поводырь, извлеченный из шкафа со скафандрами. Я намеревался изображать слепого, и робот в этой ситуации мне был прямо-таки необходим. Активировав его нажатием ноги и запустив нужный алгоритм, я со спокойной совестью покинул уютный борт «Фунта изюма».
В местном космопорте, носившем звучное имя Эриха Хоннекера, шел редкий снежок. Задувал прохладный ветер, низкие облака строили мне гнусные рожи. Поданный диспетчерской службой электрокар отвез меня и тарелку-поводыря в зону декларирования и оплаты, где я представился Кентаврусом Пепеджаклусом с аграрной планеты Ксанка, вращавшейся вокруг звезды Киото в полутора тысячах парсеках от Кавендиш-Два. Я оплатил стоянку в течение суток и, ведомый фыркающим поводырем, отправился далее, в так называемую «представительскую» зону космопорта, где находились конторы крупнейших местных компаний. На Нероне все хорошо продумано! Чтобы провести деловые переговоры, вовсе не нужно тащиться в столицу, достаточно заглянуть в представительство компании на космодроме. Кстати, если кто- то не понял, в честь какого такого Хоннекера назвали местный космопорт, то поспешу объяснить, что я и сам этого никогда не мог понять. Сдается мне, что некогда такую фамилию носил вождь немецких коммунистов, но я в этом не совсем уверен. Возможно, Хоннекер – это тот самый знаменитый зооботаник, что приучил двести лет назад генномодифицированных макак собирать метелки конопли. Эксперимент провалился, поскольку второе поколение макак научились коноплю не только собирать и сушить, но и курить. Тем не менее, сам по себе ход мысли замечательного немецкого ученого вполне заслужил того, чтобы благодарные потомки обессмертили его в веках.
Космопорт Эриха Хоннекера – это колоссальное подземное сооружение площадью чуть ли не в сто тысяч квадратных метров. Есть где покататься как на роликовых коньках, так и на обычных!
Я не стал кататься на коньках, а сразу зашел в представительство фирмы «Гроссбауэр», занимавшейся поставкой роботов для работ по терраформингу, то есть преобразованию поверхности планет. Ведь за этими самыми железками я и притащился на Нерон. В представительстве меня встретили с душой – немцы вообще умеют встречать платежеспособных клиентов с душой! – и предложили модельный ряд, радующий глаз полнотой разнообразных опций. Трехтонный «Карл Великий» мог вести работы на грунтах любой сложности, даже на выходах скальных пород. «Герман Геринг» третьего поколения мог вести взрывные работы и обеспечивал доставку самого себя в труднодоступные районы (в принципе, его можно было использовать как обычный вертолет). Особенно меня порадовало семейство мощных «Адольф-папа» и «Адольф-мама» с дисковыми фрезами и четырьмя манипуляторами. Эти роботы предназначались для пробивки туннелей в любых грунтах. Как раз то, в чем нуждался такой заядлый холостяк, как я!
С менеджером мы прекрасно поладили. Принимая меня за слепого, он на хорошем русском читал вслух паспортные данные роботов, толково все объяснял, не забывая предложить сигару, чашечку кофе, а то просто услужливо сдувал пылинки с моего селенитового сари. И то не было грубым подхалимажем! Он же считал меня слепым, а потому сдувал пылинки единственно из стремления к вселенской гармонии…
Я заказал по паре роботов каждого типа и попросил отгрузить на корабль не позднее завтрашнего утра. Поскольку сделка оказалась немаленькой, менеджер угостил меня «Ошибкой резидента» восьмидесятилетней выдержки.
Выпили немного, но получилось от души. Зажевав спиртное опилками пыхадорского дерева, я вырулил за двери офиса. В голове было звонко, пусто и весело. Организм требовал продолжения торжественной части.
Надо ли удивляться, что я скоро очутился в местном баре?! Вернее, в одном из многих местных баров. Местечко, расположенное на своеобразном балконе над колодцем, уходившим вглубь Нерона, оказалось очень даже ничего. Направо, налево и прямо – сквозь стеклянную стену можно было видеть исчезавшие в недрах планеты подземные уровни. Я, разумеется, постарался вести себя как слепой, который не мог видеть всех эти красот, но внутренне восхитился работой дизайнера.
Ведомый своей тарелкой-поводырем, призывавшей окружающих уступать дорогу, я прошествовал к стойке бара и, водрузив себя на стул, степенно спросил:
– Нальет мне кто-нибудь «Дырокол для мозга»?
Робот-бармен забренчал чем-то интимным в своих недрах и выкатил мне граненый стопарик с прозрачной, искрящейся синевой жидкостью. Русские напитки во всех уголках обитаемой Вселенной подаются в граненой посуде – это правило является такой же мировой константой, что и «постоянная Планка» или отношение длины окружности к величине ее диаметра.
Сидевший через пару стульев мужичонка в комбинезоне довольно затрапезного вида горестно вздохнул и промолвил с сильным акцентом:
– Никогда не пил этого русского напитка! «Шило» пил, «Слезу новобранца» пил. А вот «Дырокол для мозга» – нет.
– Позвольте вас угостить, – отозвался я и приказал бармену, – еще один «Дырокол» для господина направо от меня.
Граненый стопарик оказался в руках мужичонки. Тот расплылся в улыбке и принялся преувеличенно меня благодарить. Немцы – народ очень жадный и по-детски мелочный. Халяву они ценят не в пример русским и очень радуются возможности получить что-то ни за что. Я лишь махнул рукой:
– Да пейте уж, господин!
По левую руку от меня на высокий стул взгромоздилась совсем юная девица, закованная в мощную броню из латекса. Вся такая на пирсинге, с металлической дрянью в бровях, носу, губах и пупке. Возможно, где-то и еще, но там мне не было видно. Род занятий дамы не мог вызвать ни малейших сомнений.
– Господин – русский? – поинтересовалась она и, не дожидаясь ответа, затараторила. – А правда, что русские делают «Дырокол для мозга» с добавлением то ли гептила, то ли гидразина? Чтобы мозг разжижался и через позвоночник сразу канализировался в кишечник…
– Первый раз слышу, – признался я. – Очередная клевета европейских демократов на русский народ. Тем более, что гептил – это и есть несимметричный диметилгидразин.
– А что такое гидразин? – тут же поинтересовался мужичонка. Ударив по мозжечку восьмидесятипятиградусной халявной выпивкой, он, очевидно, спонтанно испытал потребность в общении.
– Такое древнее ракетное топливо. Самая заря ракетной техники.
– Вредное, наверное.
– Не так чтобы очень… Самый опасный компонент в ракете – азотная кислота, но даже ее некоторые мастера пьют не разбавляя.
