Титания засмеялась серебряным смехом.
— Тебе она досталась от меня, а он… ее он презирает. И гордая Америка не терпит тот жезл, к которому всегда стремились Европы спящие сыны: когда они о справедливости мечтали, то снился им бродячий скоттов бард иль Робин Гуд, защитник угнетенных. Ну а в Америке доподлинно известно, что Справедливость улетела в глушь, оставив города, где тирания жестко правит, и теперь живет в сердцах простых людей; ее ты не найдешь в роскошных залах и дворцах богатых.
— Тогда он знает точно свое место, и пусть не тянет грубые ручищи, воняющие запахом болота к прекрасной вечной Королеве Эльфов. Тот день, когда Рог Эвернесса вернется в руки ждущие мои, последним станет днем для Пендрагона. Мой гнев настигнет смертного простого, что сделал шлюхою мою жену.
— Тьфу на тебя, двуустый лицемер, который успевает изменить по меньшей мере дважды своей клятве, пока вздыхает смертный человек! Так призови же Ио[65] и Европу,[66] Лето[67] и Майю,[68] Метис[69] с Мнемозиной,[70] Каллисто,[71] Эрду[72] да и Гуннлед[73] тож, и уж конечно всех молочниц полногрудых, что побывали у тебя в постели, застигнутые ночью посреди зеленого запутанного леса, и поклянись им всем в любви и постоянстве! Как часто приходилось Гименею, который смотрит за обетом брачным, с позором отворачивать глаза! Я бросила тебя, отец бастардов; и мой герой бросает тебе вызов, уверенный, что дочь не подведет. Отхлынул твой прилив и время вышло, и как непостоянная луна скрывает от серебряной ночи свое лицо прекрасное в тумане, вот так и я укроюсь от тебя, и повернусь лицом к тому, кто истинный мой Лорд и повелитель. Прочь, убирайся, слишком много чести, тебе со мною находиться вместе.
Оберон сузил один глаз, в котором загорелся огонь, но потом слегка улыбнулся и сказал свистящим шепотком:
— Да, я лишен законного владенья и заслужил насмешки и презренье, но очень скоро миром завладею, и отомщу коварному злодею. Тогда узнает смертный тот ничтожный, что и во сне души лишиться можно. Пока скитался я без веры и без дела, то сердце королевы охладело; когда же вновь верну державе силу, опять моя ты будешь до могилы.
Услышав эти страшные слова, Титания высоко подняла серебряный луч, служивший ей скипетром, и громко крикнула.
— Лукавый обольститель, как плохо же ты знаешь женский род! Тебе ничто на свете не поможет, то, что в груди моей, завоевать. Владей короной, иль мечом достойным, иль скипетром небесных королей — напрасно все! За мною, эльфы, улетаем прочь, не то браниться будем мы всю ночь.
Ветер легко поднял ее в воздух, она закружилась в танце, как осенний лист, капельки росы взвились вслед за ней в воздух и закружились вокруг, свет луны помчался за ней, вырисовывая широкие безумные круги, и, когда она исчезла, показалась, что какая-то часть очарования ночи исчезла вместе с ней.
Робин Добрый Малый подобрал свой жезл, вокруг которого свернулись две змеи, и сказал:
— Милорд, не слишком много смысла вам морщить лоб от жизненных забот. Все смертные большие дураки. На золотой или кусок земли всегда свободу рады обменять, а иногда довольно и полушки. Насколько же быстрей они уступят честь, мужество и собственную гордость, чтобы едой побаловать себя из яблок золотых и из нектара?
— Эльфийский двор мой, хватит мрачных мыслей, — сказал Оберон, высоко поднимая свой скипетр. — Давайте петь, плясать и пить вино! Коль Клаваргент окажется у нас, откроются пред нами кущи рая, забудем мы и горе и страданья, и снова жизнь веселую начнем; толпе людишек щедро разбросаем поддельные алмазы мира снов, империю мы нашу восстановим и древнее величие мое. Пусть море снов бурлит в кипящей мгле: мы править будем на дневной земле.
