Эмили ничего не ответила. Она спустилась по лестнице. Надо было идти, но куда? Жизнь только там, где он, без него пустота. Она хотела дойти до кафе Миллике, сама не веря тому, что он может быть там.
У Миллике на террасе было немного народа; на площадке для игры в кегли два-три старика потягивали трубки.
Несколько стариков с трубками, мелок и прибитая к стволу грифельная доска, и это все, и вокруг пустота. И только сердцу было еще больней от похожего на смех звука падающих кеглей.
В это время Морис пролез по дикому склону на самый верх скалы. Прямо под ним на песчаном берегу стоял ставший трехцветным дом Ружа. Крыша новой пристройки была светло-красной, старая часть побурела от солнца и непогоды, а сарай был покрыт пропитанными битумом черными листами картона. Крыша крышей, но сам дом весь был выкрашен в задорный желтый цвет лугового масла (если коровы едят траву, масло становится более темным).
Как раз в этот день Руж достал из шкафа металлическую шкатулку и показал ее Жюльет.
— Я никогда не клал деньги в банк, — объяснил он. — Приходя к ним, я казался бы себе вором… Мои денежки всегда при мне. Я говорю это вам, мадемуазель Жюльет, чтобы вы знали, где их взять. Видите, как удобно: никакой писанины, никаких акций…
Когда дом был перекрашен и крыша уложена, пришла пора обновить все внутри. Вот Руж и достал шкатулку.
— Хорошо, что деньги здесь, под рукой, — сказал он Жюльет. — Вы должны только сказать мне… Хватит им туг почивать… Вы должны выбрать обои для вашей комнаты, да и мебель… Вот ведь, как дело выходит. Все-то я расширялся да расширялся, а зачем, спрашивается? Старея, становишься меньше… Ремонт, снова ремонт, а я сам-то… Вот, как оно поворачивается… Все словно специально для вас. Ведь было написано… Да, так какие обои? — перебил он себя.
— Не знаю, могу ли я…
— Ясное дело, можете…
— Ну, ладно! В наших краях обходятся без бумаги, а просто белят стены…
— Решено! Проще некуда… Даже чище будет, да и работы меньше. Значит, всю комнату белым?
— Всю белым.
Руж с Декостером взялись за дело, а она помогала им, веселясь при виде огромных кистей и вёдер с известкой, похожей на сметану. Для пола отыскалась красная плитка, и, когда все было закончено, она принялась танцевать на ней, приговаривая:
— Все, как у нас.
— Как у вас? У вас — это теперь здесь.
Но она не унималась и пела:
— Как у нас, как у нас!
Вокруг все пропахло замазкой и клеем, но лившееся в открытое окно солнце должно было скоро все высушить.
Руж казался весьма довольным, и можно было видеть, как он уткнулся в какой-то справочник.
В тот день Декостер уходил к себе.
— Декостер, — сказал ему Руж. — завтра ты будешь нужен. Приходи пораньше и ни ногой отсюда. Поможешь повесить занавески мадемуазель Жюльет.
Руж заказал занавески у мастерицы в деревне, но оставался еще вопрос мебели.
— Ну да, мебель, — сказал он. — Я бы взял вас с собой, но… С Декостером бояться нечего; вам лучше остаться здесь, вот только вы бы сказали мне, что вам больше нравится…
— О! Берите на свой вкус… У нас было…
— Какая была у вас мебель?
— Не важно… Берите что угодно…
— Хотите белого цвета?
— Можно.
