вообще такой и какое имеете право забирать коробку, извлечённую из вверенного моему попечению цветка? Вот…
— Я юрист, работаю в государственном учреждении. Вот моя визитная карточка, — Шумилов протянул её приказчику, — коробка, извлечённая из этого фикуса, Вам не принадлежит и потому…
— Она принадлежит мне! — раздался зычный, звенящий от гнева голос.
Шумилов и Варнавский обернулись к его обладателю. Им оказался высокий светловолосый мужчина с несколько отёчным лицом в расстёгнутом чёрном пальто, наброшенном поверх помятой брючной пары. В правой руке он держал взведённый револьвер «Смит — Вессон» калибром 4,2 линии. Здоровая длинноствольная дура, производимая в России по американской лицензии, внушала уважение уже одним своим видом и почиталась лучшим оружием самозащиты своего времени. Пистолет был направлен в грудь Шумилову, что свидетельствовало о серьёзности намерений его обладателя.
— Ми. ми. хаил Михайлович… — промямлил приказчик, да так и заткнулся, не сказав ничего дельного.
— Эта жестяная коробка принадлежит мне. И я намерен её забрать. — объявил обладатель пистолета, — Положите — ка её на подоконник и отойдите к той стене, — ствол револьвера описал дугу, указав Шумилову как ему надлежит двигаться, — Если будете дурить, я пристрелю вас как паршивую собаку.
Алексей не сомневался, что перед ним стоит Безак. Тот самый, что по уверениям Семёновой сейчас должен был быть с женою в Гельсингфорсе. Впрочем, быть может, это явился его братец? Шумилов поймал себя на мысли, что никогда не интересовался у Семёновой родственниками её любовника… Впрочем, нет, это всё же был сам Безак, поскольку приказчик назвал его по имени, а ведь сожителя Семёновой звали именно «Михаил Михайлович».
Шумилов безропотно прошёл к дальнему подоконнику, положил куда было сказано жестяную коробку.
— У меня ещё есть кошелёк, а в нём денег, эдак, рублей 250. Не желаете ли забрать и его? — поинтересовался Шумилов, — Есть также золотые часы, запонки с яхонтом, туфли, они также, весьма недёшевы.
— Ты..! — ствол в руке мужчины дрогнул, — лучше меня не дразни. Я благородный человек и грабежом не промышляю. Деньги можешь оставить себе, впрочем, как и туфли..! Я же возьму то, что принадлежит мне по праву и ничто меня не остановит.
Затем он оборотился к приказчику:
— Эй, человек, положи — ка визитку на подоконник!
Варнавский метнулся к окну, положил на жестяную коробку визитную карточку, только что полученную от Шумилова, после этого безо всяких понуканий отошёл и стал подле Алексея. Обладатель пистолета боком продвинулся к окну, ни на секунду не выпуская из видимости находившихся в комнате. Он прочитал визитку Шумилова, хмыкнул пренебрежительно, промолвил неспеша:
— Ты, стало быть, новый любовник Катьки? Мелковат как — то, не видать породы. А эта… блять худосочная… нашла под кого подстелиться… Дур — р — рачина ты, Шумилов, с курвой связался!
Алексей не стал спорить. В этот момент ошибочное умозаключение Безака вполне его устраивало. Обладатель пистолета положил визитку в свой карман; в другой карман спрятал коробку. Прежним манером — бочком, бочком — он переместился обратно к двери.
— Всем оставаться на месте 5 минут. Если что — не сомневайтесь! — я буду стрелять. И молитесь Богу, что ещё легко отделались. — напутствовал он присутствовавших в комнате.
После этого Безак скрылся за дверью.
Шумилов подождал, пока хлопнет входная дверь, затем стащил с ног туфли. Через мгновение он взял из ослабевших рук приказчика его здоровенную бухгалтерскую книгу и сказал:
— Вот что, господин Варнавский, досчитайте до тридцати, потом открывайте окно и кричите, что есть мочи, чтобы звали полицию.
Беззвучно ступая, Шумилов устремился за вооружённым мужчиной. Счётная книга, конечно же, не была кистенём, не ножом и даже не кастетом, но в ближнем бою могла пригодиться и она. Шумилов молил Бога, чтобы входная дверь не заскрипела и она действительно не заскрипела; благодаря этому Алексей совершенно беззвучно выскочил на лестницу. Пролётом ниже он успел увидеть белобрысую макушку спокойно удалявшегося Безака. Алексей, прижимаясь к стене, побежал следом. На повороте марша он опять увидел своего противника и убедился, что тот спрятал пистолет; это обстоятельство заметно увеличивало шансы Шумилова на успех. Каким бы прытким бойцом не был Безак, теперь он ни за что не сумел бы мгновенно воспользоваться оружием.
