Единственное, чего я боялся, направляясь по указанному маршруту, что Людмилу Михайловну обманули. Девочка могла умереть, как это нередко случается при небрежном уходе за ребенком. Чтобы не расстраивать бедную женщину, ей сказали, что девочку перевели в другое место. С другой стороны, какое-то внутреннее чутье подсказывало мне, что она жива. И если уж не удастся помочь Марии заполучить этот дом и избавиться от мании преследования, то я хотя бы восстановлю справедливость: верну сироте ее наследство. Как бы там ни было, вновь чувствуя в себе силы, казалось, что я помолодел лет на десять. В моем положении я уже мог позволить себе не преследовать корыстных целей, но это дело сделало меня значимым, нужным, живым и полным энергии, а это бесценно. Когда есть цель, ты знаешь, зачем тебе вставать по утрам.
Мы расстались с Людмилой Михайловной добрыми друзьями. Когда я сел в электричку, она махала мне вслед подаренным мною платком, а я открыл форточку и крикнул:
– Позаботьтесь об Аркадии. Прошу вас. Виноват я перед ним.
– Будь спокоен, Олег Викторович, только найди мне девочку. Я себя все простить не могу...
Грохот разгоняющейся электрички заглушил ее слова.
Я вернулся в свой отель в Ялте, привел себя в порядок, навел кое-какие справки о детдоме, который указала мне Людмила Михайловна и, собрав вещи, отправился на его поиски.
Детдом располагался на окраине города и являлся чем-то вроде достопримечательности. По крайней мере, каждый прохожий, которого я останавливал в поиске дороги, охотно указывал мне направление. Одна пожилая женщина не поленилась выложить мне информацию энциклопедического характера. От нее я узнал, что построенное в 1905 году трехэтажное здание было офицерским клубом, во время Великой Отечественной войны в нем основали госпиталь, и только потом новый мэр города постановил отдать помещение детдому. Прослушав краткий экскурс в историю, я без труда нашел нужный мне объект. А вот получить какие-либо сведения о ребенке оказалось делом крайне затруднительным. Весь работающий в то время персонал давно уже сменился, и единственной моей надеждой оставались архивы. В них должна была храниться информация, куда именно перевели девочку и жива ли она сейчас. Решение пришло неожиданно.
Я расположился на лавочке возле здания, чтобы обдумать все как следует. Меня мучили сомнения: рассказать всю правду или же придумать какую-нибудь трогательную историю про то, что я дальний родственник, решивший разыскать сироту, обеспечить ее крышей над головой и прочей кровной заботой. «Где же вы были столько лет?» – задали бы мне вопрос. Увлеченный своими раздумьями, я не заметил, как ко мне на лавочку подсел седой дед.
– Закурить дадите?
Я достал из кармана пачку сигарет.
– Ищете? – спросил он, крутя сигарету в своих желтых пальцах.
– Ищу.
– Забирать будете или так смотреть?
Я не любил разговаривать с малознакомыми людьми и отвечать на вопросы, которые задаются ими из чистого любопытства.
– Ни то, ни другое, – сухо ответил я.
– Как хочешь. – Он пожал плечами.
Мы молча выкурили по сигарете. Внезапно я почувствовал, что этот человек сможет мне помочь. Интуиция меня не подвела.
– Мне нужны архивы двадцатилетней давности, что скажете?
Дед не спеша затушил сигарету и протянул руку к моей пачке:
– Скажу, что тебе повезло. Я тут сторожем всю жизнь работаю. За информацию дашь мне триста рублей на кабак. – Он вынул из пачки две сигареты и положил их в нагрудный карман засаленной рубашки.
– И все? – усмехнулся я.
– Нет, – деловито ответил сторож. – Еще для заведующей долларов сто, чтобы она оторвала свою задницу от стула и отрыла в своих шкафах нужную тебе информацию. Я договорюсь.
– А у вас умеренные цены, – сыронизировал я. – Давай так: если все получится – сходим с тобой в кабак. Я угощу тебя, чем захочешь.
Дед помотал головой:
– Не пойдет. Давай деньги и подожди меня здесь.
Я протянул ему три сотни. В конце концов, для меня они не станут большой потерей, даже если старик решит меня обмануть.
– Еще сто долларов.
Я отдал и их.
– Фамилия?
– Чья? – Я все еще сомневался, что поступаю правильно.
– Твоя-то мне зачем? Кого ищешь?
Я достал из портмоне записку, которую дала мне Людмила Михайловна, и протянул ее сторожу.
Не прошло и получаса, как мой немногословный друг вернулся.
– Тебе повезло. Ее перевели в специальный Самарский интернат.
– Что это значит?
Сторож вздохнул:
– Я работаю тут уже больше тридцати лет, и вот что я тебе скажу: девка твоя хоть и была еще совсем мала, показала себя не с лучшей стороны. «Ку-ку» твоя Ева. С дефектами. С такими, как она, тут у нас долго не возятся. Отправляют их куда подальше, в специальные места, чтобы показателей не портили.
– Какие еще показатели? – Я не сразу понял, о чем речь.
– У нас тут, понимаешь, не просто детдом, а образец для подражания. Во как! – пояснил сторож. – Это адрес. И если ее оттуда никуда не «передвинули», то там она и есть. А точнее – была. Они же до восемнадцати в детдомах держатся, а потом кто куда. Ищи свищи.
Я недоверчиво посмотрел на каракули, которые вручил мне сторож в обмен на мои деньги, и тут же вспомнил про облигации на стулья, которые хитрый архивариус выдал Отцу Федору взамен настоящих.
– Может, еще сигареткой угостишь? – не унимался сторож.
Я сунул ему всю пачку и на всякий случай заставил назвать фамилию заведующей, которая продает маршруты своих подопечных.
