— Именно так. Александра чтобы получить сорок процентов акций батюшки должна была выйти замуж за Николая. Она, конечно, могла и не делать этого, но в подобном случае после смерти отца в её распоряжении оставались всё те же шесть процентов, что она получила в 1882 году. Специально под Николая и Александру было задумано расширение пароходства на Дон. Наша семья родом из Аксая и Егор Дубровин считал, что Николай сможет в родных местах добиться полного успеха. Николай и Александра бракосочетались в 1885 г. и приехали в Ростов уже как семейная чета. Дела у Донского отделения пароходства пошли хорошо и Егор Митрофанович Дубровин был чрезвычайно доволен своим выбором. Он видел в Николае своего преемника, разумеется, в духовном, прежде всего, смысле. Через полтора года Егор Митрофанович скончался, успев перед смертью подтвердить завещание. Поскольку Александра уже была замужем за Николаем, то проблем с наследованием отцовской доли у неё не возникло.
— Но ведь она получила не всё. Была ведь ещё и вдовья четверть, — заметил Шумилов.
— Да, если быть совсем точным, то надо сказать, что из сорока процентов акций Егора Митрофановича десять получила Варвара Протасова, а Александре Егоровне достались тридцать. Итак, после смерти Егора Дубровина акции компании оказались распределены следующим образом: Александра Максименко имела тридцать шесть процентов — тридцать, полученные по завещанию, и шесть, выделенные ей в 1882 году; Варвара Протасова владела четырнадцатью процентами — десять получены были в счёт «вдовьей четверти» и четыре четырьмя годами ранее; мой брат Николай держал четыре процента. Остальные сорок шесть процентов распределялись между Степаном Дубровиным и мужем и женой Сичкиными. В каких долях для нас сейчас неважно, поскольку эти люди отношения к нашей истории практически не имеют. А в 1887 году между мамашей и дочерью возникли разногласия: Варвара Протасова стала вести агитацию против Николая и предлагать Александре изгнать его из Правления. Сделать это можно было, например, выпуском очередной серии акций и их продажей по закрытой подписке. Николай фактически не имел сбережений и не смог бы выбрать свою квоту. С помощью этого приёма его долю в общем капитале компании можно было бы уменьшить с четырёх процентов до, скажем, половины процента, а акционеры, владеющие менее чем одним процентом акций не участвуют в заседаниях Правления.
— То есть госпоже Протасовой было не по душе то обстоятельство, что Егор Митрофанович в своё время возвысил Николая, — подытожил Шумилов.
— Именно. Трудно сказать, чем она руководствовалась. Полагаю, считала его неровней, плебейской кровью. Может, хотела для дочки дворянина с титулом… Да сама, видать, забыла, что Александру — то в девках прижила, и что есть — пить с серебра стала только, когда Егор Митрофанович овдовел и Александру удочерил. Да что уж теперь… Варвара Андреевна человек очень гневливый, самонадеянный и, смею сказать, неумный. Она не понимала, что Николай истово работал на «Волжско — Уральскую пароходную компанию», отдавал всего себя делу, жил этим. Он зарабатывал деньги для всех, в том числе и для неё, дуры! — Антонин невольно возвысил голос, и люди за соседними столиками стали на них оглядываться.
Антонин замолчал на какое — то время и, несколько успокоившись, продолжил:
— Протасова считала, что объединив свои четырнадцать процентов акций с тридцатью шестью процентами дочери, сумеет взять компанию под полный контроль и расправиться как со Степаном Дубровиным, так и с четой Сичкиных. Но до этого не дошло. Александра Егоровна неожиданно воспротивилась плану мамаши и отказалась голосовать солидарно с нею. Между ними вышел колоссальный скандал, ругались и матерились как последние сапожники, честное слово! И дочка, дабы посильнее насолить матери, переписала свои акции на мужа.
— Что? — Шумилову показалось, что он ослышался. — Оформила доверенность для голосования на заседании Правления?
— Нет, в том — то и дело! Оформила дарственную. И сами акции были перемещены из её сейфа в «Волжско — Камском банке» в сейф Николая в том же банке.
«Ну, вот он и мотив», — подумал Шумилов.
— Скажите, Антонин, а не могло это произойти под давлением Николая? — спросил Алексей Иванович. — Я понимаю, что память о брате — это святое для вас, но всё — таки… согласитесь, это как — то подозрительно выглядит — совсем юная и неопытная жена — сколько ей тогда было?.. добровольно отказывается от миллионного состояния.
