уничтожение…
«Наши партизаны и подпольщики, — подумала я, — открыли подлинный второй фронт и открыли вовремя. А там, во Франции, открыт третий фронт».
Кстати, уже после войны я выяснила, что только белорусские партизаны уничтожили больше гитлеровцев, чем наши союзники, американцы и англичане, вместе взятые.
Партизан мы встретили как самых дорогих гостей.
Оказалось, они — приветливые, жизнерадостные люди. Мы представляли их совсем другими — суровыми, бородатыми. Впрочем, удивление было обоюдным.
Позднее мы узнали, что благодаря подпольщикам в Минске были сохранены многие здания, в том числе Дом правительства, здание Центрального Комитета партии, Дом офицеров. Они внимательно следили за тем, как гитлеровцы закладывали мины замедленного действия, и когда наши войска освободили город, помогли сапёрам быстро обнаружить и обезвредить их.
Ночь семьсот восьмидесятая
Перелетая на очередной новый аэродром, мы оставили на старой площадке недалеко от деревни Красный Бор техника-лейтенанта Галю Пилипенко под охраной пятерых работников ПАРМа. Они должны были отремонтировать неисправный самолёт, на что требовалось не менее четырёх дней.
Точно в назначенный срок Галя на отремонтированном самолёте догнала нас и рассказала удивительную историю:
— Как старшая по званию, я взяла командование на себя. И кормление подчинённых, само собой, тоже. Работали дружно, всё шло по графику. Утром на четвёртый день слышу:
— Товарищ техник-лейтенант, на лесной дороге немцы!
У нас на всех одна винтовка, три пистолета. Указала каждому позицию, говорю, стоять насмерть, без команды не стрелять.
Немцы идут вразброд, их человек десять, почти все вооружены автоматами: Присмотрелась — у одного немца в руке палка с белым флагом. Слава тебе, господи, думаю, сдаваться идут. Подпустила их шагов на двадцать, крикнула:
— Стой!
Остановились. Я поднялась, делаю вид, что отдаю распоряжение целой роте. Потом показала им один палец, машу рукой, пусть, мол, парламентёр подойдёт поближе.
Подошёл переводчик, говорит:
— Генерал Фалькнерс со своими оставшимися в живых штабными офицерами желает в плен.
— Зер гут, — говорю, — очень хорошо, что ж, пусть сдаётся. Подходить по одному, оружие — сюда, — кажу себе под ноги. — Начнём с генерала, пусть подойдёт, первым.
Подошёл. Гляжу: в самом деле генерал, в полной форме, худющий, в глазах — зелёная тоска. Швырнул пистолет на землю и отвернулся. Подозвала двух ребят, говорю, отведите в сторонку. Чем, думаю, кормить их буду, продуктов мало осталось.
Вот и всё. Обезоружила всех, усадила на траву, супчик сварила, накормила и — шагом марш на сборный пункт…
За находчивость Бершанская объявила Пилипенко благодарность.
Мы им счёт потеряли, своим пленным.
Остановились в Новоельне. Небольшой городок, железнодорожная станция, а рядом, в лесу, — последняя площадка, с которой мы наносили удары по немецким частям, находящимся на территории Белоруссии. С других площадок, на которых базировался полк позднее, мы уже летали за границу — в Польшу, в Восточную Пруссию.
Площадку, небольшую лесную поляну, подобрали, как и другие, наспех и угодили в капкан. Сесть сели, а взлететь… Это была почти неразрешимая проблема. Почва песчаная, разбег небольшой, взлетать можно только в сторону леса. Командиры эскадрилий исходили полянку вдоль и поперёк, ощупали каждый бугорочек и пришли к выводу: взлететь невозможно, тем более с бомбами, самолёт неминуемо врежется в деревья.
Бершанская помрачнела, уткнулась в карту. Полк уже получил задание: уничтожить отступающую по лесной дороге большую вражескую автоколонну. Промедлим, зацепятся за какой-нибудь рубеж, выковыривай их потом. Или драпанут в Восточную Пруссию. Гвардейский женский полк не выполнил задания — такого ещё не бывало…
Мне было больно смотреть на Бершанскую, даже голова разболелась. Думаю, заберусь в кабину, отдохну. Светлая голова у нашего командира полка, но так получилось — безвыходное положение. Конечно, начальство не осудило бы нас, но мы сами себя казнили. Поторопились.
До самолёта я не дошла, слышу:
— Командиры эскадрилий, ко мне!
Неужели, думаю, что-то придумала? Представьте себе — и придумала!
— Работать будем так, — голос у Евдокии Давыдовны ровный, спокойный, как всегда. — Несколько человек будут держать самолёт за плоскости. Лётчица даёт полный газ. Когда мотор наберёт предельную мощность, по команде все отпускают самолёт, отбегают в стороны. Принцип катапульты. Ясно?
— Ясно! — хором закричали девушки.
— Первым вылетает экипаж Ароновой — Гельман. Бершанская назвала десять самых опытных экипажей, и работа закипела.
Техники выкатили на старт первый самолёт, вооруженцы подвесили бомбы. Мотор воет, самолёт дрожит…
— Пошёл! — крикнула Бершанская.
Девушки — врассыпную. «По-2» запрыгал по кочкам, взлетел, высоту набирает медленно, с трудом. Моя Валюша уткнула лицо в ладони. Уже стемнело, ждём. Даже от удара о верхние ветки бомбы могут взорваться. Но Бершанская рассчитала точно, самолёт улетел.
Через две минуты тем же способом вытолкнули в небо второй самолёт.
Мы с Валюшей вылетели пятыми. Колонну обнаружили без труда — головные машины были охвачены огнём. Пробка! Пролетели над дорогой, присмотрелись.
— Цурюк, паразиты! — властным голосом крикнула Валя. — Цурюк, вам говорят! Хенде хох!
Я рассмеялась, спросила:
— Что это за урюк?
— Значит, назад! — Валя тоже рассмеялась. — Народ дисциплинированный, должны послушаться.
— Нет, лучше пусть стоят на месте, — рассудила я. — Ударим по задним машинам.
Вернулись на аэродром, от техников узнали: первый снайперский удар по колонне нанесли Рая Аронова и Полина Гельман — подорвали двумя «сотками» две головные машины.
К утру от колонны остались рожки да ножки.
— Мужской полк пришлось бы выволакивать с этой поляночки тягачами, — заявила Валя, когда мы, выполнив «программу», взяли курс на аэродром.
— Почему ты так уверена? — я решила немного подзадорить своего штурмана.
— Потому. Во-первых, мужчины тяжелее. Во-вторых, такого командира, как Бершанская, в мужских полках не было, нет и не будет.
— Очень убедительно, — согласилась я.
— Это ещё не всё. В-третьих, она верит в вас, лётчиц, беспредельно. Была бы площадка в два раза меньше, вы всё равно взлетели бы, как миленькие.
— Просто она очень опытная лётчица, — по инерции продолжала я. — Прикинула, глаз у неё точный.
— Сердце у неё точное, — перебила меня Валя. — Это самое главное.
— Ты права, мой штурман. Сдаюсь…
