совершенно не думал о нанесенном ему оскорблении — слишком велико было желание оградить жену от беды. Но у Марии и в мыслях не было прислушаться к его советам: всепоглощающая страсть сжигала ее, страсть первой настоящей любви. Онассис открыл для нее новый мир неизведанных чувств и переживаний, научил наслаждаться физической любовью. Приходя к ней, он говорил комплименты, собственноручно делал ей педикюр, расчесывал ее длинные черные волосы. Он понимал, что Марии хотелось бы найти в нем и друга, поэтому делал вид, что ему интересно слушать ее болтовню и вздохи.
Тем временем дела Марии расстраивались — без опытного менеджера срывались спектакли, происходили досадные сбои в таком отлаженном когда-то расписании. Она все меньше и меньше пела, и неудивительно: мысли Каллас были заняты вспыхнувшей любовью и Онассисом. Он развелся с женой, но не спешил делать предложение своей любовнице. Мария страдала от этого, не понимая, что произошло в их отношениях. Онассис стал груб, раздражителен. К этим неприятностям певицы прибавилась новая — стал пропадать голос. Врачи не смогли дать объяснения, что именно произошло и в чем причина, а Мария была твердо уверена, что это боги прогневались на нее за прелюбодеяние и развод с мужем.
11 декабря 1961 г. Каллас пела в «Ла Скала» арию Медеи. Она знала, что любимого нет в зале. В эти мгновения Мария с ужасом почувствовала, что не может петь дальше. После этого провала ей пришлось выслушать обвинения Аристотеля. «Ты — ничтожество», — бросил он в лицо своей любовнице.
Подобные ссоры были на протяжении всего их романа. Они сменялись столь же бурными примирениями. Страсть Аристотеля была недолговечна, но вместе с тем он осознавал, что никто и никогда не понимал и не любил его больше, чем Мария. Они были под стать друг другу — сильные, красивые греки. Но это равноправие и мешало их отношениям.
Когда Мария поняла, что беременна, она с радостью сообщила об этом своему любовнику. Ответ был страшен: «Аборт». И несмотря на жгучее желание иметь ребенка, она повиновалась. Позднее Мария проклинала Аристотеля за этот приказ, но больше всего она ненавидела себя за свое бессилие перед ним.
В августе 1968 г. на «Кристине» между любовниками произошла еще одна ссора. Аристотель грубо прервал рассуждения Марии и сказал ей, чтобы она возвращалась домой. «С меня довольно! Больше ты меня не увидишь!» — в отчаянии крикнула Каллас.
Через несколько месяцев она узнала о том, что ее возлюбленный женится на вдове американского президента Жаклин Кеннеди. Это известие повергло Марию в шок. Радость и пьянящее чувство освобождения от того, кто отнял у нее голос и стал между ней и музыкой, сменились глубоким отчаянием. Сердце останавливалось от горя. «Обратите внимание на мои слова. Боги будут справедливы. Есть на свете правосудие», — пророчески сказала она посыльному.
Через некоторое время после свадьбы с Жаклин Аристотель снова вернулся к Марии. Он на коленях просил у нее прощения и каялся в том, что сделал. Каллас смотрела на него и понимала, что Онассис — ее единственная любовь — все, что осталось в жизни. Мария простила его и приняла обратно. Но проклятия, которые она обрушила на любимого человека, получив сообщение о его свадьбе с Жаклин, видимо, сделали свое дело: брак Онассиса принес ему лишь боль и разочарование. Но боги не остановились на этом — вскоре в авиакатастрофе погиб любимый сын Аристотеля Александрос. Узнав о его смерти, Онассис поседел за одну ночь. После этой трагедии жизнь потеряла для него всякий смысл и даже любовь к Марии не удерживала на этом свете. Уставший от жизни, в 1975 г. он умирал в американской больнице. В последние минуты он думал о Марии, снова был с ней вместе и умер с ее именем на губах.
Через два года Каллас последовала за ним. За полгода до сердечного приступа, который унес ее жизнь, она попросила последнего секретаря Онассиса Кики Мутсатсоса организовать для нее поездку на могилу Аристотеля. Вот как вспоминал он об этом: «…17 сентября 1977 г. мы с Марией прилетели на остров Скорпиос, где находится фамильный склеп Онассисов. Каллас прибыла на остров в непроницаемых черных очках и с букетом белых роз в руке. Когда мы дошли до склепа, она обернулась ко мне и презрительно проговорила: „Уйдите. Я хочу попрощаться с ним один на один“. Она пробыла в склепе около получаса. Лишь в самолете она сняла очки, повернула ко мне полные слез глаза и сказала: „Вы знаете, у нас с Ари ничего не было в целом мире, кроме друг друга. Я всю жизнь пишу ему письма… — и после долгой паузы добавила: — Ничего. Осталось недолго. Скоро мы встретимся“».
