Повышение
Они ужинали в очень уютном ресторане недалеко от Остоженки. Мария рассказывала истории, которые ей удавалось услышать от клиентов. Михаил Сергеевич улыбался не столько тому, что ему приходилось слушать, сколько самой манере девушки говорить об этом, будто каждый эпизод мог стать отдельной главой и занять достойное место среди прочих литературных произведений.
– У тебя дар рассказчика, ты знаешь об этом? – Мария нравилась ему все больше, хотя он понимал, что их разница в возрасте столь значительна, что ему следует испытывать к девушке скорее отеческие чувства.
– Нет. Но я точно знаю, чего я хочу от сегодняшнего вечера.
– Чего же? – поинтересовался Михаил Сергеевич.
– Хочу, чтобы мы прямо сейчас поехали с вами в гостиницу, стали любовниками и вы назначили бы меня менеджером. Я готова к этому.
Мужчина удивленно поднял брови. Прямота, с которой Мария сделала ему предложение, застала его врасплох. Он долго не мог ничего ответить. Немного поразмыслив, он решил, что девушка явно не в себе. Какая-то внутренняя борьба заставляет ее совершать подобные поступки. Он положил свою руку поверх ее и сказал:
– Зачем тебе это? Там ты не получишь таких чаевых, какие имеешь сейчас.
Мария строго посмотрела ему прямо в глаза:
– Я хочу знать, как работает вся система бара. Как формируется выручка и от чего она зависит. Все внутренние и внешние процессы. Вы сделаете это для меня?
– Рассказать я, конечно, могу...
– Рассказать – мне мало. Я должна стать тем, кем хочу. И вы должны мне в этом помочь.
– Можешь обращаться ко мне на «ты» и называть просто Михаилом.
– Я не услышала ответа, – настаивала Мария.
– Тебе не кажется, что ты требуешь слишком многого? – сказал он, взяв ее за подбородок двумя пальцами.
– Я ведь и предлагаю немало, – ответила девушка, глядя ему в глаза. При этом у нее самой под столом дрожали колени.
– Тоже верно. – Михаил Сергеевич решил, что ему ничто не угрожает. И если никогда раньше он не пользовался своим служебным положением, то это только потому, что молодые девушки не заявляли ему об этом так откровенно, а сам он был слишком хорошо воспитан для того, чтобы вести себя подобным образом. В конце концов, он никому ничем не обязан.
Немного подумав, взвесив все за и против, он ответил:
– Не могу отказать женщине, когда она о чем-то меня просит. Сейчас расплатимся по счету и поедем, куда ты захочешь.
Осознав смысл происходящего, Мария лишь на долю секунды засомневалась, правильно ли она поступает, ведя себя таким образом. Однако решение было принято, и она не собиралась отказываться от задуманного.
Когда все произошло, Мария прижала колени к груди и отвернулась к стенке. Обои в гостинице были раздражающего, почти морковного цвета с мелким рисунком, который сначала начал плыть, а потом и вовсе исчез за пеленой слез, наполнивших глаза Марии.
Вставая с кровати, Михаил обнаружил на простыне пятна крови:
– Что это? У тебя начались месячные или... О господи! Ты что, была девственницей?
Марии хотелось кричать и плакать от боли, она готова была покинуть эту комнату, выбежать из гостиницы и бежать куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Но вместо этого она прошептала:
– Простите. Я должна была предупредить вас. Вы мой первый мужчина.
Михаил Сергеевич не знал, что сказать. Впервые за многие годы с ним происходило то, чего он совсем не ожидал.
– Брось извиняться, малышка. Мне было так хорошо с тобой. Но неужели ты подарила свою девственность мне только за то, чтобы я сделал тебя управляющим менеджером своего бара?
Девушка молчала.
– Это невероятно. У меня нет слов. Это как-то странно и нелепо. – Он сел обратно на кровать в полной растерянности. – Ведь когда-нибудь появится тот самый, которого ты полюбишь, и ты будешь жалеть...
Тут Мария поняла, что не следует оставлять все так, как есть. Скорее люди хотят чувствовать себя любимыми, нежели виноватыми. Она приподнялась, привлекла мужчину к себе и поцеловала. Прислонившись к уху, она шепнула:
– Я сделала это потому, что этого хотели ты и я.
Эта ложь далась ей нелегко. Но она не чувствовала больше ничего: ни боли, ни угрызений совести. Ничего, кроме удовлетворения, что она все сделала правильно.
Ева приступ счастья
Ева проснулась от боли внизу живота. Ее соседки уже ушли на занятия. Она опять проспала. Обнаружив засохшие пятна крови, девушка решила, что у нее начались месячные. Она никогда не знала точно, когда они у нее должны прийти. Выпив обезболивающее, Ева собрала свой мольберт и отправилась в институт. Весь день ее преследовало странное чувство, как будто она находилась не в своем теле. Словно это были не ее руки и ноги: они не слушались, кисть то и дело выпадала из рук, мысли путались, а внизу живота все ныло.
После занятий ее ждал Федор. Увидев его, девушка улыбнулась первый раз за день:
– Как хорошо, что ты пришел. Я думала весь день о тебе, и вот ты здесь.
Федор испытующе посмотрел на девушку, но не нашел в ее глазах ничего, кроме неподдельной радости от их встречи.
– Я, признаться честно, боялся увидеть тебя снова.
– Почему?
Федор оставил вопрос без ответа. Вместо этого он взял девушку за руку:
– Пойдем, я покажу тебе кое-что, что будет тебе очень полезным. Согласна?
Ева хотела ответить, что с ним она согласна на все, но вместо этого просто кивнула головой.
Они зашагали по залитой солнцем улице.
– Можно тебя кое о чем спросить? Это действительно важно.
Федор остановился, чтобы задать свой вопрос.
– У тебя когда-нибудь был настоящий друг? Тот, которому ты бы могла полностью доверять и не думать о том, что он тебя осудит?
Ева задумалась лишь на секунду:
– Был, но я не хочу сейчас об этом говорить. Я не готова разговаривать об этом ни с кем. Даже с тобой.
– Прости. Я просто спросил.
Дальнейший путь они проделали молча.
Федор привел Еву в галерею Шилова, недалеко от Красной площади.
Ева всматривалась в портреты разных людей, стараясь понять, как именно великому художнику удалось передать состояние души и характер своих героев. Вот портрет бомжа. Еве показалось странным, что у него еврейские черты лица. Евреи настолько умны, что только абсолютная крайность может довести их до полной нищеты. Вот и этот человек смотрел ей прямо в душу. «Думаешь, стоит меня жалеть?» – спрашивал бомж. Особенно Шилову удавалась старость. Тихое увядание, а может быть, просветление. Старость, как обнаружила Ева, была тоже очень разной. По гордому и уверенному взгляду генеральши можно представить, какой она была в молодости. Или вот. Добрые и мудрые глаза чьей-то матери. Сколько теплоты было в этом испещренном морщинками лице. Совершенно особый свет исходил от лиц священнослужителей. Как будто они смотрели поверх или даже насквозь. Возможно, потому, что они не цеплялись за жизнь, зная, что там дальше есть продолжение. Душа живет вечно, и, пройдя испытание
