15
— Дедушка? Ты хочешь сказать «дедушка»? — спрашивает Артем у мальчугана, который указывает на него пальчиком и повторяет, как заезженная пластинка:
— Де-е-е, де-е-е, де-е-е.
— Нет, дедушка — это на полке, видишь, стоит фотография? — Если бы на месте этого мальчика был другой ребенок, Артем, не задумываясь, подхватил бы его на руки, чтобы поднести поближе к снимку. Но сейчас он лишь усердно машет рукой в сторону фото, стараясь заострить внимание маленького собеседника на том, что он говорит: — Ну, посмотри! Вот здесь твой дедушка вместе с бабушкой. Посмотри же, поверни голову!
— Де-е-е, де-е-е, — талдычит свое ребенок, подходя ближе к Артему.
— Да нет же, малыш, я просто Артем. Лучше скажи «а-а-а», — мужчина ласково смотрит на пятилетнего ребенка, дергающего его за штанину.
— Де-е-е, де-е-е, — интонации мальчика повышаются, становятся визгливыми, в звуках проскальзывают плаксивые нотки.
— Хорошо, давай я буду дедушкой. Если хочешь, называй меня так. Ты, пожалуйста, только не нервничай. Мама услышит и расстроится. Мы же не хотим расстраивать маму, правда?
Ребенок как будто немного успокаивается, кричать перестает, но по-прежнему стоит, крепко вцепившись в брючину Артема, и жалобно поскуливает:
— Де-е-е, де-е-е.
— Никит, ну прекращай, братец! Договорились ведь уже. Твоя взяла. Дед — значит, дед. Ты же молодец. Мне мама все рассказала о твоих успехах.
За те несколько недель, что Артем не приходил к ним, мальчик действительно немного изменился. Прогресс слишком небольшой, чтобы вызывать эйфорию, но он все же появился, и это не может не внушать оптимизма. Метод Томатиса и бесконечные усилия матери приносят свои плоды. Конечно, невозможно с уверенностью утверждать, что этот ребенок когда-нибудь заговорит, но теперь, когда он вдруг начал произносить членораздельные, определенно значимые, несущие смысловую нагрузку звуки, в это, по крайней мере, очень хочется верить.
Артем пытался жить своей жизнью и не уделять слишком много внимания чужим проблемам. То ли из-за того, что проблем у него и самого хватало, то ли из-за внушительного объема работы, то ли потому, что на самом деле не мог перешагнуть через разочарование, которое испытал во время последней встречи с этим ребенком. Артем ни за что бы не признался, но все же где-то в самых отдаленных уголках сознания понимал, насколько сильно ему хочется, чтобы помог мальчугану не какой-то там Томатис, а именно Марта. Нет, Артем не ставил под сомнения возможности современной медицины. Он всегда с интересом читал о новых открытиях и с большим уважением относился к людям, эти открытия совершившим. Но если сведения о каких-либо препаратах или своеобразных, сугубо врачебных практиках и методах он мог лишь принимать или не принимать на веру, то все, что касалось взаимоотношений животного и человека, уже многократно пропустил через себя самого и мог подтвердить эффективность такого общения под какой угодно, самой строгой присягой. Но каким бы сильным ни было разочарование и огорчение Артема оттого, что собака не оказала на малыша того влияния, о котором мечтал ее хозяин, он, конечно, осознавал, что самым главным и самым ценным стала та положительная динамика, которая неожиданно наметилась в развитии ребенка после стольких лет абсолютной безысходности. И, конечно же, по большому счету, совершенно все равно, при помощи какого метода — Альфреда Томатиса или Артема Порошина — она достигнута. Именно поэтому, когда мама мальчика позвонила ему накануне, чтобы поделиться радостью, он не стал откладывать визит в долгий ящик и уже на следующий день отправился посмотреть на то, что же из себя представляет внезапно появившаяся у ребенка речь. И хотя до этой минуты он так и не услышал ничего, кроме настойчивого пресловутого «де-е-е», Артем прекрасно понимал и разделял то женское ликование, которое услышал вчера в телефонной трубке.
— Ты видишь? Видишь? — гордо спрашивает женщина, заходя в комнату.
— Да. Он говорит что-то еще?
— До твоего прихода все время повторял ма-ма-ма и ни-ни-ни.
— Ни — это, наверное, Никита?
— Я тоже так думаю. В, конце концов, свое имя он слышит чаще любого другого слова.
— Значит «де-е-е» — это все-таки дедушка. — Артем даже не старается сдержать вздох. В его возрасте, конечно, уже вполне вероятно физиологически оказаться дедушкой, но морально смириться с этим превращением довольно трудно.
— Скорей всего. Хотя, знаешь, родители приезжают довольно часто. И мне кажется, он должен понимать, кто его дедушка. Никитка, это не дедушка. — Женщина приседает на корточки перед сыном. — Ты перепутал, малыш? Ничего страшного.
— Де-е-е, де-е-е, — звуки снова становятся громче и раздражительнее, ребенок все сильнее и резче дергает Артема. — Де-е-е…
— По-моему, это вопрос. — Мама мальчика неуверенно смотрит на Артема.
— Вопрос?
— Тебе не кажется, что его интонации похожи на вопросительные?
Артем вслушивается в монотонное, гудящее «де-е-е», кивает утвердительно:
— Ты права.
— Никит, — женщина осторожно дотрагивается до руки малыша, — ты говоришь «где»?
— Де-е-е, — повторяет ребенок с явно выраженным облегчением.
— Где? — недоумевает мать. — Но что именно «где»? — Она озадаченно смотрит на Артема. Но чем он может помочь? Мужчина лишь пожимает плечами. Он все-таки не психолог и не логопед, и уж тем более не ясновидящий, чтобы определить, что именно так настойчиво пытается втолковать им мальчуган. Но это лишь первая мысль, пришедшая в голову Артему. Вторая — гораздо более обнадеживающая, хотя и кажется мужчине невероятной.
— Где? — переспрашивает он Никиту и говорит, старательно пытаясь превозмочь невольно закравшуюся в голос нервозность: — Ты спрашиваешь, где собака, да? Ты хочешь, чтобы я ее привел?
Мальчик тут же замолкает, отпускает брюки Артема и, отойдя чуть в сторону, опускается на ковер, углубляясь в какую-то только ему понятную игру по методичной перестановке с места на место лежащих на полу предметов. Слева направо: мяч, книга, тарелка, и справа налево в обратном порядке, — только так и никак иначе.
Мужчина и женщина переглядываются.
— Я сейчас, — наконец говорит Артем, направляясь к выходу. И уже от двери кричит: — Я быстро!
Не проходит и получаса, как он возвращается вместе с Мартой. Их уже ждут, встречают на пороге. Как только собака заходит в квартиру, ребенок вырывается из рук матери и бросается к овчарке, утыкаясь в шею и бормоча что-то нечленораздельное.
— Что, Никиточка, что? Повтори, сынок! — просит женщина.
Мальчик приподнимает от шерсти сияющее счастьем лицо и уже четко и внятно произносит:
— Ма-ма-ма.
— Ма — это Марта? — разочарованно спрашивает его мать.
— Как видишь. — Что еще может ответить Артем? Ему ужасно стыдно, но он не способен сдержать улыбку. Так и есть. Рот растягивается от уха до уха, хотя стоящая перед ним женщина готова вот-вот расплакаться.
— Но я думала…
— Не переживай! — спохватывается Артем. — Вчера это наверняка было «мама».
— Ты думаешь? — с надеждой.
— Конечно! — со всей уверенностью, на какую только способен.
