«Но память Дюмолена не умрет! Он будет жить в наших сердцах, он послужит историческим примером для нашей молодежи. Великий писатель не забыл нас! Он сдержал слово, связавшее его однажды с обществом настоящих и верных сыновей Франции. Вдова Шарля Дюмолена, неутешная в своей скорби, исполняя его волю, передала 250000 франков на строительство памятника жертвам войны, который вознесется в нашем городе вечной славой простых героев, павших во имя свободы».
— Бомба! Бомба! — потирал руки мсье Жифль.
— Граждане! — мсье Котар расправил плечи. — Это великий день для нашего города. Мсье Дюверне, примите наши поздравления.
Дюверне, сидевший за овальным столом в нише, счастливо улыбался.
Мсье Вуазен, опершись о стойку и сложив руки на груди, язвительно заметил:
— Бомба, особенно по отношению к мадам Дюмолен, неутешной в скорби по погибшему мужу.
Мсье Жифль подпрыгнул на стуле.
— Вы верите в эти омерзительные сплетни! Я выражаю протест. Мадам Дюмолен чиста, как слеза. Но мадам Дюмолен не нравится вам потому, что видела кого-то, одетого в пелерину. А кто ходит в пелерине? Господа, — мсье Жифль обратился к собравшимся в кондитерской, — кто носит пелерину в нашем городе?
Мсье Вуазен громко засмеялся, но было заметно, что заявление Жифля задело его за живое.
— Убийца — Пуассиньяк?! — закричал он. — Вы хотели бы видеть в нем убийцу. Хотя бы на время выборов. Но вам это не удастся.
Дюверне встал и ударил по столу.
— Я протестую против того, чтобы кто-то выражал подозрение по отношению к личности Вильгельма Пуассиньяка. Я считаю это мерзкими сплетнями.
Несколько гостей зааплодировали. Даже мсье Вуазен признал, что выступление Дюверне отличалось классом, в знак чего он поклонился ему.
Мсье Жифль сел расстроенный и объяснял, оживленно жестикулируя:
— Мы все знаем, что мадам Дюмолен невинна. А разве я сказал, что Пуассиньяк убил Дюмолена?
Мадам Вуазен крикнула из-за стойки:
— Мадам Дюмолен все-таки видела кого-то в пелерине!
— Ты с ума сошла! — прошипел Вуазен. — Не суйся в политику.
— Ты же знаешь, откуда у меня эти известия, — скривилась жена кондитера. — Что правда, то правда.
— Тише, глупая!
— А я говорю, что самый подозрительный — это: фрукт из Парижа! — сообщил мсье Сейнтюр. — Но теперь-то он сидит, и его там прижмут как следует.
— Жена Дюмолена, оберегая его, сочинила какую-то историю, — закончил злорадно мсье Матло.
Котар-старший снова вернулся к статье в «Голос юга». Он хлопнул ладонью по газете.
— Вот это событие первостепенной важности. Бомба как выразился мсье Жифль.
Мсье Сейнтюр и дальше пропагандировал свою теорию.
— Этот фрукт из Парижа приехал голым к Дюмоленам, увидел, что наш Шарль — человек очень состоятельный, и воспользовался благоприятным моментом Когда он вернулся в дом, он убил Дюмолена. Сколько требуется времени, чтобы убить человека? Минута! Пол-минуты!
— Неутешная в горе жена признает, что была с ним на прогулке. На прогулке, господа! Знаем мы эти ночные прогулки! — взвился мсье Вуазен.
И вдруг раздался возглас удивления. В кондитерскую вошел закутанный в черную пелерину мсье Пуассиньяк. С тех пор, как существовала кондитерская, ничего более значительного не случалось. Пуассиньяк прекрасно видел, что в нише сидит его политический противник Дюверне, и несмотря на это, он не ретировался из кондитерской. Он только осмотрел полутемный зал и невидящим взором прошелся по нише.
Мсье Вуазен, застывший поначалу от изумления, подбежал к Пуассиньяку. Какое-то время они обменивались замечаниями. Вуазен показывал на стол, на котором лежал «Голос юга». Пуассиньяк заказал оранжад и пирожное с маком. Он слушал рассказ Вуазена, с удовольствием потребляя поданное Вуазеном пирожное.
Матло и Вендо поднялись из-за своих столиков и подошли к своему предводителю. Пуассиньяк приветствовал их с необычной для него откровенностью.
Среди сторонников Дюверне началось брожение. Склонившись друг к другу, они возбужденно шептались, глядя то на Дюверне, то на Пуассиньяка. Дюверне сидел независимый и улыбающийся. Пуассиньяк, окруженный соратниками, стоял у стойки, уверенный в себе и надменный. Мадам Вуазен беспокойно вертелась за стойкой.
— Двести пятьдесят тысяч — это уже что-то! — в в очередной раз провозгласил Котар-старший.
— Мсье Пуассиньяк, у меня мысль! — приглушенным голосом сказал Вуазен. — Давайте объявим сбор средств на наш памятник. Я готов пожертвовать пятьдесят тысяч. Пусть не радуются!
— Я тоже дам! — заторопился Матло.
— И я! — прибавил Вендо.
Пуассиньяк махнул рукой.
— Ерунда!
— Но ведь…
— Ерунда! — сказал Пуассиньяк каким-то-странным голосом и с аппетитом поглотил порядочный кусок пирожного.
— Тут сплетничают, что Гортензия признала, что видела вас в ту ночь, когда был убит Дюмолен.
— Ерунда!
— Мсье Пуассиньяк, надо реагировать. Мы накануне выборов. Я не могу допустить, чтобы эти вот имели больше шансов.
Маккинсли подошел к группе Пуассиньяка.
— Приветствую вас, мсье!
— Привет.
— Вы читали сегодняшний номер «Голоса юга»?
— Читал.
— Вчера мсье Дюверне получил деньги от мадам Дюмолен. Такова была воля писателя.
— Меня это не удивляет. В день смерти писателя появилось и объявление о его воле.
— Это работа Дюверне! — заскрежетал зубами мсье Вуазен. — Он просто оккупировал этот дом. После смерти Дюмолена он почувствовал, что у него земля горит под ногами и что без Дюмолена он выборы проиграет, вот и выклянчил эти деньги.
— Мадам Гортензия подтвердила, что ее муж желал, чтобы в городе был установлен памятник жертвам мировой войны, — сказал режиссер. — Я тому свидетель.
— Что ж поделаешь? — с кривой усмешкой сказал Пуассиньяк. Вуазен, Матло и Вендо в первый раз видели своего лидера улыбающимся столь беззаботно.
— Вы любите пирожные с маком? — удивился Маккинсли. — А я думал, что вы предпочитаете иные изделия, знаменитое изобретение своего соратника.
Пуассиньяк положил руку на плечо Вуазена.
— Терпеть не могу абрикосового крема.
Вуазен с сожалением кивнул.
— Это моя трагедия. А ведь это великолепный крем, не так ли? — обратился он к американцу.
— Я души в нем не чаю.
Еще завсегдатаи кондитерской не пришли в себя от впечатления, которое произвело в «Абрикосе» появление Пуассиньяка в тот момент, когда здесь находился мсье Дюверне, как произошла вторая сенсация. В кондитерскую вошел элегантно одетый Эдвард Фруассар. При виде режиссера он широко раскинул руки.
— Я вас ищу уже целый час.
Мсье Сейнтюр сжался на стуле.
