инноваций и в других случаях» [1, с. 522].
Итак, согласно Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванову, если слово сохранилось только в латинском, балтийских, славянских и иранских языках, то это не есть древнее общеиндоевропейское слово, а есть поздняя лексическо-семантическая инновация. Допустим.
Но в другом месте той же книги читаем: «Название березы восстанавливается для общеиндоевропейского по схеме диалектного членения в виде основы *b[h] erHk'. Оно объединяет такие диалектные ареалы, как индоиранский, италийский, балто- славяно-германский» [1, с. 619–620]. Получается, что для того, чтобы слово было признано общеиндоевропейским (а не лексическо-семантической инновацией), необходимо, чтобы оно присутствовало еще и в индийских и германских языках.
Однако и этого, оказывается, мало: «Лексемы, в одних диалектах (иранском, балтийском, славянском, германском, латинском, кельтском) имеющие денотатами конкретных животных — 'выдру' (*ŭot'or-) и 'бобра' (b[h]ib[h]er//b[h]eb[h]er), в группе древних индоевропейских диалектов, к которой относятся хеттский, греческий, армянский и индоарийский, означают вообще 'водяное животное', часто с ритуально-культовой значимостью. Значение конкретного животного 'выдры' для данной лексемы — это, очевидно, некоторая семантическая инновация в ирано-балто-славяно- германском диалектном ареале. (…) Характерно, что денотат 'бобер' соотносится с конкретной лексемой именно в этой же группе диалектов (включая кельтский и италийский), но не в перечисленных выше древних индоевропейских диалектах, в которых нет специального названия 'выдры'. (…) Можно заключить, что налицо семантическое новообразование в указанных диалектах, связанное со специфическими экологическими условиями обитания носителей этих диалектов» [1, с. 529–530].
Как видим, глубокоуважаемых ученых Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова не смутило, что названия 'выдры' и 'бобра' есть в таких не слишком близких друг к другу языках, как иранские и кельтские. Их не смутило также и то, что названия, скажем, для 'бобра' отсутствуют именно у тех народов, на территории расселения которых отсутствуют сами бобры. Бобры не живут сейчас и вряд ли когда-либо жили на территории Греции, Армении и Индии [см. рис. 5]. «Бобры поселяются по берегам медленно текущих лесных рек, избегая широких и быстро текущих» [42, с. 200]. А в Греции и Армении реки все в основном горные, т. е. быстро текущие.
Но предположим, что критерии определения индоевропейской лексики у Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова действительно настолько жесткие.
Однако в уже приведенной выше цитате эти исследователи среди бесспорно «индоевропейских названий деревьев и растений» назвали и «*aĭk'- 'горный дуб'» [1, с. 866–867]. Откуда они это взяли? — «Основа *aĭk'- представлена в основном в германских языках как главное название 'дуба'. Обнаружение соотносимого с этой основой слова в греческом языке позволяет реконструировать такую основу со значением 'дуб', 'горный дуб' уже для некоторой древней диалектной общности с довольно ранней заменой им первоначального названия: греч. αιγίλωψ 'вид дуба' (Quercus aigilops, восточносредиземноморский дуб со съедобными желудями), древнее словосложение, по- видимому, со второй частью, родственной греч. λώπη, λοπός 'кора'» [1, с. 618–619].
Не спрашивайте, как этот дуб вдруг стал «горным». Очевидно, так же, как ёжика подстригли под мангуста. Гораздо интереснее, что к столь уверенным выводам уважаемые исследователи пришли на основании сравнения
Еще одна цитата: «Несмотря на то, что слово (индоевропейская основа p[h]ork [h]o- 'поросенок', 'молодая свинья') не представлено во всех основных индоевропейских диалектах (оно отсутствует в тохарском, греческом, армянском), его диалектное распределение (иранские, балтославянские и другие «древнеевропейские») свидетельствует о древности формы и принадлежности ее во всяком случае уже к периоду возникновения ранних диалектных общностей» [1, с. 594]. А помнится, при точно таком же диалектном распределении («древнеевропейские» плюс иранские) другие слова уверенно объявлялись «лексическо-семантической инновацией»…
Суть «ёжиконенавистнической» методологии Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова прекрасно проясняет их собственное заявление относительно названия еще одного животного. Сначала они объективно приводят лексические факты: «И.-е. *(e)l-k[h]-: греч. άλκη 'лось', латин.
А теперь вывод самих Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова: «Устанавливается некоторая вариантность семантем 'лось' и 'антилопа' при неопределенности первичного значения, характерного для общеиндоевропейского (в отличие от основы *el-en-, общеиндоевропейское значение которой определяется однозначно как 'олень'). Первичное общеиндоевропейское значение слова *el-k[h]- ('лось', или 'антилопа', или вообще 'рогатое бурое животное', отличное от 'оленя') может быть определено лишь при учете всего комплекса условий территории первоначального обитания носителей индоевропейских диалектов» [1, с. 518].
Кажется, в логике такая ошибка называется
«Такой сравнительно южный характер экологической среды индоевропейской прародины, предполагаемый на основании данных о географическом ландшафте и растительности, подкрепляется анализом общеиндоевропейских названий животных: *ŭlk[h]o-//*ŭlp[h] - 'волк', *Hrot[h]k[h]- 'медведь', *p[h] ars-//*p[h]art'- 'барс', 'леопард', *leŭ- 'лев', *leŭk[h]- 'рысь', *ŭl-o-p[h]-ek[h]-(ā) 'лиса', 'шакал', *q[h] ŭep[h]- 'дикий вепрь', 'кабан', *el-(e)n-//*el-k[h]- 'олень', 'лось', '
В общем-то, Центральная Европа нас не слишком интересует. Украина — это скорее Юго-Восток Европы. Относительно крабов и антилоп вроде бы уже разобрались. Остались шакалы, леопарды, львы, обезьяны и слоны.