III
Принцесса сидела под липой на скамье из слоновой кости, одетая в роскошное золотое с зеленым платье, которое длинными мягкими складками падало на спутанную траву и незабудки в огороженном королевском саду. Недалеко струи фонтана били в серебряный бассейн, а дорожка, огороженная изгородью из красных роз, пересекалась с тропинкой, вдоль которой росли белые лилии. По всему саду стояли маленькие смешные статуи: древние гномики на пьедесталах из белого мрамора, и принцесса звонко смеялась, если они мигали, как живые, когда на них садилась пчела или маленький крапивник.
В саду вообще было так много вещей, над которыми можно было посмеяться, и еще маленькие развлечения, каждые сумерки и каждую ночь. (Ей почему-то не приходило в голову удивляться тому, что в этой замечательной стране никогда не бывает полдня, и солнце никогда не светит в полную силу.) Появлялись придворные, одетые соколами или гончими, и начиналась веселая охота; каждую ночь танцевали на склонах холмов или в глубоком лесу, рядом с фонтанами или ручьями; а однажды пошли на берег моря и там весело отпраздновали какой-то праздник, и на волнах танцевали русалки.
Время от времени она играла в шахматы с Королем, и подружилась с Белым Рыцарем, маленьким гомункулусом, одетым в смешную броню. На голове он носил шлем в форме головы лошади.
Но самым большим развлечением оставался Том. Когда-то в полночь он выплыл из волшебного источника, лившегося в потайном гроте. Тогда он был совсем маленьким, но потом вырос и стал ростом с человека: высокий парень с прекрасными белыми волосами, квадратной челюстью и свежим красивым лицом. А теперь он вовсю ухаживал за ней и то потешал весь ее двор смешными проделками, то становился смертельно серьезным и изысканно грациозным.
Она раз за разом прогоняла его и смеялась над ним, но каждый раз спрашивая себя, не должна ли она выйти за него замуж. Иногда она даже почти соглашалась, но ей мешало какое-то тайное воспоминание какое-то смутное сомнение, и она опять и опять спрашивала Короля, почему ее мама не приходит к ней сюда, в Моммур.
Король всегда отвечал одно и то же, и отсылал ее прочь, но взамен давал рог единорога — ключ к тайному саду, скрытому в стенах дворца. Там всегда царило спокойствие, и там ее ждала музыка, лившаяся из неожиданно появлявшихся в воздухе и опять таявших струн. Ночью сад освещали плавающие огоньки, а в сумерки серебряная радуга, появлявшаяся из сияющей серебром крыши дворца. В саду была особая тропинка, по которой Король отправлялся в любую часть своего королевства, обычно в сопровождении Хеймдалля, спокойного внимательного духа, с белыми волосами и бородой, и такими блестящими глазами, что никто не мог глядеть прямо в них и не мигать.
В центре этого тайного сада лежало самое главное сокровище — фонтан с неиссякаемым источником знания.
На дне бассейна находилось зеркало, с которым принцесса часто играла: оно показывало, как она будет выглядеть, если наденет другое платье или шляпку. Сейчас она отпустила свое воображение и спросила у зеркала, как бы она выглядела, если бы была чернокожей девушкой из Нубии или узкоглазой из Китая; или как она выглядела десять лет назад или через десять лет; и на что она была бы похожа, если бы была красногубым суккубом из Ада. Вот это отражение взволновало и испугало ее. Она поспешно спросила, что будет, если она станет небесным ангелом, и на нее взглянуло прекрасное спокойное лицо, увенчанное короной из живого света; во взгляде отражения была мудрость и такая откровенная жалость, что принцесса съежилась, уверенная, что сделала что-то плохое, и испугалась, первый раз с того времени…
С того времени как…?
Появился король, пришедший по своей тропинке, он ловко проскользнул мимо высоких цветущих вишен, над ним кружились розовые и темные облака самых тонких оттенков, вокруг головы резвились первые светлячки, хихикая и пересвистываясь. Единственный глаз короля сверкал как далекая звезда.
На этот раз Король оделся в сумрак и лунный свет, его плащ был сделан из темного тумана, а корона — из крыльев черных лебедей. На его руке сидела маленькая серая птичка и весело чирикала.
— Подарок для тебя, Принцесса. Печальный и тяжелый дар, но тебе он понравится.
