кроется какой-то подвох.
— В таком случае, — ответил Рандо, — мы должны будем выпустить Фруассара на свободу.
Увидев удивленное лицо комиссара, инспектор быстро прибавил:
— Не сейчас еще, конечно.
— Фруассар наверняка похитил брошь, — выпалил Лепер, — я в этом ни капельки не сомневаюсь. Не знаю, каким образом она оказалась в кармане Дюмолена, но я с абсолютной уверенностью отдаю голову на отсечение, что Фруассар совершил кражу.
— Да, — согласился инспектор. — И Фруассар не убивал писателя. У меня есть доказательства.
— Вы поверили Гортензии? — усмехнулся Лепер.
— Естественно! Джентльмены верят женщинам, особенно, если они проверили до того, что они говорят правду. Вот, мсье комиссар, я хочу доверить вам некую тайну. Я позволил себе арестовать Фруассара, будучи уверенным в том, что он ничего общего не имеет с убийством Дюмолена. Вот такой психологический прием, направленный против настоящего убийцы, который находится среди нас.
— Среди нас? — Лепер подался вместе со стулом назад.
— Но это вовсе не означает, — Рандо навис над комиссаром, широко расставив ноги, — что убийца — это вы, — он ткнул пальцем в грудь комиссара, — или я… Среди нас — значит, среди жителей этого спокойного городка.
— Надеюсь, что не я, — засопел комиссар, — хотя я и сказал режиссеру, что если Дюмолен захочет отдать рукопись сценария, то я ее раньше выкраду. Но это было выражение, не больше. Не знаю, что мне тогда стукнуло в голову, но я выразился именно так. Я считаю, что режиссер не имеет абсолютно никаких оснований для того, чтобы выставлять против меня обвинение. Потому что ничего у него не получится, не получится. — Лепер вскочил со стула и в голосе его послышалась угроза.
— Маккинсли я считаю очень интеллигентным человеком, — сообщил Рандо и быстро заходил по комнате. — Лучше потерять с интеллигентным человеком, чем найти с придурком.
Лепер стоял у окна и какое-то время наблюдал за детьми, играющими на улице перед учреждением.
— Не понимаю, что вы под этим подразумеваете, — сказал он, с трудом удерживаясь от взрыва гнева.
Рандо положил руку на плечо комиссара.
— Дорогой Лепер, я знаю вас не со вчерашнего дня. И я всегда на вашей стороне.
Лепер повернулся вдруг и оказался лицом к лицу с маленьким тулонцем.
— А вот мне кажется, мсье инспектор, что вы слишком доверяете этому американскому любовнику. Вы доверяете ему служебные тайны, вы изъяли его из круга подозреваемых, но я, мсье инспектор, — нет. Он знает, кто убил. Он единственный знает содержание сценария и он знает, почему убит Дюмолен, наш дорогой Дюмолен, — голос комиссара дрогнул при упоминании личности писателя и его трагической кончины.
Рандо щелкнул каблуками, как на плацу. Строевым шагом он отошел от комиссара.
— Мсье Лепер, — сказал он сухо, — вы правы.
Комиссар горько усмехнулся.
— Вы правы. Но… — тут инспектор выдержал небольшую паузу, — допуская этого американского любовника, как вы выражаетесь, до сотрудничества с нами, потому что он сам изъявил желание, мы получаем особого рода преимущество в наших поисках. Маккинсли, проводя самостоятельное расследование, помогая нам, будет направлять дело таким образом, чтобы обвинить всех, кроме себя, снимая тем самым подозрение с себя, а это ему нужно делать — только он появился в От-Мюрей, как на второй день убит писатель и похищена рукопись, которая ему-то больше всех и была нужна. А нам, дорогой комиссар, останется только интеллектуальная работа…
Лепер закрыл глаза. Этот Рандо шустряк из шустряков. Конечно, то, что он рассказал, звучало убедительно. Преступник, решивший не покидать места преступления, должен заметать следы. Поэтому нужно осматривать эти заметенные следы. Нужно подвергать сомнению очевидные вещи, которые совсем не выглядят подозрительными. Комиссар начинал ощущать в себе прилив сил и рабочий запал.