— Ну, не столь уж и юная и неопытная. Это было два года назад, ей уже двадцать один год исполнился, это точно.
— Ну, хорошо, двадцать один год, но всё — таки молодая и неопытная… Ни с того, ни с сего она передает все права на свои капиталы мужу, который, заметьте, старше, много опытнее и должен бы понимать, как подозрительно это выглядит со стороны.
— Я понимаю ход ваших мыслей, но тут надобно знать брата и Александру и их взаимоотношения: он был поглощен делами компании, заботой о семейном благосостоянии, она же — только тратила, тратила, капризничала и опять тратила. Ей было решительно неинтересно, откуда берутся деньги, главное, чтобы они были всегда и в необходимом количестве. Так что, думаю, этот перевод капиталов на имя брата объяснялся деловой необходимостью, а вовсе не желанием отобрать у жены ее состояние. Опять же, очень важным обстоятельством было страстное желание доченьки нагадить… уж извините! мамаше. Если бы не было между ними склоки, то не было бы и дарственной, я в этом абсолютно уверен.
— Это дурная кровь, — неожиданно подал голос молчавший Португалов. — Желание действовать от противного: назло мужу сяду в лужу! Весьма характерное поведения для неврастеников.
— Пройдёмся, господа, — предложил Шумилов.
Пиво было выпито, жареные колбаски съедены. Покинув столик под гостеприимным навесом, троица отправилась бродить по садовым аллеям, расцвеченным фонариками за цветными стёклами. Оркестр продолжал играть, хотя теперь его музыка едва доносилась сквозь густую зелень.
— Что же было дальше? — полюбопытствовал Шумилов.
— Уже в конце 1887 года Александра завела себе любовника — есть тут такой хват, Панфилов, мерзкая личность, в полиции служит. Николай, конечно, узнал, объяснился с женой. А она ничуть не смутилась, буду, говорит, делать то, что хочу. Ты мне не указ, и должен спасибо сказать, что я тебя из грязи вытащила. Я вам нарочито так подробно про акции и доли в капитале компании рассказывал, дабы вы ясно представляли, кто кого на самом деле откуда вытаскивал.
— Николай сам вам об этом рассказывал? — уточнил Алексей Иванович.
— Да, сам. Он вообще был достаточно сдержанным человеком и очень одиноким, погружался в работу с головой… И только со мной, наверное, и был откровенен, хотя мы виделись редко — я тогда в Таганроге жил.
— А почему же он не развёлся с нею? Жить вместе после таких слов…
— Знаете, Алексей Иванович, у нас никто не разводится, что бы там ни было. Как — то это не принято, неприлично, что ли. Клятву перед Господом давал? Давал. Вот и неси свой крест. Да и потом… он на всякие её взбрыки не очень — то внимание обращал, большим делом был занят. А она на людях изображала заботливую жену. Это у неё есть — я имею в виду, пыль в глаза пустить… Да ведь он ей и не досаждал ни в чём. Так они и жили — каждый в своем мире. А потом появился этот Аристарх. Случилось это в январе 1888 года. Причём, вот ведь ирония судьбы! — его ввёл в дом сам Николай. Дело в том, что когда Николай учился в местном коммерческом училище, он довольно долго жил у родителей этого Аристарха, подружился с ними. Потом он уехал в Астрахань, на несколько лет пропал из вида. И вдруг возвращается в Ростов главой местного отделения компании. Аристарх к этому времени подрос, и его родители попросили Николая пристроить сынка к делу. Николай сначала его в контору взял помогать по мелочи, потом в дом привёл и постепенно Аристарх стал чем — то вроде домоправителя. И даже жить стал с ними под одной крышей. Александра очень подружилась с его сестрой Софьей — они ровесницы, а с Аристархом закрутила роман, хоть он на два с лишком года моложе неё. В общем, получилась семейная идиллия. Вот только Николаю места в этой идиллии не нашлось. Я думаю, он стал им мешать, а просто развестись с ним Александра уже не могла, поскольку боялась лишиться всех своих акций, которые по глупости на него переписала. Вот тогда они и задумали убийство и просто ждали подходящего случая. И тут вдруг неожиданно Николай заболел тифом и был очень плох. Они ждали, что, может, он умрёт своей смертью, но Николай поправился. И тогда они решились на отравление.
— Они или она?
— Она, они… какая разница! Но яд подсыпала именно она!
