ни с сего… Как — то всё это у меня стало складываться в голове. На другой день утром приглашают меня вновь в дом Максименко. Еду. И застаю там странную картину: вдова весела, вполне жизнерадостна, вполне довольна собою, никаких признаков печали. Я прям опешил… Аристарх тут же, подле, впрочем, как и всегда на протяжении последних месяцев. В тот момент, когда я вошёл, он рассказывал анекдот. Знаете, я не ханжа, но такое неуважение к смерти, когда за стеной лежит едва остывшее тело близкого человека, меня глубоко покоробило. Да, впрочем, и не только это… Одним словом, они пригласили меня, чтобы я подписал заключение о смерти, указав в качестве причины смерти брюшной тиф. Я отказался, сказал, что не усматриваю достаточных оснований для подобного диагноза, добавил, что причина смерти мне представляется не вполне ясной, и нужно сделать вскрытие.
— Представляю, что было дальше, — усмехнулся Шумилов. — Разгневанные фурии отдыхают!
— Да уж… вы бы видели эту с позволения сказать «мадам»! С Александры Егоровны слетела вся ее напускная ласковость, вся эта деланная, фальшивая утонченность. И чего я только не наслушался — и хам я, дескать, и неуч, и коновал, и отравитель спокойствия добропорядочных людей, да и плебей к тому же… Последнее замечание из уст купчихи, конечно, ни в какие ворота не лезет. Португаловы не столбовые дворяне, конечно, но дворянское звание носят уже в четвёртом колене. И предок наш удостоен его за службу Отчизне — матушке на полях сражений. Я не выпячиваю заслуг нашего рода, в конце концов, весь Дон в армии служит, но какой — то там блядской дочери честь семьи и рода марать не позволю. Так ей и сказал. Она заткнулась. переварила всё сказанное, потом говорит: пожалеешь о словах своих. Вот так и сказала, на «ты». Ну да что им, беспородным! — Португалов замолчал. Было видно, что он не на шутку разволновался, хотя изо всех сил старался себя сдерживать. Наконец, продолжил:
— На следующий день меня вызывают в Следственную часть прокуратуры — оказывается, вдовушка подала на меня жалобу, обвиняя в вымогательстве денег! Вы можете такое представить?!
— Могу, — спокойно кивнул Шумилов. — Уверяю вас, это отнюдь не самое абсурдное обвинение. Она вполне могла заявить, что вы, скажем, грязно её домогались у смертного одра. Или, например, будто вы обворовали покойного, вынули у него из подушки десять тысяч рублей. Когда язык без костей, то такие обвинения рождаются очень легко.
— Она написала, что я намеренно измыслил миф о непонятной причине смерти, понимая, сколь важно для любого христианина похоронить по — людски близкого человека! Дескать, я рассчитывал, что она ради этого никаких денег не пожалеет. Потребовал с неё четыреста рублей. Она, дескать, отвергла мои недостойные предложения. Вот так. Я, конечно, объяснил всё произошедшее. Господа в мундирах давай меня уговаривать: и город — де у нас маленький, и огласка никому не нужна, и история вся на ровном месте возникла, дескать, не поняли мы с Александрой Егоровной друг друга. И в конце открытым текстом: подпишите разрешение на захоронение и покончим с этим. Но тут я уже уперся. Нет, думаю, господа, я ятаганов турецких не боялся, а уж вашего строгого голоса не испугаюсь тем более. Я и сам умею строгим голосом разговаривать! Так им в Следственной части и сказал: не будет вам разрешения, настаиваю на проведении аутопсии. Причём в моём присутствии. Я лечил Николая Фёдоровича и желаю видеть, что послужило причиной его смерти. Это законное право врача, никто не имеет права меня в этом ограничивать.
— Да, я знаю инструкцию министра внутренних дел по этому поводу, — кивнул Шумилов. — Что же было потом?
— Вы бы видели лицо этого прокурорского… Он стал виться как гадюка на вилах! Позвал начальника. Они меня в две глотки стали уговаривать. Да только нашла коса на камень — баста! Я слову своему не изменю. И что же им делать? Как выйти из положения? Единственный способ понять, кто прав — делать вскрытие. То есть именно то, чего, как я понял, Александре Максименко больше всего хотелось бы избежать. Получилось, что она сама себя перехитрила, — доктор неожиданно засмеялся.
— И что же? Вскрытие состоялось?