Рандо приказал соединить его с Тулоном. Лепер слышал, как он кричит в трубку в другой комнате, давая какие-то приказания своим подчиненным. Потом Лепер увидел инспектора уже выбегающим из здания полицейского участка.
Комиссар уселся за столом и стал размышлять над тем, кто, по его мнению, в данный момент наименее подозрителен. Он взял клочок бумаги и написал несколько фамилий. После минутного колебания со справедливостью служителя Фемиды он внес в список и свое имя. Лепер рисовал линии, составлял графики, связывая с Дюмоленом множество лиц, которые, по его мнению, для того подходили. Так или иначе, но все складывалось очень хорошо для Маккинсли — тот вызывал меньше всего подозрений. Стало быть, он не ошибся… Метод инспектора Рандо уже приносил плоды. Лепер удовлетворенно улыбнулся. Для развлечения он решил доказать на бумаге, что он сам совершил убийство. И когда он проставил фамилии и выдумал мотивы, ответ был однозначен: никто иной, как он сам, убил Дюмолена. Лепер сказал самому себе:
— Я убил, значит, согласно методу Рандо, невиновен.
Инспектор Рандо добрался до рынка и остановился, задирая голову вверх. Здание церкви блестело в лучах солнца. Рандо любил наблюдать высокие здания, высокие деревья, большие памятники, могучие горы. Хуже он переносил высоких людей. Рандо отдавал себе отчет в том, что его неотвратимо притягивают все неодушевленные явления гигантских размеров. Вот и теперь он с удовольствием рассматривал шпиль церкви. Потом он заложил руки за спину и, изображая прогуливающегося, пошел вокруг площади, рассматривая витрины магазинов. Тем, которые узнавали его, он кланялся и приветственно махал рукой.
Наконец привлеченный сладкими запахами кондитерской «Абрикос», он вошел в помещение и с видимым интересом стал оглядываться по сторонам. Рандо не принадлежал к завсегдатаям кафе и ночных заведений. Он считал это тратой времени, но в данном случае «Абрикос» находился в кругу его интересов. Кондитерская в эту пору была пуста, даже за стойкой, на которой высились горы пирожных, никого не было, Рандо пересек заведение туда и обратно потом кашлянул, прикрыв рот ладонью.
За стойкой возник мсье Вуазен с неразлучной трубочкой во рту. Увидев инспектора Рандо, он широко раскинул руки, воскликнул восторженно:
— Какая честь для «Абрикоса»!
Рандо скромно потупил взор. Вуазен выскочил из-за стойки и одарил инспектора радостным рукопожатием.
— Садитесь, пожалуйста. Вот здесь. Нет, лучше здесь, на место мсье Пуассиньяка, — тут он наклонился и шепотом сказал на ухо Рандо: — Это лучшее место в «Абрикосе».
Инспектор не заставил себя долго упрашивать, и они оба уселись за столиком напротив друг друга.
— Уж коль вы ко мне пришли, мсье инспектор, вы должны отведать гордость всей моей жизни.
— Конечно, — рассмеялся Рандо, — в таком случае я хотел бы две трубочки с кремом.
Вуазен радостно ударил в ладоши.
— Так вы уже знаете тайну! Вот уж не подумал бы. — Он выбежал из-за столика и принес на тарелках по две трубочки. — Должен сказать, что наша полиция выдерживает экзамен со всех точек зрения. Вот взять две трубочки, — Вуазен растопырил два пальца, — это мой метод рекламы. Не одна, а именно две. — Вуазен сиял. — Потому что на двух я зарабатываю больше, чем на одной.
Они оба радостно рассмеялись.
— Неплохо, — подтвердил Рандо, отправляя в рот солидную порцию розового крема, — это должно войти в литературу.
— Готов заплатить за это любую цену, — сказал Вуазен и вздохнул, — мои пирожные достойны Парижа.
— Если бы вы дали мне… нет, в самом деле, что я говорю, — спохватился инспектор и сменил тему: — Хорошо тут у вас. И как чисто!
Вуазен, однако, еще какое-то время просил Рандо сказать ему то, что он передумал говорить.
