— Ты издеваешься? — он даже засомневался в ее серьезности.
— Да нет же. Я правда не знаю.
«What I gonna do to make you love me…»[11]
— Элтон Джон! — радовалась Женя.
— Ну, а теперь? — Майк снова поменял диск.
Женя изображает полное непонимание.
— Это же снова «Абба», та же самая песня! — Майк смотрел на девушку, как на инопланетянку.
— Вот видишь! Я же тебе говорю. Я — полный ноль в музыке. Совершенно безнадежна. — Женя сняла наушники.
— Нет, так не бывает.
— Еще как бывает. Знаешь поговорку «Медведь на ухо наступил»?
— Да.
— Так вот, мне наступил самый тяжелый медведь на свете, причем на оба уха. И не просто наступил, а до сих пор там стоит.
— Знаешь что? — Майк смотрел на нее без тени лукавства, как-то уж очень решительно.
— Что?
— Я заставлю его отойти.
— Это невозможно.
— Возможно все!
— Возможно все, — энергично повторяет Женя и обводит взглядом аудиторию. — Конечно, придется потрудиться, но другого выхода я просто не вижу. Я не хочу, чтобы наш дельфинарий повторил историю театров, в которых весь репертуар держался на одной приме, — она делает многозначительную паузу и слышит робкий вопрос девочки — ученицы одного из тренеров:
— А что с ними случилось?
— Ничего особенного. Примы уходили, а театры исчезали.
— Ой!
— Вот именно для того, чтобы не было «ой!», я и предлагаю полностью поменять концепцию наших представлений. Теперь уже никого не удивишь несколькими прыжками афалин и игрой, причем не слишком уверенной, тюленя в мяч. И поэтому…
— Афалины не только прыгают, — оскорбляется за своих питомцев один из дрессировщиков. — Они ведь и играют тоже прекрасно, и на спине катают, и танцуют….
— И аплодировать умеют, и кланяться, — подхватывает Шурочка.
— Да и тюленя подучить немного, и…
— Я знаю, — мягко одергивает Женя подчиненных. — Я все это знаю. Я не говорю, что без Сары у нас будут плохие представления. Нет, совсем нет. Хорошие. Даже очень хорошие. Но незапоминающиеся. Банальные, понимаете? Все эти кувырки, прыжки и катания предлагает каждый уважающий себя дельфинарий, а я хочу, чтобы мы сделали шаг вперед, ушли от обыденности.
Женя снова останавливается. Она чувствует: что-то изменилось в поведении слушателей. Скепсис улетучился. У некоторых все еще сохраняется в глазах сомнение, но основную массу уже вовсю захватила заинтересованность. Женя берет со стола пачку брошюр, раздает коллегам.
— Что это? — Первые любопытные уже листают полученную программку.
— Так называемый генеральный план.
— Что это? — Женя попыталась взять из рук Майка картонную коробку, но не смогла. Коробка была слишком объемной и оказалась гораздо тяжелее, чем сначала показалось девушке. Уж слишком легко держал ее Майк в своих длинных вытянутых руках. Коробка была завернута в подарочную бумагу и перевязана широкой красной лентой. Жене не терпелось ее открыть. Она путалась в узлах, сдирала вместе со скотчем лак на ногтях и, наконец, после пяти минут мучений ее взору открылась целая кипа каких-то листов, перемешанных с музыкальными дисками.
— Что это? — озадаченно спросила она.
Майк удовлетворенно хохотнул:
— Так называемый генеральный план по развитию у тебя музыкального слуха.
Теперь хохотала Женя:
— Ты считаешь, что если подаришь мне миллион разных мелодий, то я сразу же начну отличать одну от другой?
Майк, однако, не выглядел ни огорченным, ни обескураженным.
— Я так не думаю. Для генерального плана это было бы слишком примитивно.
— Да? — Женя нагнулась над коробкой. Ей уже становилось интересно, что такое особенное заключается в лежащих там дисках и бумажках? Почему обладание этими сокровищами должно непременно помочь ей сдвинуть с мертвой точки ее взаимоотношения с музыкой?
— Смотри, на каждом диске записана только одна мелодия. Здесь «Yesterday», Кайли, «Лунная соната», «Турецкий марш», «Besame mucho» и еще много всего интересного. Жанры самые разные — от классики до практически тяжелого рока в исполнении «Rammstein».
— Боже! А они-то мне зачем? Они мне совсем не нравятся.
— Тем более! Надо уметь определять то, что тебе не нравится, с первых же аккордов, чтобы быстрее переключить радиостанцию, — Майк беззаботно улыбался.
— Я все равно не понимаю, — Женя вынимала из коробки один диск за другим, — зачем все это.
— Мой план совершенно замечателен, — загадочно начал Майк. — Знаешь почему?
— Почему?
— Потому что он прост до безобразия.
— ???
— Ты начинаешь с одного диска. Слушаешь песню несколько раз в день, в любую свободную минуту, слушаешь только ее дня три-четыре. Потом берешь следующий диск и делаешь то же самое. Затем просишь кого-нибудь поставить тебе одну из этих мелодий. Только так, чтобы ты не видела какую. Я уверен, ты легко сумеешь определить, что именно тебе включили.
— Допустим, я научусь различать два произведения. Ну и что?
— Это только первый шаг. Посмотри, сколько здесь дисков. Сначала две мелодии, потом три, потом пять, потом все.
— Ты с ума сошел! Я должна буду потратить на это уйму времени, которого у меня нет. Я же не отдыхаю в Дижоне! Давай я предложу тебе вместо лекций по общей хирургии штудировать стихи, чтобы научиться с первого слова отличать классицизм от романтизма или символизма.
— А ты умеешь это делать?
— Не издевайся! Ты же знаешь, что бриары…
— Женя! Твои бриары совершенно не пострадают. Ты каждый день ходишь в университет и обратно, ездишь к заводчикам, гуляешь по городу. Что мешает тебе это делать с плеером в ушах?
— Ничего, — недовольно бухтит Женя.
— Правильно. Умница! Ты даже не представляешь, насколько эффективным окажется мой метод. У тебя разовьется музыкальная память, и тогда…
— Ладно-ладно, посмотрим. Ну, а с этим-то мне что прикажешь делать? — Женя показала на оставшуюся в коробке пачку листов.
— Ах, это? Это ноты.
— Зачем мне ноты? Я в них не разбираюсь.
— Разберешься. Здесь есть самоучитель. Я отправил тебе в Дижон синтезатор, так что, как только получишь, сможешь начать осваивать.
— Майк! Ты серьезно? Ты, наверное, не в себе. Я — зоопсихолог, а не музыкант. — Женя кипела от возмущения, но молодой человек ничем не показывал, что замечает ее состояние.
— А я — хирург, а не серфер, но это не мешает моим стараниям профессионально стоять на доске.
Жене очень хотелось достать всю эту совершенно бесполезную, с ее точки зрения, нотную грамоту из коробки и разорвать в клочки, но она все же сдержалась — и правильно сделала.