В последний путь Марию провожали цветы от Онассиса. Такова была его воля — быть вместе с любимой на ее пути в вечность, чтобы там соединиться уже навсегда…
Кало Фрида
Полное имя — Магдалена Кармен Фрида Кало-и-Кальдерон (род. в 1907 г. — ум. в 1954 г.)
«Моя жизнь — это серьезная история. Мое творчество — словно проводник боли», — так писала в своем знаменитом «Дневнике» легендарная женщина Мексики — Фрида Кал о. О ней написаны десятки объемистых романов и искусствоведческих трудов, поставлены драматические и оперные спектакли, а в настоящее время идет съемка сразу трех художественных фильмов. Но все это лишь попытка ухватить суть, разгадать главное — тайну ее магической притягательности. В какой-то мере это даже дошло до абсурда. «Фридомания» захлестнула Западный мир: американские феминистки называют ее своей предтечей, ею восторгаются бисексуалы, художники-сюрреалисты зачислили художницу в свой лагерь, картины Кало оцениваются в миллионы долларов. Ах, как бы повеселилась эта жизнерадостная женщина, узнав, что она приравнена к богам последователями ее стиля из числа богемы: сооружены «алтари Фриды», а религия носит название «калоизм». А может, гордо отвернулась бы от этих изысков (как в свое время от сюрреалистов), потому что жила в мире, где все было реально — боль, искусство, любовь.
Венгерский еврей Вильгельм Кало из Баден-Бадена покинул Германию и обосновался в Мексике накануне XX столетия. В Мехико он устроился продавцом в ювелирный магазин, женился, овдовел, поместил двух дочерей от первого брака в монастырь и вновь обзавелся семьей. Вильгельм превратился в Гильермо и сменил профессию — стал известным фотографом, посвятившим свое творчество новой родине, и построил большой «голубой дом» — дом цвета мечты — в Койоакан, пригороде столицы. Его вторая супруга, Матильда Кальдерон-и-Гонсалес, в чьих жилах текла испанская и мексиканская кровь, родила четырех дочерей: Матильду, Адриану, Фриду и Кристину. Конечно, Гильермо мечтал о сыне, но единственный мальчик умер, и отец всю свою любовь перенес на Магдалену Кармен Фриду, которая родилась 6 июля 1907 г. Она росла порывистым, лукавым и по-мальчишески независимым ребенком-сорван-цом. Матери девочка побаивалась и величала ее «мой босс», а отца любила всем сердцем и с восторгом следовала за ним во время съемок.
На одной из таких прогулок семилетней Фриде показалось, что она сильно ушибла ногу «о толстые корни дерева и упала, оглушенная болью». С этого дня и до конца жизни ей пришлось жить в мире не утихающих болей. Из этой муки преодоления страданий Фрида выросла в стойкую и мужественную, радующуюся жизни и искрометно веселую женщину. А пока диагноз врачей был малоутешительный — полиомиелит. Почти год она не выходила из дому. Правая ступня атрофировалась, а нога стала короче и тоньше. Дети дразнили ее: «Фрида — деревянная нога», она взрывалась от гнева, глаза из-под торчащей челки метали молнии. Девочка усиленно занималась спортом, вела себя дерзко и независимо, водилась только с мальчишками и даже сколотила уличную банду, которая промышляла воровством фруктов и пакостила учителям. Из инвалида Кало превратилась в заводилу, а лишняя пара чулок (в любую жару) скрывала от любопытных взглядов ненормальную худобу ноги.
Отец не скупился: оплачивал лучшие спортивные и учебные заведения, врачей. Он чувствовал ответственность за свою любимицу. В 1922 г. Фрида выдержала серьезные вступительные экзамены в Национальную подготовительную школу, чтобы впоследствии заняться медициной. Для того времени это было необычно для женщины. Но Кало не особенно заботилась о чужом мнении и всегда поступала, как считала нужным. Она выглядела стройным тоненьким подростком и притягивала внимание каким-то еще скрытым женским очарованием. Красота ее была одновременно дикой и строгой, ей было чуждо кокетство.
