— О, Милорд, если все время носишь эти капюшоны и маски, то здорово потеешь, да и душно, если вы хотите знать мое мнение. По большей части только офицерам разрешено показывать свои лица; а ты должен глядеть, чтобы ни один шов не высунулся наружу, или твой мех не появился из-под рукавов или перчаток, а тогда что ты можешь сделать? Только хлопнуть себя по роже.
— Да ну? А как же вы переодеваетесь без пальцев?
— А, очень просто, разве нет? Наши женщины ставят ведьмины метки там, где мы можем схватить их зубами, видите? — Он отдернул кружева на горле и показал место, где отчетливо выделялся обесцвеченный треугольник, похожий на отпечаток небольшого пальца.
— И все-таки, где карты с тайными путями на Луну? Где капитан прячет их? В кармане, во рту, под кожей, где? — Ворон шагнул вперед.
Солнце встало над горизонтом, похожее на огромный золотой мяч, горячий ветер ударил по кораблю с востока. Это Солнце казалось во много раз больше земного, и всходило быстрее, чем даже в тропиках.
Внезапный свет поверг капитана в ужас, он отшатнулся назад, морщинистая морда стала злой. Капитан повернулся и побежал прочь, но закачался и едва не упал на сходнях, вызвав издевательский смех команды.
Ворон повернулся и, прищурясь, посмотрел на бело-голубое небо. В то же мгновение по кораблю ударили сильные порывы ветра. Появились облака, и стали темнеть на глазах, воздух стал плотным и наполнился напряжением. Огромная волна ударила в нос корабля, вся палуба оказалась по колено в воде. Сильный встречный ветер заставил судно накрениться вправо, мачты опасно затрещали, некоторые сэлки закричали от страха, но другие гикали и смеялись.
Штурман схватился за гакаборт[36] и заорал:
— Спустить бизань, проклятые лодыри! Свернуть полотно прежде, чем мы потеряли мачту. Наверх!
Тюлени-матросы на палубе поспешили подчиниться приказу.
Ворон поднял руку, и ветер упал до легкого бриза. Потом Ворон положил руку на плечо сэлки, выкрикивавшего приказы во время опасности, который сейчас был похож на штурмана.
— Капитан, — сказал он штурману, — прошлой ночью я не мог посмотреть карты и найти курс на Луну, потому что не было света. Сейчас свет есть. Я жду.
— Ар. Гарн, — прорычал штурман. — Это был обычный трюк Мананнана.
— Карты!
— Ха-хар. Нет никаких карт! Ни на одной карте не изображена морская дорога на Луну и моря между звездами, которые намного больше любого океана на Земле! Мы не можем войти в запрещенную сферу, если они нас не позвали, а, должен вам сказать, зовут нас совсем нечасто! Мы приходим и уходим по их желанию, не по нашему, потому что половина лица Луны смотрит на земные дела, а половина — во внешнюю тьму, и те, кто там живет, поклоняется странным богам, и заключает с ними сделки. Ужасные сделки. Мы ненавидим их даже больше, чем они ненавидят нас!
— Увы, мне трудно в это поверить.
— Это как тебе понравится, мистер медведь. Мы должны лизать копыта и подкупать эхвиски[37] из Ухнумана, чтобы они разрешили нам проплыть. Неужели ты думаешь, что мы, сэлки, можем строить корабли? Для этого надо находиться вместе достаточно долго, и при этом не ссориться, не вынимать ножи и не обманывать друг друга. Хар-хар! Да мы счастливы, если нас хватает на одно чаепитие. Да, все было не так, когда Тюлений Царь владел Жезлом Моли, и все преступления, кроме его собственных и самых близких к нему парней, выходили на свет! Но сейчас мы завладеем этим миром, он будет наш!
Имя, которое он использовал: «эхвиски». По спине Ворона пробежал холодок ужаса, как если бы он уже слышал его, во сне. В замутненной памяти вдруг возникли картины, ясные и сильные.
— Я могу позвать Луну, если ты довезешь меня до нее, — прошептал Ворон. — Их города и порты лягут перед твоими пушками.
— Ты что, тоже маг?
Ворон указал пальцем на нос штурмана, нависший над пышными усами.
— Хочешь проверить, насколько близко от тебя ударит молния?
— Нет, нет, я тебя понял! Убери палец! Но послушай, большей глупости я ввек не слыхал. Напасть на них, спящих. Я не хочу даже слышать об этом… — задумчиво прошептал штурман.
— Тогда я нападу на них, я один. А ты? Ты будешь рыться в обломках и грабить выживших, если хочешь. Или нет, как хочешь. Мне все равно. Кто узнает, что это был ты, если тебя не схватят? Всякий невиновен, если нет улик, точно? Но я должен попасть на Луну! Должен оказаться в Ухнумане прежде, чем эхвиски сообразят, кто такой Гален Уэйлок!
Штурман мигнул большим коричневым глазом и склонил голову набок.
— А тебе-то для чего этот парень, Уэйлок?
— А ты знаешь, что душа Галена связана с моей женой? — возбужденно сказал Ворон. — Той самой девушкой, которую Мананнан видел в Эвернессе. Эта женщина, она такая дура! Она унесла самое могущественное… О, я имею в виду, конечно, что я ее очень люблю и должен найти ее прямо сейчас до того, как она возьмет… А, ну, я хотел сказать, до того, как она покалечит сама себя. Потому что я ее очень люблю, ну, ты понимаешь. Гален должен знать, куда убежала эта… э, глупая девчонка. Он должен найти ее душу. Это инстинкт.
— Если ты сумеешь позвать Луну, мы заключим сделку, приятель, — прошептал штурман. — И поплывем прямо к докам Ухнумана.
— Только без обмана, парень! Я глаз с тебя не спущу!
— Хар. Не беспокойся. Клянусь бородой Оберона, больше никакого обмана, совсем. Ар. Хар.
III
Ворон вскарабкался на нос судна, встал одной ногой на бушприт,[38] вырезанный в форме короля с крыльями летучей мыши, и запел:
Луна начала переваливаться через край мира и увеличиваться; горы, долины и океаны — серые, ослепительное белые или черные, они сверкали в лучах солнца. Но только половина лунного диска перешла через край; лунный ландшафт, усеянный выщербинами, молчаливый и выжженный, заполнил треть неба. На горизонте бледная вода лунного океана, оказавшегося прямо над кораблем, начала смешиваться с водой земного, отравленные рыбы начали всплывать вверх брюхом.
Лунный диск постепенно становилась все больше, но уже не так быстро. Наконец его рост остановился, он стал более широким и гладким, занял пол горизонта, потом больше половины. Горы на краю Луны оказались прямо на горизонте, и, как показалось Ворону, выгнулись настолько, что сами стали горизонтом.
Небесная голубизна растаяла, сменилась чернотой; Солнце, ужасное и дикое, сверкало на ночном
