общежития стоят на взгорье — туда селили студентов, что каждый год приезжали на уборку овощей, фруктов, кукурузы и подсолнечника. Окна выбиты, двери вынесены.
Я был в широкополой соломенной шляпе и шортах, и на нас с любопытством смотрели из-за каждого забора, поглядывали с каждой лавочки возле каменных колодцев. И мы не пошли обследовать боярский дом на виду у всех. Я лишь попросил Ольгу сфотографировать меня на его далеком фоне — темные глазницы окон в тени старых высоких деревьев, с досками крест-накрест.
Я спросил Анатолия, не думают ли селяне, что я приехал, чтобы забрать обратно земли предков. «Да, — засмеялся Анатолий, — меня спрашивали: боярин выкупать или забирать будет?»
Молдова уже 11 лет, как живет самостоятельно, без России. Но общая культура советских времен, чувствуется во всем: в цитировании строчек из кинофильмов «С легким паром», «Осенний марафон», строчек из песен, воспоминаниях о литературных героях… В селах смотрят российское ТВ и в курсе всех новостей. Например, к кому ушла после Киркорова Алла Пугачева. («Одна женщина из нашего села уехала в Москву газетами торговать и говорит, что часто видит у метро, где она торгует, Пугачеву с Максимом Галкиным — идут в обнимочку».) Белый пес Бим с черным ухом, овчарка Мухтар.
Телевизионные передачи «Последний герой» и «Слабое звено» обсуждаются на лавочках наравне с ценами на кукурузу.
Со вчерашнего дня у меня свой кабинет с видом на палисадник и сельскую улицу. Большая комната после ремонта с большим окном. В палисаднике розы, розы, снова розы и не распустившиеся еще хризантемы.
Заглянул в комнату по другую сторону коридора — там ремонт, и в углу на полу насыпано пшеничное зерно, как в амбаре. Мешки с мукой не дают ему расползаться.
Два килограмма груш стоят на дороге дешевле пачки жевательной резинки.
По поводу качков на сорокском базаре, которые шли, по-хозяйски оглядывая ряды закрывающегося базара, Толя сказал: «В Румынии такого нет. Там издали закон, чтобы сразу стрелять…»
Анатолий привез нас в Сороки, в церковь Святого Дмитрия Солунского, 1827 года постройки. В стене церкви укреплена каменная доска, свидетельствующая, что здесь погребен Николай Черкез (1777–1831 гг.). Его стараниями и средствами и была возведена сия церковь. Священник сказал, что с другой стороны церкви погребена его супруга, помещица Мария (1778–1856 гг.).
Это наша Мария Васильевна Бузни! Дочка Василия Ильича! Она есть в моей фамильной схеме, у них с Николаем Черкезом были сыновья: Александр, Георгий, Константин, Михаил, Гавриил.
И радостно стало на душе от этой находки.
Вся операция по установлению этих сведений заняла десяток минут: приехали, зашли в церковь, спросили батюшку, вышли на улицу, осмотрели могильные доски, послушали воспоминания батюшки. Вот она, прелесть провинциальных городков и могущество личных связей — Анатолий был знаком с батюшкой. И погода вдруг наладилась — выглянуло солнце, и подул свежий ветерок.
Еще на могильной плите Марии Черкез было сказано, что она помещица села Бужировка. Так и сейчас называется район г. Сороки на горе. Теперь в Бужировке живут цыгане, и горка прозывается Цыганской.
Проезжали на обратном пути мимо аляпистых цыганских особняков с алюминиевыми крышами, похожими на крыши китайских пагод, и Анатолий кивнул улыбающемуся бородатому цыгану, сидевшему на лавочке — это был цыганский барон Артур. Толя сказал, что совсем недавно этот Артур похоронил своего отца-барона в могиле-комнате площадью метров 20, потеснив старинные русские могилы. Цыганского старика якобы снабдили компьютером, телевизором, радиотелефоном, парой выходных костюмов, запасом алкоголя и сигарет, шикарной пепельницей, зубочисткой и прочими необходимыми в загробной жизни предметами. Краном «Като» опустили железобетонные панели на могилу и приварили. Получилось, как у фараонов.
