— Обмана?
— Меня научили, что ты дал нам Ключ, доверил хранить его; но, на самом деле, Мерлин признался, что украл его, победил твоего бойца, и основал на Земле королевство мира и справедливости. И ты нуждался в нас только для того, чтобы овладеть Ключом. Я видел, что произошло с тобой, когда Азраил направил его на тебя.
— И в чем здесь обман? Мерлин никогда не ценил свободно полученный дар; он — настоящий стервятник, и ценит только то, что украл. Разве я оскорбил тебя тем, что мне была нужна твоя семья, которая все эти годы верно служила мне? Нужны руки людей, чтобы сделать сон реальностью. Когда умирают сны — умирают королевства, что и доказал Ланселот. Как раз сейчас Антон Пендрагон пытается восстановить сны этой страны. Или тебя оскорбляет то, что твоим предшественникам не разрешили использовать Ключ? Правду и только правду говорю я тебе, существует смертельная сила, которая ходит по миру ночных кошмаров, и люди не настолько мудры, чтобы общаться с ней. Твоя раса не может даже прогнать войну, а ведь война не больше чем вражда между людьми. И теперь Война обрела плоть, стала Богиней, и расхаживает между вами. Сколько лет пройдет, прежде чем Пендрагон сможет прогнать ее? Вспомни, только гордость привела к падению Люцифера, и теперь он низвергнут в морские глубины.
— Удивительно, Оберон, слышать из твоих уст то же самое презрение к человечеству, что и из его!
— Если отец не разрешает детям играть со спичками, разве это презрение? — негромко сказал Оберон, но в его голосе послышалось эхо столь древней силы, что Лемюэль невольно спросил себя, насколько старо существо, с которым он говорит. И действительно, подумал Лемюэль, я ничего не знаю об Обероне и о том, для чего он пришел сюда.
— Для чего ты пришел сюда, Оберон?
— Чтобы простить тебя.
— Что? — спросил потрясенный Лемюэль.
— Ты не сумел разбудить спящих, когда того требовал долг; но я прощаю тебя за это, потому что, пока я спал на Осенних Звездах, Люцифер испугался только имени небесных рыцарей. Но пускай тебя не обманывает высокомерное тщеславие Антона Пендрагона! Ты, и только ты победил Люцифера, а не он; ты, и твое оружие, которое ты нес в сердце, твое терпение, вера и, да, верность, верность мне. Твое главное оружие, перед которым не смог устоять даже падший ангел, — готовность разрушить эту Землю ради рождения нового мира.
Лемюэль, молча, уставился на наполовину скрытое в тени лицо короля эльфов.
— Я принимаю твое прощение. Почему сила мира снов больше не наполняет семь знаков? Почему сон-лошадки больше не летят на зов?
— Ты знаешь ответ. Это мои слуги. Пока ты опять не поклянешься мне в верности, они не подчинятся тебе.
Лемюэль какое-то время молчал, а потом сказал.
— Я должен узнать больше, прежде чем приносить такую клятву.
— Я привел с собой мать всех сон-лошадок, она поговорит с тобой.
Единорог робко вышла из-за спины Оберона и встала рядом с ним. Оберон ласково положил руку ей на гриву. Единорог заговорила, как будто задул ласковый ветерок:
— Возлюбленный, в твоей руке реликвия, сделанная из костей моего покойного мужа; это единственная часть, которая еще пребывает на земле. Я прошу, я умоляю тебя, верни ее мне, она моя.
— Но что вы сделаете с ней, великая леди, если я отдам вам ее?
— Я открою ей ворота рая, — сказал Оберон.
— А если я не отдам?
— Интересно, какие духи помогут тебе выстроить новый Эвернесс в мире снов? Под моей командой десять тысяч раз по десять тысяч ангелов и светлых альвов. Вполне достаточно, чтобы построить новый мир. А ты? Есть ли у тебя хоть кто-нибудь, кто сможет выстроить хотя бы одну башня?
Лемюэль не знал, что ответить.
