Сегодня меня приняли в Союз Писателей С.-Петербурга.
Прошел приемную комиссию: 13 голосов за, 1 против. Рекомендации дали Житинский, Конецкий и Прохватилов. Я почти забыл, что 3 декабря приемная комиссия — накануне целыми днями гонялся по городу: типография, регистрация фирмы, склад… Вспомнил, лишь когда подъехал к зданию Союза на Шпалерной и увидел, как в него входят наши литературные мэтры, весело переталкиваясь в дверях.
Заседали не очень долго. Абитуриентов было человек десять.
Потом Борис Стругацкий окликнул меня у гардероба — спросил, не подброшу ли до метро. Поехали. Говорили. Он меня еще раз поздравил.
— Если бы лет пять-семь назад, — сказал я, — то прыгал бы от радости. А сейчас… Но в любом случае, спасибо.
Потом, на подъезде к автостоянке, я прижался к обочине, остановился и посидел, покуривая в темноте и размышляя о своей жизни. Да, лет пять назад прием в Союз казался бы достижением.
И было что-то грустное в этом приеме.
Что-то грустное…
Из варяг в греки
1993–1994 гг.
1993 год
Купил компьютер и кучу разных программ: картотеку адресов, редакторскую «Лексикон», шрифты, игры… Осваиваем вместе с Максимом. Эти строки пишу уже на экране.
Ездили с Максимом в Зеленогорск. Ночевали. Огонек в печке. Белый снег. Простор. Ольга с собакой и кошкой оставались в Петербурге.
В Зеленогорске эпидемия воровства, растаскивают всё, что плохо лежит. Днем народ отсыпается, а ночью выходит, как на работу, — воровать. Пес племянника Фрам всю ночь бегал вдоль забора и лаял. Я вскакивал, тревожась за машину. По Кривоносовской улице, названной в честь передового машиниста- стахановца, катили тачки, тянули санки, несли ведрами, волочили мешки… Эпидемия.
Вернулся из Стокгольма. Записей — целая тетрадь.
Несколько дней назад из танков расстреляли Парламент — Верховный Совет. Били по-настоящему. Белый дом местами выгорел — стоит черный. Говорят, есть жертвы среди населения. Жуть! И это наш президент, за которого мы с Ольгой голосовали и радовались?..
СМИ уверяют, что Хасбулатов и Руцкой — негодяи, они мешают истинной демократии. По ТВ показали их арест — сажают в автобус. Наручники. Невеселые, обросшие щетиной лица.
Апофеоз нашей демократии — расстрел парламента! По народным избранникам «Огонь!» Нет печатных слов! И гаденыши в телевизоре, уверяют, что всё правильно. Не верю больше ни единому слову реформаторов! Ельцин — просто враг народа и моральный урод! И Запад молчит, не тревожит нас экстренным заседанием ООН, громкими заявлениями, ультиматумами, бойкотами. Они, суки, похоже и заправляют всем бардаком.
1994 год
Едем мимо Разлива.
Водитель Виталик, служивший срочную службу в Никарагуа:
— У моего друга здесь дача. Недалеко от шалаша Петра Первого.
Работаем с Ольгой в петербургском «Тексте» — я директор, она заместитель. Штат семь человек. Работы — выше крыши. Микроавтобус возит книги по магазинам. Компьютер забит сводками продаж, перечнем книг и прочей бухгалтерией.
Мои основные тексты — деловые бумаги и отчеты. Спать ложусь поздно.
Закончил повесть о поездке в Швецию. Рабочее название: «Полным-полно греков». Оно мне не нравится. А повесть, вроде, получилась.
1. Жаркий май в Стокгольме
В мае 1993 года я поехал в Стокгольм к своему знакомцу Улле Стейвингу — директору книжного магазина «Интербук». Улле обещал мне встречу с русской диаспорой и десятидневное проживание в гостинице за его счет.
Предполагалось, что подданные шведского короля, говорящие и читающие по-русски, прибегут в книжный магазин на Санкт-Эриксгаттан и будут стоять в очередь, чтобы купить книгу с моим автографом. А потом я расскажу им о современной русской литературе и отвечу на животрепещущие вопросы: «Правда ли, что роман „Тихий Дон“ написал не Шолохов?» и «Сколько процентов от прибыли платят рэкетирам?»
В Стокгольме бушевал май. Улле поселил меня в многоэтажной гостинице при Хювюдста-центре, на десятом этаже, в номере 1022 — однокомнатная квартира со всеми удобствами.
Цвела сирень. В соседнем парке скакали по траве серые и черные крольчата. И шведы ездили на велосипедах, усадив в багажники своих шведят в пробковых шлемах и с сосками во рту. И жара стояла такая, что сиденье машины обжигало ноги, когда я в шортах залезал в салон.
Май в Швеции — мертвый сезон. Сплошные праздники. Из десяти дней, отведенных на мое пребывание в Швеции, рабочими оказались только три. Один из них — укороченным. О чем думал Улле Стейвинг, приглашая меня в мае, не знаю.
На бланке его фирмы назидательно красовался девиз: «Quality is never an accident. It is the result of intelligent effort» (John Ruskin). Успех, дескать, никогда не случаен, он результат интеллектуальных усилий. Так сформулировал Джон Рёскин, философ. У нас в партийные времена выражались проще: «Как вопрос готовится, так он и решается». Результатом интеллектуальных усилий Стейвинга явилось мое безделье. И я как мог решал этот вопрос.
Уезжал к воде близких фьордов и сидел на берегу, скорее томясь вынужденным бездельем, нежели собираясь с мыслями или мечтая о чем-то. Такой я мечтатель. Сразу видно, что королевских кровей парень — помечтать любит. А работа ему по фигу.
В Стокгольме я был не первый раз, и шататься по центру или магазинам, которых панически боюсь, не хотелось. Я и в Париже не ахал от восторга.
Шведы справляли праздник за праздником, Улле играл в хоккей на искусственном льду, навещал загородных родственников, иногда звонил мне в отель, иногда обещал появиться в магазине, в котором
