безвреден».
Мне действительно не резало глаза, и я с трудом осознал новую для себя реальность, что больше никогда не увижу дневной свет.
Арион все прочел по моему лицу и сказал:
«Ни на что не оглядывайся. Сейчас я отведу тебя на охоту. Ты мой ученик на этот вечер».
«Значит, я разочаровал ее и она больше никогда не захочет иметь со мной дела?» – спросил я.
«Напротив, – он искренне рассмеялся. – Ей не терпится тебя увидеть. Но, так уж случилось, наставник из нее никудышный. Поэтому я сказал ей “нет”, я сам тебя выведу. Так что сейчас мы отправимся на охоту по кафе и клубам Неаполя».
В этот вечер он был одет не по-праздничному – черная шелковая рубашка с расстегнутым воротом, отлично сшитый пиджак из бордового шелка и брюки из легкой ткани.
Он отвел меня в комнату, где смертный юноша уже ждал, чтобы помочь мне подобрать похожую одежду, что я и сделал поспешно. Я еще раз поблагодарил парнишку за его доброту.
«Будь у меня хоть какие-то деньги, я бы отдал тебе», – сказал я.
Он улыбнулся, а я похлопал его по плечу.
А потом мы с Арионом отправились по кафе и барам – для новых уроков.
Мы вращались среди разных людей, снова и снова насыщаясь парой глотков, пока я вполне не освоил этот метод, а потом подобрали двух «идеальных убийц» и насытились сполна на темной улочке в старой части Неаполя. Тела мы оставили – Арион сказал, что в таком месте это не имеет значения, но в следующий раз, при других обстоятельствах, от тел обязательно нужно будет избавиться. А так он перерезал горло обоим, чтобы со стороны показалось, будто они истекли кровью до смерти.
«Процветать не убивая, – сказал он, – это и есть самое главное. Если ты сможешь жить, не принося смерть, то ты все выдержишь. Но время от времени потребность убить будет становиться непреодолимой – тогда действуй так, как я тебя научил».
Все это время я чувствовал невероятный душевный подъем, а вид элегантного Ариона постоянно приводил меня в восторг. Я подражал его грации. Я хотел, чтобы он служил мне образцом во всем. В какой- то степени он до сих пор служит мне образцом для подражания. Он двигался по-кошачьи, разговаривал приглушенным тоном, неизменно вызывая во мне уважение.
Он был настолько черен, что при ночном освещении кафе и баров его кожа отливала синевой, а в глубоко посаженных глазах с желтоватыми белками поблескивали крошечные коричневые и зеленые искорки. У него были белоснежные зубы и маленькие для такого лица губы, на которых иногда играла раскрепощающая улыбка.
В конце концов, после того как мы поохотились даже больше, наверное, чем требовалось, мы уселись в каком-то тихом кафе, где он мог поговорить со мной, дать советы, и эта беседа привела меня в такой же восторг, как наша охота.
Но как только я немного успокоился, как только зажал в руке чашку с кофе, который не мог, да и не хотел пить, я впал в состояние шока, и меня начало немилосердно трясти. Я даже испугался, что сейчас расплачусь.
Арион положил ладонь на мою руку, затем отнял ее, поцеловал свои пальцы и снова опустил ладонь мне на руку. Потом он отстранился.
«Постарайся понять как можно лучше, каким даром ты теперь обладаешь, – сказал он. – Первые годы не вздумай отречься от него. Слишком многие погибают таким образом. Разумеется, ты презираешь Петронию за то, что она сделала с тобой, – все это естественно и правильно. Когда она выпила твою кровь до последней капли, когда почти убила тебя, перед тобой возник образ тех, кто уже отправился в рай. И ты отвернулся».
«Откуда ты знаешь?» – спросил я.
«В то время я еще мог читать твои мысли. Теперь это не так. Мы обменялись слишком большим количеством крови. То же самое и с Петронией. Не позволяй ей одурачить себя. Она беспощадно умна, непредсказуема и очень несчастна. Но если это и стоит чего-то, то знай – она тебя любит и больше не способна проникнуть в твои мысли».
«А она всегда остается для тебя женщиной? Ты когда-нибудь видишь в ней мужчину?»
Арион рассмеялся.