— Если ты хочешь сохранить рог моего мужа, — сказала Единорог, — я заклинаю тебя использовать его мудро, с жалостью и состраданием. — Оберон удивленно поглядел на нее и медленно убрал руку с ее гривы.
— В глубинах вселенной есть создания, — продолжала она, — которые могут завоевать Землю, и они обязательно появятся, если откроются бреши в тумане, отделяющем Землю от другого мира. Ранее ты защищал туманы Эвернесса, которые заставляют людей забыть об опасных чудесах, лежащих снаружи. Не должен ли ты вновь сотворить эти туманы и заставить людей не обращать внимания на эти кошмарные создания? Когда они проснутся завтра, все, что произошло, покажется им только сном, быстро тающим сном.
— Неужели мертвые оживут, — с горечью сказал Лемюэль, — или вдовы людей, погибших в бою с Ахероном, забудут, по кому они льют слезы?
— В моих руках Котел Возрождения, — сказал Ахерон. — И разве я не обещал восстановить чистую незапятнанную плоть тех, кто поклоняется мне?
— Что я должен сделать, чтобы сотворить туманы? — спросил Лемюэль.
— Только Оберон знает имена, которыми можно заклясть Забытье, — сказала Единорог.
Лемюэль тряхнул головой.
— Пендрагон никогда не согласится.
— Я не собираюсь спрашивать его, — резко ответил Оберон.
Лемюэль посмотрел вверх и глубоко вздохнул.
— Но ты должен. Все эти годы я служил, с верой и огромным терпением. Но ты забыл, что я приносил клятвы верности не только тебе, о Повелитель Осенних Звезд, но и основателю нашего дома, от которого идет вся наша сила. Только Король Артур, или его наследник, может забрать ее у нас. Антон Пендрагон — наследник Артура, он носит его меч. Он поручил мне восстановить Дом Эвернесс; взгляни — вот его знак.
Лемюэль расстегнул рубашку и обнажил плечо. В том месте, где его коснулся магический меч, сияла светящаяся линия, как будто плоть превратилась в золото. Он коснулся плеча двумя пальцами, потом коснулся ими земли.
— Я призываю в свидетели весь мир.
— Любимый, — сказала Единорог, — я вижу, что воля небес все еще правит в твоем сердце, даже если твои уста говорят иначе. Поэтому я говорю тебе что, пока ты будешь верен, мои дети будут приходить на твой зов.
Оберон поклонился.
— Я прощаю тебе и отсутствие должного почтения. Как и Мерлин, ты не вернешь украденный рог; но, как и Мерлин, ты будешь действовать согласно моей воле, хочешь ты того или нет; потому что сказано, что все духи работают на меня, и те которые восстали даже больше, чем те, которые подчиняются.
Оберон повернулся и пошел к холму. Единорог пошла следом, и там, где она ступала, из сожженной земли вырастали трава и цветы.
На вершине холма их ждал Вар.
— Здравствуй, — сказал Оберон Вару. — Твоя жена ждет тебя. Для тебя готово место за моим столом, белые одежды ждут, когда ты омоешься в моем Котле и смоешь с себя годы и невзгоды.
Свет, похожий на сияние серебряной лампы или низко летящей звезды, появился среди стволов деревьев, осветив сгустившуюся тьму; и Вар пошел по дороге, которой не было мгновение назад.
Оберон остановился и посмотрел назад, на развалины Эвернесса, обрушенные стены, уничтоженную красоту.
Кое-где еще дымились остатки деревянных панелей.
— Эвринома, — спросил он, — почему ты внезапно разрешила ему сохранить рог? Почему ты опять разрешила своим детям носить его?
— Ты слишком молод, чтобы задавать мне такие вопросы, — ответила она. — Но я отвечу тебе, ради Демиурга, который первый носил твою корону: в крови Эвернесса я вижу силу, более глубокую, чем мы считали, и я предвидела, что он позовет на помощь Пендрагона. Без помощи из мира духов они мало что