— Так, стол, один или два стула… У меня есть тут адресок… — Руж делал пометки в тетрадке. — А еще, — сказал он, — я куплю вам большое красивое зеркало, для женщин это ведь самое важное… Я пойду прямо с утра и вернусь к полудню. Ждите меня. Лучше бы вам не выходить. Как бы кто… Но с Декостером вы будете в порядке… — Помолчав, он добавил: — Да, и вот еще что… Ну, раз уж мы об этом… Деньги-то лежат без дела. Можно бы… Одежду… Я хочу сказать, что если у вас не хватает белья или платьев…
Она рассмеялась:
— О! Платья. Вы их еще не видели, они в чемодане. Отец хотел, чтобы я наряжалась по воскресеньям, когда он приезжал в город. Он всегда привозил мне подарки… Это платья из наших краев…
На ней все еще было короткое черное сатиновое платье; Руж бросил на нее взгляд и, помолчав, сказал:
— Раз так, хорошо… Если мне попадется что-то, что вам к лицу, уж раз я там буду…
На следующее утро Руж сел в поезд, а через день вся деревня в изумлении следила за зеленым фургончиком с золотыми буквами, который, покачиваясь на ухабах, медленно въехал на песчаный берег. За ним увязались любопытные, издалека наблюдавшие за разгрузкой.
— Деньжата у него есть, как же иначе. Сами полюбуйтесь.
— Черт побери! Сколько лет он уже вкалывает? Сорок, не меньше. Да и работник он дельный, чего уж тут. Куда ему было тратить…
Двое рабочих в одинаковых кепках все еще выгружали большие коробки из серого картона.
— Это, должно быть, стул…
— А это каркас для кровати…
— Да, вот еще…
— Боже мой, он купил ей кровать…
Рабочие поставили на землю последние три упаковки и забрались в фургон, который, пыхтя голубым дымом и переваливаясь, пустился в обратный путь по песчаной косе. Ему приходилось несладко, и задние колеса подчас увязали по самую ось.
Это было в пятницу после полудня. Прошло с лишком три недели, как она поселилась у Ружа. В субботу с утра она отправилась с ними ловить рыбу. Руж усадил ее на корме.
— Нам бы здорово помогло, если вы справитесь с рулем, — сказал он.
Она знала, что надо делать. Они отчалили на рассвете и поплыли к огонькам двух фонарей, укрепленных на бочках. Они стали рыбачить, и в этот раз им повезло. Они начинали привыкать жить втроем, и в этой жизни девушке нашлось место.
Декостер повез на вокзал ящики с рыбой, а Руж повязал на поясе тиковый фартук с большим карманом и пошел в сарай, где громоздились весы, несколько пар старых и новых весел, сваленных друг на друга, в углу садки для рыбы и прочая утварь. Вдоль стен гирляндами висели сети, ставшие от купороса зелеными и голубыми.
Через некоторое время Руж появился снаружи и обогнул сарай. Он направлялся к шестам, на которых сушатся сети; та, что они брали утром, была уже там. Сети надо сушить, а иначе они сгниют. Она тоже пошла с ним и видела, как он вынул из кармана фартука ткацкий челнок и, повернувшись к стене из ячеек, принялся за дело. Они начали со стороны сарая. Оттуда, похожие на туманную дымку над росистым лугом, сети тянулись метров на десять. Руж склонил голову в фуражке с блестящим козырьком и стал пропускать сеть между пальцев. Дырки в сетях надо заделывать сразу, а не то они расползутся. Мало ли от чего рвется сеть: от волн, крупной рыбы, от кольев. Руж ведь рыбачил каждый день, а сейчас стоял перед сетью, держа челнок в огрубевших пальцах острием кверху и подправляя распустившиеся узлы. Он стоял, опустив голову и одним движением руки завязывая узел. Взмах рукой — узел. Потом он вынимал из кармана нож и обрезал нить.
Дело это тонкое и требующее внимания, оборотная сторона ремесла, вовсе не похожая на другую. Он пропускал сквозь пальцы сеть, и она падала вниз под тяжестью грузил; шел дальше, все так же уперев живот в прозрачную стену. Потом поднял глаза. Она была рядом и следила за ним, присев у склона и сложив на коленях руки. Руж посмотрел на нее и сказал:
