча.
— Мы уйдем до его возвращения. Возьми ребенка, Алисия. Мой отец будет очень доволен, если я вернусь с тобой и ребенком.
Он дышал ей в лицо перегаром, и Алисия отвернулась от него, чтобы не видеть его ледяного взгляда. Его пальцы больно сдавливали ее плечо, и она чувствовала, как храбрость ее улетучивается. У нее не хватит сил, чтобы справиться с ним, но она скорее умрет, чем позволит судьбе вновь сыграть с ней злую шутку. Если бы только она нашла какой-нибудь выход…
Взгляд Алисии упал на нож, который она использовала для резки яблок, и она отступила от Эдварда, чтобы встать поближе к единственному оружию.
— Это ребенок Трэвиса. Он будет охотиться за тобой даже в аду, но не позволит забрать малыша.
Холодные глаза мерцали жестоким блеском.
— Не лги мне, Алисия. Ты была беременна от меня, когда уезжала из Филадельфии. Если это не мой ребенок, то где же он?
Она не могла дотянуться до ножа. Эдвард схватил ее за волосы и, с силой вцепившись в них, повернул ее голову так, чтобы увидеть ее глаза. Она почувствовала исходящую от него опасность, но не могла сообразить, в чем она заключается. Ей только хотелось причинить ему боль, как он однажды причинил боль ей.
— Он мертв, Эдвард. Я никогда не буду носить ублюдка от тебя! — выпалила она ему в лицо.
Удар в челюсть последовал так быстро, что Алисия оказалась совершенно не готова к нему. Она ударилась спиной о стол, рот ее наполнился кровью и с оцепенелым удивлением она смотрела, как Эдвард шагнул к колыбели.
— Тогда сравняем счет, дорогая. Ребенка за ребенка. Почему его отпрыск должен жить, если мой мертв?
Алисия закричала и в отчаянии схватила нож.
Лорд Ройстер со смешанным чувством раздражения и любви смотрел на сына, который все ускорял шаг по мере их приближения к дому. Максимилиана всегда было нелегко понять. Невозмутимость его матери в мальчике переросла в замкнутость. Он мог неожиданно прервать разговор в зависимости от сиюминутной симпатии или неприязни. Почти по всем вопросам его мнение противоречило общепринятому. Он пугал гостей своей способностью неслышно появляться и так же неслышно исчезать, и держал в страхе мальчишек из-за своей бешеной вспыльчивости и крепких кулаков. Все это никак не способствовало установлению между ними нормальных отношений, а потому рождение второго сына принесло облегчение им обоим. После одной особенно ожесточенной ссоры разъяренный юноша сбежал к своим американским родственникам. На протяжении всех этих лет молодой виконт ни разу не сообщил ни о своем здоровье, ни о своих делах, он так и не уступил отцу и не принес извинений. Понадобилась женщина, чтобы он превратился в мужчину. Лорд Ройстер за многое должен был благодарить Алисию, но понять нетерпение, с каким его сын стремился вернуться к жене, он не мог.
— Пожалей старого отца, Макс, сбавь скорость. Нам следовало взять коляску.
Трэвис с удивлением взглянул на отца и замедлил шаг.
— Прости. Я задумался. Алисии будет приятно узнать, что Скотт благополучно добрался до Нового Орлеана, но не уверен, что ее отношение к другим твоим сюрпризам будет встречено с таким же энтузиазмом. Для женщины с ее воспитанием она, как ни странно, абсолютно лишена классовых предрассудков.