— Я хочу, чтобы ты была со мной, — сказал он, снимая полотенце с ее плеч.
Дрожь сотрясла Кейт. Он ошибается. Не будет у нее никакой независимости. Она станет как ее мать — женщина, пожертвовавшая всем ради любви, которая никогда не была настоящей.
Цепляясь за эту мысль. Кейт покачала головой.
— Я не могу принять твое предложение.
— Почему? — Раздражение все еще мерцало у него в глазах, но вместе с ним было замешательство.
Она глубоко вздохнула и собрала храбрость, как щит, вокруг своего сердца.
— Потому что тебе нужен не только личный помощник, но и постельная партнерша. А я больше не желаю быть ею.
Зак шагнул вперед, и она, отступив, ударилась спиной о стену.
— Ты лжешь. — Он обхватил ее руками за бедра. — Я знаю, что ты хочешь меня.
— Прекрати, Зак, — попыталась вырваться Кейт.
Он притянул ее к себе.
— Хочешь знать, откуда моя уверенность?
Кейт уперлась ладонями ему в грудь.
— Не хочу.
Его большое тело прижимало ее к стене.
— Твои радужки становятся фиалковыми, когда ты возбуждена. — Зак поймал ее рукой за подбородок, когда она попыталась отвернуться. — А губы делаются сочными. — Он мягко прикусил ее нижнюю губу, пробежав пальцами по шее. — Дыхание учащается. — (Ее дыхание вырывалось судорожными вздохами.) — И соски становятся твердыми. — Зак обхватил ладонью грудь, приподнимая ее. — Они как будто умоляют прикоснуться к ним. — Он наклонил голову, взял одну припухшую вершину в рот и потянул, обжигая сквозь кружево.
Кейт застонала, не в силах сдержать жидкое пламя, растекающееся по телу.
— Я не могу… не могу, — выдавила она.
— Можешь.
Его лицо было жестким. Он обхватил ее за голову и завладел ртом, утверждая свои права на нее. Приливная волна желания была настолько сильной, что Кейт не могла больше сдерживаться. Она задрожала, всхлипывая от жажды, когда он сорвал с нее остатки промокшей одежды, прижался пальцем к самому чувствительному месту в ее пылающем теле и ласкал до тех пор, пока она не вскрикнула в наслаждении освобождения.
Ослепленная силой испытанного удовольствия, она выгнулась навстречу его ненасытному рту, захватившему в плен набухший сосок.
— Открой глаза, — приказал Зак.
Кейт подняла веки и увидела, что он наблюдает за ней лихорадочным взглядом.
— Ты моя, — сказал он, вонзившись пальцами ей в бедра и приподнимая. — Ты слышишь, Кейт? Скажи, что хочешь меня.
Кейт была как в ловушке, удерживаемая силой его неукротимого желания.
— Я хочу тебя, — пробормотала она, когда жажда, поднимающаяся изнутри, перехлестнула через край, затопляя разум, требуя освобождения.
Он одним резким толчком вонзился в нее, заполняя целиком, и Кейт всхлипнула, чувствуя, что теряет последнюю тоненькую ниточку самообладания. Последнюю крошечную частичку себя.
Она замотала головой, не желая позволить безумству страсти захватить ее окончательно, но он погрузился еще глубже. Грубое наслаждение стало еще острее, и она испустила стон поражения.
— Тише, — промурлыкал он. — Все будет хорошо.
Через секунду Кейт вскрикнула, рассыпавшись на тысячи осколков. Экстаз и агония слились воедино в ее трепещущем теле.
— Ты как? — мягко спросил Зак несколько минут спустя, все еще тяжело дыша.
Кейт толкнула его в плечо.
— Пусти меня. — Слезы застилали глаза, унижая еще больше. Она снова позволила ему сделать это.
Зак молча перекатился на бок и коснулся ее щеки с нежной улыбкой на губах, но она видела в его глазах торжество.
— Я скажу Монти составить новый договор, когда мы вернемся в Вегас.
Эти слова ударили девушку, словно ледяная пощечина. Ужас того, что она позволила ему сделать, дошел до нее с ошеломляющей ясностью. Собственное тело предало ее.
Она отшатнулась от его прикосновения.
— Я его не подпишу. И не поеду с тобой в Вегас. Я уезжаю. Немедленно, — с отчаянием проговорила она, бросившись в спальню.
Он последовал за ней.
— Какого черта? Что на тебя нашло?
Она расстегнула «молнию» чемодана и вытащила чистую блузку, отказываясь смотреть на Зака. Он использовал ее желание — ее любовь — против нее!
— Прекрати. — Зак вырвал блузку из ее рук. — Ты только что распадалась на части в моих руках, а теперь ведешь себя как оскорбленная девственница. — Он схватил ее за руку. — Что, черт возьми, происходит?
— Я влюбилась в тебя, — швырнула она в него признание. — Теперь до тебя дошло? — унижение обратило крик в шепот.
— Что?
Зак отпустил ее руку. Выражение потрясения и замешательства на его лице осушило последние остатки злости, оставив лишь острую боль там, где должно быть сердце.
— Я люблю тебя. А это значит, что я не могу остаться с тобой. Ни в качестве твоего личного помощника, ни в качестве удобной постельной партнерши, ни в качестве кого-либо еще. — Она набросила блузку, пытаясь застегнуть пуговицы дрожащими пальцами. — Я видела, что это сделало с моей матерью, и не позволю, чтобы подобное случилось со мной.
— Бога ради, Кейт. — Его пальцы погладили ее руку. — Ты противоречишь сама себе.
Она взглянула на него, увидела сочувствие и едва не пропала.
— Ты не понимаешь, потому что не знаешь, каково это — любить кого-то безответно. — Она шмыгнула носом, торопливо вытерев глаза кулаком. Только бы не разреветься перед ним.
— Значит, твой отец не любил твою мать, но какое отношение это имеет к нам? — спросил он.
— Она была его любовницей, Зак. Его содержанкой. Он платил за ее одежду, еду, за дом, в котором мы жили. Она умоляла его жениться на ней, признать меня, но ему это не было нужно. Единственное, что его привлекало в ней, это секс. Он никогда не хотел ее любви… и моей тоже.
— Проклятье, Кейт. Мне очень жаль. — Он убрал у нее со лба волосы. — Но я все равно не понимаю, при чем здесь…
Она прижала пальцы к его губам. Безнадежность ситуации разрывала ей сердце.
— Я люблю тебя, но ты меня не любишь. Разве ты не видишь? Ведь в конце концов это то же самое.
— Но я не такой, как он. Я предлагаю тебе хорошую работу. И не пытаюсь превратить тебя в свою любовницу.
— Ответь мне на один вопрос: я нужна тебе, Зак? По-настоящему нужна?
Зак сдвинул брови.
— Ты мне небезразлична, — осторожно ответил он. — Я хочу тебя, ты же знаешь.
— Этого недостаточно, — с несчастным видом проговорила Кейт. — Ты хочешь меня, но… не любишь. — Она обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. — Все закончится тем, что я превращусь в свою мать, умоляющую о крохах твоего внимания.
— Господи, какая глупость! Не можешь же ты всерьез отбросить все, что у нас есть, ради нескольких