К тому моменту, когда Безак достиг второго этажа между ним и Шумиловым оставался всего один лестничный пролёт. Алексей понял, что прыгать надо именно сейчас, поскольку при следующем повороте противник его непременно увидит. Удачей было то, что на лестнице не было людей, поэтому ничто не помешало Алексею напрыгнуть на плечи шедшего впереди человека с занесённой над головой книгой.
Безак до последнего мгновения не подозревал, что позади него находится преследователь, поэтому удар бухгалтерской книгой по темени застиг его врасплох. Последовавший через долю секунды толчок в спину сбил его с ног; Безак упал на грудь, руками вперёд, оглушённый и дезориентированный. Он попытался было встать на ноги, но новый ошеломляющий удар тяжёлой книгой — на этот раз по лицу — опрокинул его навзничь. Он закричал от боли (Шумилов сделал ему по — настоящему больно!) и попытался отползти, но Алексей подскочил к нему и, пнув по рёбрам, опрокинул на спину. Придавив коленом грудь противника и схватив двумя руками Безака за уши, Шумилов принялся яростно бить его головой о цементный пол. Раз! два! три! слышались отчётливые удары, после каждого из которых Безак только жалобно вскрикивал: «А! А! А!» Он был совершенно деморализован и раздавлен, о сколь — нибудь осмысленном физическом сопротивлении с его стороны не могло быть и речи. Он лишь сунул правую руку за пояс, в попытке извлечь спрятанный за ремнём пистолет, но Шумилов увидел это движение и с силой ударил по руке.
Пистолет вывалился из ладони Безака, упал на пол, закрутился волчком на самом краю лестничной площадки. Шумилов в ужасе застыл на секунду; он хорошо знал, что русские «Смит — Вессоны» имели слабый взвод из — за чего их курок легко соскакивал; это обстоятельство облегчало стрельбу, но одновременно увеличивало риск случайного выстрела при падении оружия. Случаев саморанений и даже смертей при случайном падении таких револьверов было множество, что делало это в остальном прекрасное оружие весьма опасным в обиходе. Чтобы удержать револьвер от соскальзывания, Шумилов потянулся к нему и тут же был оттолкнут Безаком; через мгновение пистолет всё же кувыркнулся на ступеньку вниз, грохнул выстрел, а вслед за ним раздался звон разлетевшегося в окне стекла; остро запахло порохом. Безак на четвереньках потянулся к пистолету, Шумилов — тоже на четвереньках — постарался ему помешать. Ударив противника плечом, он просто — напросто толкнул пистолет в лестничный пролёт, так, чтобы наверняка лишить Безака любых шансов завладеть оружием.
Последний даже не попытался бороться с Шумиловым, видно, он всё уже про него понял. Любовник Семёновой попытался скрыться бегством. Вскочив на ноги — а его здорово качнуло из стороны в сторону, видать в голове совсем было нехорошо после ударов об пол — Безак, придерживаясь рукою за стену, валко побежал вниз. Шумилов тоже подскочил и пустился следом. Он знал, что у его противника нет шансов скрыться; Безак был психологически уже полностью раздавлен яростным натиском Шумилова; он уже проиграл схватку, осталось только завернуть ему руки за спину.
И тут Алексей почувствовал, как под ногами заскрипело стекло и через мгновение острая боль ожгла ступни. Он постарался пригасить её, сделал ещё пару шагов, но боль вгрызлась в тело миллионом острейших гвоздей и сделала бег невозможным. Шумилов понял, что в ступнях сидят раскрошившиеся осколки оконного стекла; с открытыми ранами нельзя было двигаться хотя бы из тех соображений, чтобы не получить через них столбняк. Алексей привалился к перилам и с досады плюнул сверху на убегавшего противника.
— Зараза, чтоб тебе..! — только и прорычал он ему вдогонку. Шумилов видел, как шатавшийся Безак поднял револьвер с которым и выбежал из подъезда.
Алексей с кряхтением и стоном заковылял наверх, оставляя после себя сочные кровавые отпечатки. Чтобы ослабить боль он старался вставать на внешний край подошвы, а не на плоскость ступни, но сие не очень — то помогало. Шумилов успел преодолеть один пролёт, прежде чем сообразил, что ему вовсе не
