Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010

Димка: «Если сам себя не загонишь, никто тебя не загонит». Прав.

3 февраля 2001 г.

Были у главного врача больницы по наводке Михаила Чулаки. Кардиохирург худощав, лет пятидесяти, крашенные хной волосы. Он полистал мои бумаги, откинулся в кресле.

— Вот на вас костюм, вы человек с положением, за вас общественность и власть хлопочут. Ну, возьму я вас без очереди, значит, кого-то придется отодвинуть. А у меня целый бомжатник в ожидании этой операции… У людей не то что костюма нет — в ватниках на прием приходят.

— Извините, пожалуйста, — я поднялся. Лицо загорелось. — Не знал, что всё так непросто. Еще раз извините. Всего доброго…

И быстро вышел. За мной Ольга, прихватив медицинское досье.

И так стыдно стало. Всю обратную дорогу, пока ехали в такси, ни слова не сказал Ольге.

— Давай машину продавать, — сказала Ольга дома.

— Может, обойдется без операции. Я же не обследовался по-настоящему… На обследование наскребем?

— Наскребем…

13 апреля 2001 г.

Опять санаторий «Репино». Сделали аортокоронарное шунтирование, поставили три шунта, взяв мои же сосуды из левой ноги и левой руки. Оперировали шесть часов на работающем сердце. Операция была в день рождения моей мамы — 4 марта. Я знал, что всё будет хорошо. Деньги на операцию — три тысячи долларов — дала сестра Надя.

Чувствую себя нормально.

Мы живем вместе с Мишей Глинкой, писателем из нашего Союза. Его оперировали на десять дней раньше с тем же диагнозом, плюс еще искусственный клапан поставили. Он дождался меня в Покровской больнице, и мы вместе отправились в кардиологический санаторий «Репино». Ему тоже пришлось занимать. В качестве залога оставил кредитору орден своего пращура. Тот отказывался, но Миша настоял: «А вдруг я не вернусь с операции?»

Живем в двухместном номере с кнопочками для вызова медсестры. Лоджия, окна на заснеженный Финский залив, точки рыбаков и лыжников на льду. Прекрасная белковая диета с икрой, мясом, рыбой, много овощей, фрукты. Прекрасная библиотека, читаем исторический журнал «Родина», рассуждаем на разные историко-бытовые темы. Миша: «Не надо ни с кем спорить, воевать, чего-то доказывать! У них — свой мир, у нас — свой! После этих раздумий в душе остается выжженная дырка…» Я: «Но мир-то общий. Я не хочу жить по чужим законам. По чуждым моему сознанию законам…» Миша только вздыхает: «Я это проходил, по себе знаю. Вот посмотри лучше статью о Зимней войне с Финляндией…»

Бродим по заливу, загораем на весеннем солнце, слушаем лекции, где нам объясняют, как надо правильно жить после инфарктов и операций.

Когда Мишу везли на операцию, он вслух читал стихи Бродского.

Было бы естественней напевать арию Ивана Сусанина из оперы твоего предка «Жизнь за царя», — сказал я.

Операции ведутся под видеозапись — можно посмотреть. Я смотреть не захотел, чтобы не грохнуться в обморок при виде себя, разрезанного и окровавленного.

Все дни Ольга сидела у моей постели. Когда я съел тарелку бульона, заулыбалась и засветилась радостно.

Во время операции в меня ввели стакан наркоза, и потребуется несколько месяцев, чтобы он вышел из клеток организма. Котел варит плохо. Не могу долго разговаривать с людьми и ко многому потерял интерес. Тянет в одиночество.

Гуляем по несколько километров в день. Разрезанные грудины срастаются быстро. Миша наливается жизнью прямо на глазах. Я еще бледен.

Сегодня Ольга привезла две папки моих генеалогических записок и новое письмо от Евгения Александровича. Я открыл.

Румянцев: «Предки хотят поговорить с Вами. Грешно упускать такую возможность…»

И я хочу, но пока с Земли.

4 июля 2001 г.

Дорогой Евгений Александрович, я только сейчас всерьез взялся за Ваши изумительные письма и документальные приложения к ним. И теперь в бессуетном уединении, когда спала жара, запоем читаю всё по второму и третьему разу, а по восприятию материала — как в первый раз. В текучке будней, с наскока, я не мог разглядеть всей красоты и важности материала. Спасибо Вам огромное за доставленное наслаждение.

Если получится, в конце августа поеду по Вашему совету в Румынию — Яссы, Бухарест. В Яссах мне обещал помощь писатель, доцент кафедры славистики Эмиль Йордаке, из наших староверов.

Искренне Ваш — Дмитрий Каралис.

Частная жизнь начала века Из дневников и путевых тетрадей. 2001–2004 гг.

2001 год

11 июля 2001 г. Зеленогорск.

Вычитал: «Счастье — это не станция назначения, а способ путешествия». «Длина нашей жизни не в нашей власти, но в нашей власти ее глубина, высота и широта».

Постараюсь запомнить.

Сегодня позвонил собкор «Литературной газеты» Аркадий Соснов.

— Как здоровье? Чего запыхался?

— Дрова, — говорю, — колю.

— У тебя же операция на сердце была!

— Врачи не запрещают! Наоборот, говорят, нужна физическая активность.

Аркадий помолчал недоверчиво, потом попросил меня быть осторожней, не делать резких движений. Я еще нахвастал, что собираюсь путешествовать в Румынию. Поговорили, и пошел дальше колоть звонкие березовые чурки.

Собираюсь по линии Международного литературного фонда съездить в Румынию, в Дом творчества на берегу Черного моря, а заодно и в Яссы, где жили предки моей матушки.

Прекрасные салаты в этом году уродились — Ольга успела посадить. Врачи говорят, что салаты после операции — милое дело. Уписываю по несколько пучков в день — с лучком, молодым чесночком, хлебом. Зеленый веник выметает наркоз, и голова просветляется день ото дня.

1 сентября 2001 г. Москва.

На Киевском вокзале загрузились в полутемный вагон Москва — Бухарест и узнали от бойкого проводника Саши два обстоятельства: во-первых, нам повезло, поскольку мы увидим страну Румынию, в которой люди живут еще хуже, чем в России. Во-вторых, нам не повезло: делать в Румынии абсолютно нечего. И далее огорошил: пересечение румынской границы еще недавно было связано с трагической для женского пола процедурой. Дикие сотрудники пограничной стражи Румынии якобы насиловали всех женщин