появится, рано или поздно. — И, улыбнувшись, она вдруг предложила:
— Часть первая. Свидание с девушкой. Бои на границе. Девушка тяжело ранена, умирает.
— Пусть выживет, — подкорректировала я. — Нельзя сразу обрывать любовную линию.
— Можно, — уверенно заявила Лейла. — Она умрёт, он лучше воевать будет…
Часть вторая. Бои в окружении. Всё смешалось: кони, люди…
Часть третья. В плену. Издевательства немцев. Побег. Партизанский отряд. Герой ранен, состояние очень тяжёлое, необходима срочная операция, врача нет. Прилетает «По-2». Юная лётчица. Первая любовь с первого взгляда. Это у неё, а он без сознания…
Часть четвёртая. Госпиталь. Нашего парня навещает лётчица, рассказывает, что её отец ушёл в ополчение и погиб, старший брат пропал без вести, младший погиб при бомбёжке, мать умерла с горя. Парень думает: поправлюсь и женюсь на ней, но на другой день узнает, что девушка сгорела живьём в ночном небе…
Часть пятая. Битва под Москвой. Конец первой книги. И так далее.
— Есть критическое замечание, — сказала я. — Книга слишком мрачная.
— А кому нужны весёлые книги о войне?
— Никому, но разве обязательно сжигать девушку? Одна уже погибла, хватит.
— Пусть сгорит: сердце читателя должно обливаться кровью, содрогаться и трепетать. — Она оставила полушутливый тон и продолжала серьёзно: — В Энгельсе я прочитала «Войну и мир». И знаешь, до чего додумалась: война гасит всякое веселье в мире. А что та война по сравнению с теперешней? У Наполеона была 800-тысячная армия. Она двигалась по одной дороге, сначала туда, потом обратно. Произошло лишь одно крупное сражение, но французская армия сгинула почти целиком.
Будущая великая книга о войне по трагическому звучанию должна в соответствующей мере превосходить «Войну и мир» Толстого. Ты согласна со мной?
— Согласна. Тяжёлая будет книга.
— От лёгкой толку мало. Миру нужна беспощадно правдивая, страшная книга о войне.
Видя, как Лейла увлеклась в своих рассуждениях, я сказала:
— Продолжай. Книга вторая. Часть первая…
— Мои творческие возможности исчерпаны, — рассмеялась Лейла. — Только одно добавление. Толстой не случайно так много внимания уделял раненым. Погибнуть в бою — это одно, умирать от ран в госпитале, умирать долго, мучительно — совсем другое. Сколько дум передумает тяжелораненый, пока умрёт. И каких дум…
Мы вернулись в общежитие, застали там переполох и не сразу поняли, в чём дело. Готовилось какое- то торжество: девушки несли со склада продукты, вино.
— Прощальный ужин? — спросила я.
Девушки отвечали наперебой:
— Свадьба!
— Не свадьба, а помолвка. Свадьба после войны.
— Без калыма не отдадим…
«Вовремя мы явились», — подумала я. Спросила:
— Кто невеста, кто жених?
— Угадай!
— Кто жених, сами не знаем.
— А он с ней танцевал на вечере, дылда такой, голубоглазый, младший лейтенант…
Я догадалась: невеста — мой штурман.
Девушки рассказали, что командир соседнего полка позвонил Бершанской: встречайте курьера, кстати он и жених, и она дала соответствующие указания.
Валя выглядела растерянной.
— Меня не спросили, — пожаловалась она. — Зачем всё это? Хоть плачь.
— Чтобы набить тебе цену, вот зачем, — сказала я. — Такая традиция. Продаём невест, укрепляем материальную базу полка. Не тушуйся.
Макарова забренчала на гитаре, пропела:
Игорь примчался на трофейном мотоцикле, вручил Вале огромный букет цветов.
— Обратно пойдёт пешком, — сказала Лейла. — Мотоцикл загоним местным жителям. С руками оторвут.
Гостя усадили рядом с «невестой», он явно не ожидал такой торжественной встречи, на тосты отвечал смущённой улыбкой, выпил кружку вина и молча съедал всё, что ему предлагали щедрые хозяйки: галушки, котлеты с макаронами, пирожки с мясом, овсяную кашу, шоколад. Подали чай, перед гостем поставили миску с мёдом, кто-то подсунул ему деревянную ложку. Игорь, покорно съел мёд, запил чаем. Одна из девушек высказала общее мнение:
— Настоящий джигит!
Валя пошла провожать высокого, в буквальном смысле, гостя, а девушки ещё долго веселились: пели песни, танцевали, читали стихи. Мы словно забыли о войне, а война забыла о нас.
«Без этих маленьких праздников, без пауз, мы, наверно, посходили бы с ума, — подумала я, наблюдая за подругами. — Другая эпоха, другое оружие, намного больше стало горя, крови, ненависти, и воевать стало труднее. Говорят, раны победителей заживают быстрее, чем рады побеждённых. Проверим на себе, на своей земле».
Кто-то закрыл мне глаза ладонями.
— Лейла! — воскликнула я. Угадала.
— Ты о чём задумалась? — спросила она. — Почему не поешь, не танцуешь? Беспокоишься, похитили твоего штурмана? Отправимся в погоню? Запрягать коней?
— Они на мотоцикле.
— Далеко не уйдут. За мной! Затормошила, закружила…
Валя возвратилась сама не своя.
Утром 15-го мая 1944 года полк в полном составе поэскадрильно вылетел в Белоруссию.
Ночь семьсот сорок девятая
Летим над израненной украинской землёй. Выплывают навстречу и уходят под крыло разрушенные мосты, пепелища, закопчённые печные трубы, разбитые танки, орудия, самолёты. Траншеи, противотанковые рвы и воронки уже поросли травой. На душе радостно: эта земля свободна! А раны она с помощью хозяев постепенно залечит и шрамов не останется.
Наверно, сказку о живой воде люди придумали в незапамятные времена, наблюдая, как дожди и талые воды обновляют землю.
Моего штурмана следы, оставленные войной, не интересуют, её внимание привлекает другое:
— По курсу слева — два трактора, — деловито докладывает она. — Справа — товарный поезд, везёт лее. Новые избы, видишь? С огородами.
«Первые послевоенные годы будут, конечно, трудными, — размышляю я, любуясь первыми ростками мирной жизни. — Будем голодать, бедствовать, но вынесем всё. Никто нам не поможет, наоборот, мы ещё поможем другим. Труд — наша волшебная живая вода. < Снова зашумят хлеба на нивах, закипит,
