комиссию перевести г-жу Вырубову в арестное помещение при бывшем губернском жандармском управлении. Она добровольно согласилась на врачебный осмотр, чтобы доказать, что она все еще девственница, и в результате медики подтвердили ее добродетель».
Однако этот факт не мог покончить со злобными сплетнями насчет развратных отношений между Анной и моим отцом. Наоборот. Даже сегодня находятся люди, которые шепотом в приличной компании и во всеуслышание там, где это возможно, распространяют нелепые слухи.
Некоторые доходили до того, что прилагали к Анне Александровне и моему отцу историю Елизаветы и лорда Лестера — английская королева-девственница вошла, среди прочего, в историю умением развратничать, оставаясь целомудренной. Без сомнения, развращенный Петербург знал все подобные способы. И не только в теории. В стремлении же опорочить фантазия становится особенно буйной.
То, что произошло с Анной Александровной во время ее брачной ночи, ставшей единственной, хорошо было известно всему свету. Наивная, Анна Александровна делилась потрясением со всеми, кто выказывал хоть малейшее участие. И это, разумеется, обращалось против нее. Говорили, например, что именно во время первой брачной ночи неискушенной девушке был преподан урок изощренного разврата и что она потом, уже не в силах противиться желанию повторения, искала источник порочного наслаждения в каждом мужчине. (При этом совершенно оставлялось в стороне, что Анна Александровна тут же рассталась с тем, кто якобы и доставил ей незабываемое наслаждение.)
В этом смысле соединение Анны Александровны и моего отца — «сибирского мужичка» — казалось великосветским толкователям поступков людей, им чуждых, а стало быть, непонятных и раздражающих, исключительно пикантным и даже остроумным.
Люди с действительными подобными наклонностями страстно стремятся приписать другим свои пороки, тем самым расширяя круг и пытаясь таким образом как будто узаконить разврат — смотрите, восклицают они, все делают это. И я затрудняюсь утверждать, что в наговорах на Анну Александровну и отца отразились только упреки. Если иметь в виду то, о чем я сейчас сказала, — можно подумать, что, в известной части, в таких сплетнях содержалось и сочувствие — наделение людей, чье поведение и мотивы были непонятными, знакомыми пороками, явилось попыткой хоть как-то объяснить их. Попытка с негодными средствами.
Но все это к слову.
Глава 16
Гороховая, 64
А в тот момент добрая Анна Александровна, помогавшая всем и всегда, искала нам подходящую квартиру. И нашла — на Гороховой, 64.
Оплату квартиры взяла на себя собственная его величества канцелярия. Этим, кстати, и исчерпывались средства, получаемые отцом от Николая Второго и Александры Федоровны. Руднев, хорошо знакомый с документами разных следственных комиссий, не нашел ничего другого: «Единственное, что позволял себе Распутин, это оплату его квартиры из средств собственной его величества канцелярии, а также принимал подарки собственной работы царской семьи — рубашки, пояса и прочее».
При этом у нас за столом собиралось самое разнообразное общество. По не знаю как установившемуся правилу все приносили в качестве гостинца, обязательного при посещении милого тебе дома, именно какую-нибудь еду. Отец, что называется, не перебирал. Годы, проведенные вне дома, приучили его быть благодарным за любую пищу. Мяса же он не ел вообще. Но не по обету, просто не любил. (Хотя, думаю, отец все-таки ел бы мясное, если бы собрался вылечить зубы, всегда доставлявшие ему хлопоты.)
В Покровском мы ни в чем не нуждались — были сыты и даже знали, что такое городские сласти и десерты. Но только на Гороховой я увидела в одном месте столько икры, дорогой рыбы, фруктов — наших и заморских.
Приносили и свежий хлеб — белый, черный и серый. Даже возникал род соревнования между теми, кто его приносил. Норовили выпекать особенный. Помню хлеб с изюмом, с луком, с какими-то кореньями. (Отец ломал хлеб, никогда не резал ножом.) Кроме свежего хлеба выставляли «черные» сухари. Отец, можно сказать, ввел в Петербурге моду на такие сухари. Их стали подавать в салонах. (Разумеется, там они были не едой, а скорее экспонатом.)
Отец очень любил картошку и кислую капусту. Надо ли говорить, что гости, и самого аристократического разбора, ели то же, что и он.
Этот порядок нарушался только в одном случае. Отец не любил сласти, но обожал угощать ими других. Иногда дело доходило до конфуза — гость, неосторожно признававшийся в пристрастии к пирожным, должен был под смех присутствовавших съесть все блюдо.
Много говорили о пристрастии отца к водке. Это неправда. Он мог выпить одну-две рюмки, но не больше. Предпочитал мадеру и портвейн. Интересно, что всякий раз отец вспоминал, какое прекрасное сладкое вино готовили в монастыре. Говорил: «Я много его (вина) перенести могу».
Отдельная история — сидение за самоваром. Именно сидение, а не простое чаепитие. Когда мы переехали на Гороховую, мне было 11 лет и я не могла даже поднять этот самовар. Отец, чтобы посмеяться, говорил под мой очередной день рождения: «Ну-ка, уже можешь нести самовар?». К 14 годам мне удалось благополучно донести его до кухни.
Конечно, нужны были и деньги. Отец не посвящал меня в эту сторону жизни, но я знала — если что- нибудь надо — проси у Симановича, он даст.
Сам Симанович писал: «Николай Второй знал, что пока его любимец находится на моем попечении, тот ни в чем не будет нуждаться. Распутин принимал мои услуги и никогда не спрашивал об их мотивах.
Если бы Распутин думал о собственных выгодах, то он накопил бы большие капиталы. Ему не стоило бы много труда получать от лиц, которым он устраивал должности и всякие другие выгоды, денежные вознаграждения. Но он никогда не требовал денег. Он получал подарки, но они были невысокой стоимости. Например, ему дарили одежду или платили по его счетам. Деньги он принимал лишь в тех случаях, если мог ими кому-нибудь помочь. Бывали случаи, что одновременно с каким-либо богачом у него находился бедняк, хлопочущий о помощи. В таких случаях он предлагал богачу давать бедному несколько сот рублей. С особым удовольствием он помогал крестьянам».
Вот еще одно важное свидетельство относительно вопроса о деньгах и моем отце. Руднев: «При этом надо заметить, что он свою роль выдерживает с удивительно простодушной последовательностью. Как показало обследование переписки по сему поводу, а затем как подтвердили и свидетели, Распутин категорически отказывался от каких-либо денежных пособий, наград и почестей несмотря на прямые, обращенные со стороны их величеств, предложения».
Надо обратить внимание на это замечание Руднева — «с простодушной последовательностью». Отец не видел ничего дурного в том, что о нем кто-то заботится.
При этом было не важно, что речь могла идти о тысячных суммах. «Сколько им Бог дал, столько они мне дают», — говорил отец. Тот, кто знает о бытовой стороне странствующих, понимает, как естественно для любого из них принимать даяние. Они не попрошайничают. Они дают возможность имущим помочь нуждающимся.
Применительно к нуждам отца дом оказался идеальным. Он располагался в глубине улицы, во двор вел проход под аркой.
Наша квартира находилась на третьем этаже. Отец смеялся: «Высоко залетели!»
Меня привело в восторг то, что квартира оказалась такой большой — из пяти комнат, хотя и