«Она с самого начала решила быть со мной женщиной. Когда она выходила на арену много веков тому назад, она была женщиной. Те, кто сражались с ней, удивлялись ее мускулатуре и выносливости. Но они считали ее женщиной. Она постоянно меняется. По сути она и то и другое. Но нам сейчас не нужно ее обсуждать. Поговорим о тебе».
«А что обо мне говорить? – сказал я. – Разве я стремился, чтобы так все вышло? Нет. И все же я виню себя за то, что случилось. Я отвернулся от своих родных в том видении рая, ты прав, но теперь ответь, даже если этот ответ окажется для меня мучительным, – то, что я видел, было реальным?»
«Я не могу тебе сказать, – ответил Арион, изящно пожав плечами. – Не знаю. Я знаю только то, что ты видел. То же самое происходит с моими жертвами. Они часто видят свет рая, и те, кого они когда-то любили, манят их к себе, и тогда они покидают мои объятия, в виде духа, а у меня на руках остается труп».
Ответ потряс меня. Я надолго затих, а потом взял в руки чашку с кофе, но тут же поставил ее на стол. Кафе было полупустым. А на улице шумела толпа прохожих. Напротив располагался ночной клуб. Из-под неоновой вывески гремела музыка. Мне стало любопытно, прогуливался ли я по этой улице, когда был жив. Но так и не вспомнил. Хотя мы с Нэшем бродили по Неаполю. Вполне возможно, побывали и здесь. А теперь, как мне еще раз увидеть Нэша? Как вообще вернуться домой?
«Позволь еще раз подчеркнуть самое важное, – сказал Арион. – Постарайся уцелеть в первые годы. Многим это не удается. Слишком часто таких, как мы, подстерегает опасность. Тут легко впасть в отчаяние. Легко возненавидеть самого себя. Легко убедить себя, будто мир больше тебе не принадлежит, тогда как на самом деле это далеко не так. Он весь твой, как и ход времени тоже твой. Ты теперь просто должен жить».
«И сколько нам отведено времени?» – поинтересовался я.
Ариона удивил мой вопрос.
«Вечность, – ответил он, еще раз пожав плечами. – Для нас не существует продолжительности жизни. Когда я поделился с тобой своей кровью, я постарался скрыть от тебя свою жизнь, но все равно ты увидел место моего рождения. Ты сразу понял, что это Афины. Ты узнал Акрополь. В первую же секунду узнал. Ты видел храм Афины во всем его великолепии. Я не смог скрыть от тебя блеска того времени и афинский закат – такой суровый, такой горячий, такой безжалостный и чудесный. Ты впитал это знание от меня. Теперь ты знаешь, как долго я живу, как долго хожу по земле, как мы говорим, сколько веков я скитаюсь».
«Что же питает тебя? Что поддерживает? Наверняка не Петрония со стариком».
«Не суди так скоропалительно, – мягко ответил он. – Пройдет много времени, и однажды ночью – если выживешь – ты рассмеешься, когда вспомнишь, что задавал мне этот вопрос. Кроме того, я люблю Петронию, и мне удается ею управлять. Ты, наверное, удивляешься, почему я не остановил ее, когда она взялась за тебя, почему не воспользовался своим авторитетом, чтобы не позволить ей тебя испортить? Потому что я видел: она собирается подарить тебе бессмертие – ты должен это понять».
Он помолчал и, едва заметно улыбнувшись, снова тронул мою руку своей рукой, оказавшейся теплой.
«Были ли другие причины? Честно, не знаю, – продолжил он. – Возможно, в глубине души я затаил желание видеть, как ты изменишься. Ты такой восхитительный. Такой молодой. Такой прекрасный во всем. И если не считать одного-единственного исключения – Манфреда – то прошло много веков с тех пор, как она в последний раз исполнила Темный Ритуал, как некоторые из нас его называют. Прошли столетия. А у Петронии есть теория, что это желание растет в нас постепенно и в конце концов ему нужно давать выход, вот она и приводит в нашу среду какого-нибудь смертного и превращает его в Охотника за Кровью».
«Но девушки, которые меня готовили к обряду, и юноша... они говорили так, будто до меня были и другие».
«Она играет с другими, а затем уничтожает. А слуги, что они знают? Им говорят, что это послушник, которого нужно подготовить к великим дарам, а потом сообщают, что он не выдержал испытания. Вот и все.
