Сидя в машине Дэвида, Сейдж испытывала одновременно жуткую усталость и облегчение. Он разбил в кровь пальцы, когда заехал тому типу в зубы, и руку пришлось забинтовать — хорошо, что у него в аптечке был бинт. Луна озаряла серебристым светом покрытые инеем бескрайние кукурузные поля Небраски.
В машине пахло табачным дымом, мокрой собачьей шерстью и кошачьей мочой. Обивка на сиденьях изодрана. Что не удивительно, если учесть, что тут был целый зверинец: свернувшийся клубком скотч- терьер, спаниель с перевязанной головой, широкомордая собака, не выпускавшая из пасти какую-то игрушку, и по меньшей мере шесть котят, которые устроили возню на заднем сиденье.
Дэвид курил, держа сигарету здоровой рукой. Сейдж заметила у него на предплечье татуировку: ястреба, сову и три волнистые линии — так дети обычно рисуют реку.
Она обернулась назад, пересчитывая животных. Одна из собак испуганно съежилась.
— Ну что ты? Не бойся. — Сейдж протянула к ней руку.
— Это Петал, — сказал Дэвид. — Она у нас питбуль.
Сейдж отдернула руку.
— Они же злые.
— Только невежественные люди так думают. Петал выросла в собачьем питомнике. Знаешь, что это такое?
— Нет.
— Там собак держат в клетках и спаривают, пока они не сдохнут. Суки постоянно рожают щенков, помет за пометом. Щенков отбирают у матерей совсем маленькими, а сук ведут на новую случку. Они все время тоскуют по своим щенкам.
— И Петал там жила?
— Да, рожала щенков, которых у нее отнимали. Пока я ее оттуда не забрал.
Сейдж посмотрела на Петал. Придерживая непонятного плюшевого зверя лапами, собака нежно его вылизывала.
— Как она любит эту игрушку.
— Она считает ее одним из своих щенят.
— А что с другими собаками? Они все такие тихие.
— По-твоему, они могут резвиться после той жизни, какая у них была?
Она помолчала, потом спросила:
— Зачем они тебе?
Дэвид долго смотрел на залитую лунным светом дорогу.
— Я спасаю. Такая у меня работа.
— Ты и меня спас. Тот тип…
— Забудь о нем. Думай о чем-нибудь другом. Вот, держи. — Протянув назад руку, он взял котенка и отдал Сейдж. Она положила его на колени и осторожно погладила.
Но мысли о случившемся не уходили.
— Он хотел затащить меня в свою машину.
— И затащил бы, — сказал Дэвид.
— Мне было так страшно. И вдруг прямо через поле несется машина. У меня появилась надежда… Я молилась… — Рассказывая, она снова представила, как это было: она одна на дороге и этот мерзавец… По щекам покатились слезы.
Дэвид молчал.
— Я все время думала о папе. Что он как-нибудь узнает. Что он меня спасет.
— Родители — не боги. Иногда они не помогают детям, а мучают их.
Сейдж опять взглянула на татуировки у него на руке. Такие красивые. Желтые глаза совы казались живыми.
Она всегда считала, что татуировки — это грубо и вульгарно, но сейчас смотрела на рисунки на коже Дэвида и была готова заплакать, сама не зная почему.
— А как ты очутился в том сарае?
— Думал там переночевать, — ответил Дэвид. — Собакам вредно много времени проводить в тесной машине. Это напоминает им о клетках в питомнике. — Он взглянул на небо. — Снег пойдет.
— Но ведь еще только октябрь, — сказала Сейдж. — Или уже ноябрь?
— Четвертое ноября. Зима часто начинается в ноябре.
— Только не у нас в Коннектикуте.
— Ты ж говорила, твой дом в Вайоминге.
— И там, и там. В Коннектикуте живет мама, а в Вайоминге папа. — Сейдж с трудом подавила зевоту. Она давно уже толком не высыпалась.
— А почему ты уехала от матери?
— Не знаю. — Сейдж стеснялась признаться, что беременна. — Это твоя машина?
— Была дядина. Потом он отдал ее моей матери. Привод на четыре колеса, и по грязи, и по снегу проедет. — Дэвид замолчал, затем сказал: — Уже поздно, надо подыскать место для ночевки.
Сейдж кивнула, зевая. Котенок у нее на коленях уже спал.
Луна скрылась за облаками, пошел снег. Что это там вдалеке — горы или низкие тучи? Сейдж устроилась поуютнее и задремала.
Дейзи раздвинула занавески и выглянула в окно. Всю ночь шел снег, и землю покрыло белым ковром. Пол Марч, заметив ее, свернул к дому. Она не торопясь открыла дверь.
— Здравствуй, Дейзи. Сколько лет прошло…
Дейзи поежилась от холода. С
— Рада тебя видеть, Пол.
— Ия рад. Про Сейдж ничего нового нет?
— Пока нет. — Она произнесла эти слова, и тут же тревожно заныло сердце.
— Не волнуйся. С ней все будет в порядке.
В его голосе звучало искреннее сочувствие, и на мгновение ей показалось, что сейчас он слезет с лошади и начнет ее утешать. Как в первые дни после исчезновения Джейка. Он тогда вел себя как верный друг, и Дейзи была ему благодарна. Она попыталась улыбнуться.
— Держись. Если понадобится моя помощь…
— Спасибо.
Пол помахал ей рукой и ускакал, вздымая клубы снега. Тут только Дейзи заметила на крыльце небольшой узелок. Подняв его, она вернулась в дом.
В кусок выцветшей красной ткани было завернуто несколько костей. Дейзи села за дубовый стол и рассмотрела повнимательней: лапа какого-то зверя, скорее всего волка или койота. Ей не надо было гадать, кто мог оставить узелок на ее крыльце. Решив, что ей вряд ли полезно сидеть в четырех стенах, Дейзи надела куртку, сунула ноги в сапоги и пошла проведать Скаут.
Из закутка в глубине конюшни доносилась музыка — пела Пэтси Клайн. Похоже, здесь кто-то есть. Дейзи остановилась в тени напротив стойла Скаут.
Она не верила своим глазам. Не может быть, что это та самая лошадь, на которой она каталась накануне. Шкура лоснилась, тщательно расчесанные грива и хвост отливали молочной белизной.
В стойле горел керосиновый обогреватель. Джеймс, в запыленных кожаных наштанниках поверх джинсов, драил щеткой бока кобылы. Клетчатая рубаха валялась на полу, под вылинявшей черной футболкой проступали крепкие мускулы. Дейзи смотрела на его широкую спину, его сильные руки, которые когда-то ее обнимали.
— Красивая лошадь.
Пауза длилась несколько секунд.
— Паломино, пегая кобыла с белой гривой, — не оборачиваясь, ответил Джеймс. — Когда-то участвовала в забегах на короткие дистанции.