— Да, на следующий день. Проводил его врач тюремной больницы Виталий Германович Красса, да ещё по приглашению мадам Максименко два врача. Я, разумеется, там был, а кроме меня — помощник пристава Англиченков. От полиции значит. Прокурорских не было.
— Ну, разумеется, раз дело не возбуждено, то что им там делать? И что же вы увидели на вскрытии?
— Много чего, — вздохнул Португалов. — Официально вердикт был таков: Николай Фёдорович Максименко скончался от излияния кровянисто — серозной жидкости в грудную и сердечную полости.
— Откуда ж она взялась? Из крови инфильтровалась, что ли?
— Ну да. Помимо выделения серозной жидкости было обнаружено прободение передней поверхности желудка. На стенках желудка обнаружены повреждения, которые патолог счёл следствием изъязвления тифозной природы. Повреждения желудка могли вызвать ослабление деятельности сердца, что и привело к параличу.
— Ну — ка, ну — ка, помедленнее… — Шумилов напрягся. Он не был медиком, но в судебной медицине понимал достаточно для того, чтобы почувствовать всю необычность зафиксированной картины. — В огороде бузина, а в Киеве дядька. И прободение, и паралич… Во — первых, причём тут тиф, если речь идёт о прободении желудка? Тиф, насколько я знаю, на третьей — четвёртой неделе болезни способен вызвать перфорацию кишечника. Но причём тут желудок? А во — вторых, не слишком ли много всего этого для одного выпитого вечером стакана чаю? Расскажите, что лично вы видели.
— Я наблюдал, что при вскрытии правого плеврального мешка в нём были обнаружены примерно три унции серозной жидкости. В левом плевральном мешке её оказалось гораздо более: примерно полтора стакана, т. е. не менее десяти унций. Слизистая трахеи и бронхов покрыта большим количеством вязкой слизи. Это означает, что Николай Максименко должен был задыхаться. Селезёнка и печень больше положенных размеров. Я бы сказал так: печень раздулась от крови. Её буро — коричневый цвет был ненормален. Желчный пузырь заполнен желчью, спёкшейся в комках. Это тоже весьма необычно для человека, получавшего на протяжении последнего месяца достаточное количество вполне сбалансированной по медицинским показаниям пищи. Разумеется, были расширены лимфатические узлы в кишечной и грудной полостях, но это было нормальное явление для человека, только что перенёсшего брюшной тиф. И, наконец, самое главное: желудок Николая Максименко имел прободение, подобное тому, что можно наблюдать у язвенников. Но Максименко не страдал язвенной болезнью. По крайней мере, мне ничего об этом не было известно.
— Опишите вид этого прободения и его местоположение.
— На передней поверхности желудка в районе его малой кривизны, от привратника на расстоянии примерно трёх пальцев. Небольшое уплотнение, величиной с ноготь большого пальца руки. Границы чётко очерчены. В центре — сквозное отверстие размером с булавочную головку. Сращения с печенью, порой наблюдаемое у хронических язвенников, в данном случае не было. Это означало, что отверстие в стенке желудка образовалось совсем незадолго до смерти.
— Ну, а содержимое желудка? — продолжал выспрашивать Шумилов.
— Тёмная густая слизь, издававшая крайне неприятный запах. Никаких остатков твёрдой пищи.
— Понятно. Продолжайте, пожалуйста.
— Присутствовавшие на вскрытии тела врачи согласились со мной в том, что прободение стенки желудка произошло совсем незадолго до смерти. Но они были склонны объяснять это тем, что больной страдал от тифа. Я же не усматривал здесь прямой связи. Тиф, вообще — то, мог вызвать множественные прободения стенок кишечника, его потому и называют брюшным. Но мне была непонятна причина, спровоцировавшая обострение язвенной болезни Максименко, даже если таковая и была. Повторюсь, мне об этой болезни ничего не было известно, а ведь я наблюдал этого человека три года. На вскрытии я заявил требование о назначении судебно — химического исследования внутренних органов покойного. Прочие врачи отнеслись к этой идее весьма скептически, однако, Англиченков, надо отдать должное его объективности, меня поддержал. Органы были изъяты и направлены в новочеркасскую областную аптеку, где работает лучший местный провизор Адам — Михаэль Роллер. Он — то и принял к исследованию присланные образцы. Берётесь угадать, каким был результат его анализа?
— Роллер нашёл минеральный яд, — не задумываясь ответил Шумилов.
— Браво, Алексей Иванович, — Португалов поднял вверх руки, словно бы шутливо сдаваясь. — Что — то вы не очень похожи на юрисконсульта. Часом не доктор?