Ездили по монастырям. Кругом женские монастыри. Сначала в монастырь Руды. В лощинке между холмов — красивый замок, как выразился Анатолий. Монашенки — сплошь молодые девчонки. Чисто, дорожки посыпаны толченым камнем и песком, буйство цветов, всё ухожено. Дорога к монастырю может раскиснуть от дождей, и тогда связи с внешним миром нет. И воздух — чистый, ароматный, густой. В советские времена в монастыре был детский легочный санаторий. На подъезде к монастырю встретили группу солдат-спецназовцев. То ли учения у них шли, то ли искали кого, то ли шли оказывать шефскую помощь в женский монастырь.
Монастырь Успения Пресвятой Богородицы в селе Каларашовка, рядом с городком Атаки. И там у Анатолия знакомые — он привозит в монастырь песок из своего карьера.
После службы говорили с игуменьей-старицей, женщиной лет пятидесяти с хорошим загорелым лицом и ясными глазами. Лицо у нее было с мелким светлым пушком. Толик представил меня, рассказал о моих поисках. Игуменья попросила принести ей книгу на румынском языке «Монастыри Бессарабии» и открыла статью о своем монастыре. Нашла текст о строительстве первой деревянной церкви Черкезами, нашими свойственниками, бравшими женщин из рода Бузни в жены. Подарила мне книгу.
Подошла девочка-монахиня лет 17-ти, попрощалась. Ее отец брал на неделю домой. Девочка живет в монастыре лет с 12-ти. Иногда ее отпускают на побывку в родное село.
Игуменья училась в московской семинарии, сказала, что сейчас сильно давление румынской церкви, которая ведет службу на румынском языке.
Нас пригласили на обед в трапезную. Сорок совсем юных сестер. Пожилых не более пяти. Мелькнула догадка, что родители отпускают девочек в монастырь, чтобы пережить сложный возраст, дать нравственную закалку на всю жизнь, а там — как получится: может и вернутся в мир…
Монастырский обед: щи, картофельное пюре, соленый творог, компот. Во время трапезы девочки по очереди читали вслух нравоучительные истории (так я понял) по толстой потрепанной книге.
Поговорили «за хозяйство» — отопление, кочегарка, солярка. Монастырь расположен под горой. Огромный прямоугольный пруд с лодками на берегу стоит без воды — его чистят. Он питался водой с гор, был проточным. На время ремонта воду отвели в сторону. В пруду разводили рыбу, которая шла к монастырскому столу.
Рядом с монастырем в гору тянутся железные плети труб диаметром в полметра. Толик сказал, что это остатки оросительной системы, которая питала самый большой в Молдавии яблоневый сад, мы проезжали мимо его остатков. Раньше там был плакат: «Сады Молдавии цветут для всех жителей Советского Союза». Я сказал, что в этом утверждении не было преувеличения. Толик подумал и согласился.
Сейчас таможенные сборы и поборы на Украине такие, что вывезти из республики фрукты в Россию почти невозможно. Нынешнюю Молдову можно сравнить с Молдовой до 1812 года, до ее присоединения к России в результате Бухарестского мира. Замкнутость, изоляция, в селах практически натуральное хозяйство. По телевизору объявили, что Совет Европы представил свой проект создания федеративной республики Молдовы, т. е. включая Приднестровье. Анатолий сказал об этом без энтузиазма.
…Пять сел цепочкой тянулись по крутому берегу Днестра, и я с мучительной нежностью воображал себе молодых прадедов и прабабушек, живших среди фруктовых садов, открывавших массивные двери церкви, слышал скрип колодезного журавля в их усадьбе, видел горбатый мостик, по которому стучат колеса повозок, здоровался на длинной улице с селянами, чьи предки знали моих предков, спускался по каменным ступеням в прохладную темноту гигантских подвалов-пещер, куда подводами свозили на зиму фрукты и выдерживалось в пузатых бочках доброе красное вино, а во время последней войны там прятались зенитки, а теперь пещеры стояли заброшенные, как и бассейны, размером с футбольное поле, в которых при советской власти нагревалась вода из Днестра, необходимая для полива километровых яблоневых садов колхоза-миллионера, что владел во времена Советского Союза родовыми землями семейства Бузни.
Одно из поместий — в деревне Ярово — гигантским зеленым лугом сбегало к Днестру, где у берега смотрелись в воду пирамидальные тополя и старые сосны — остатки аллеи. Именно здесь, как утверждает
