Прародина Русов

победит Чернобога и настанет новая земля и новое небо» [181, с. 233–234, 240].

Не исключено, что верования в грядущее воскресение из мертвых сосуществовали с верованиями в переселение душ еще в эпоху индоевропейского единства. Это значит, что в религии древних индоевропейцев содержался зародыш идей будущих мировых религий как Востока, так и Запада.

8.2. Индоевропейские женщины и мифы феминизма

Несколько слов следует сказать о положении женщин у древних индоевропейцев. Традиционной стала характеристика индоевропейского общества как патриархального. При этом явно имеется в виду угнетенное положение женщин, предмет нападок феминисток [см. 204, с. 74].

Мария Гимбутас так рисует процесс индоевропеизации Европы: «Под влиянием индоевропейской культуры неолитические женщины утратили свой престиж и в этом новом обществе, занятом торговлей и набегами, превратились в еще один вид частной собственности…Изменения Древней Европы прежде всего выразились в замене матрилинейного уклада — патрилинейным, умудренной теократии — воинственным патриархатом, общества полового равновесия — иерархией, где доминируют мужчины» [278, с. 437, 444].

Вообще определение системы власти в энеолитической Европе как «умудренной теократии» вызывает определенные сомнения. Интересно, каким «умудреметром» М. Гимбутас измерила степень умудренности этой «теократии»? Кстати, теократия — власть священных правителей-жрецов — совершенно очевидно реконструируется как раз именно у индоевропейцев.

В другом месте той же книги М. Гимбутас заявляет: «могильники Варна, Дуранкулак и Девна демонстрируют отклонение от древнеевропейской нормы общественного устройства, при которой главенствующее положение было отдано женщине» [278, с. 371]. Оказывается, согласно М. Гимбутас, «общество полового равновесия» — это такое общество, в котором «главенствующее положение было отдано женщине». Такая вот женская логика… Но, с другой стороны, реальные погребения социальной элиты в тех же могильниках Варны — это именно мужские погребения. Так что возникает подозрение: а не существовало ли пресловутое «половое равновесие» (при котором «главенствующее положение было отдано женщине») исключительно в голове увлеченной феминизмом исследовательницы?

Однако предположим, что М. Гимбутас права, и матриархат в неолитической Европе действительно имел место.

Мой личный опыт общения даже с очень эмансипированными женщинами показывает, что после более подробного объяснения им, что такое был реальный «матриархат», практически все высказывали категорическое нежелание жить при таком строе. Я говорил: «Представьте себе, что Вы всю жизнь будете жить в женском общежитии под полной властью мамы и прочих тёток, пока сами не состаритесь и не станете такими же тётками. Мужики к Вам иногда будут приходить, но в принципе у них перед Вами и Вашими детьми нет никаких обязанностей. Они в основном живут у себя в роде, В «мужском доме», где за ними ухаживают мамы и сестры. В принципе Вы тоже можете позвать на помощь брата, но… В общем, матриархат — это строй безответственных мужчин». А в патриархальном обществе мужчина работает на свою семью.

У небольшой иранской народности талышей «на поле работали всей семьей, но наибольшая нагрузка ложилась все же на женщину: высадка рисовой рассады, неоднократная прополка. Недаром в одной песне дается совет отдавать девушку замуж не за талыша, а лучше за кочевника, который, как считалось, не утруждает женщин работой» [190, с. 44]. — Это к вопросу о том, почему общества скотоводов патриархальны. Женщина меньше работает, значит, может больше внимания уделять детям, легче переносит беременность, а все это сказывается на темпах естественного прироста.

И еще характерное наблюдение: «У наиболее отсталых в социально-экономическом отношении народов Индонезии, условия жизни которых тяжелы, мужчин больше, так как непосильная физическая работа, а главным образом тяжелые условия материнства сокращают продолжительность жизни женщин. Такая картина наблюдается у многих малых народов Суматры, Калимантана, Малых Зондских островов. У народов же, стоящих на более высоком уровне социального развития (например, у яванцев, балийцев), число женщин превышает число мужчин, ибо здесь мужчины зачастую несут большую нагрузку, чем женщины» [191, с. 205].

В этом смысле общество индоевропейцев действительно было патриархальным. Однако женщины в нем отнюдь не были бесправными. Так, женских захоронений в курганах ямной культуры вдвое меньше, чем мужских, при этом они в целом беднее. Но при этом в захоронениях женщин найдены не только социально- престижные украшения из серебра и меди, но и антропоморфные каменные стелы [рис. 73], и погребения с повозкой, а в единичных случаях оружие (например, «кремниевый нож-кинжал для мяса») [130, с. 235, 132–133]. Иначе говоря, одну треть высшей элиты индоевропейских племен бронзового века составляли женщины. Причем встречались не только женщины-правительницы в погребениях с повозкой, но и женщины- воины.

О некоторых индоевропейских женщинах интересно повествует Геродот (IV, 116–117): «Савроматские женщины сохраняют свои стародавние обычаи: вместе с мужьями и даже без них они верхом выезжают на охоту, выступают в поход и носят одинаковую одежду с мужчинами… Что касается брачных обычаев, то они вот какие: девушка не выходит замуж, пока не убьет врага. Некоторые умирают старухами, так и не выйдя замуж, потому что не в состоянии выполнить обычай». Т. е. большинство этих женщин выходило замуж, успешно решив задачу «убить врага». Причем Великая Степь и позднее, до самой эпохи ислама, была буквально переполнена подобными «бесправными и безответными жертвами индоевропейского мужского шовинизма».

В этом плане показательны также образы земных и небесных воительниц валькирий из германских саг, а особенно образ воинственной дочери Зевса — богини мудрости Афины. Та, помнится, родилась из головы Зевса сразу в полном боевом облачении, с воинственным криком, — рекомендую сторонницам госпожи Гимбутас использовать образ богини Афины как символ бесправия индоевропейских женщин.

Угнетенное положение женщин с обычаем «сати» (самоубийства вдов) в действительности могло быть свойственно лишь небольшой части индоевропейских племен — некоторым племенам катакомбной культуры начиная с конца III тыс. до н. э., через две тысячи лет после распада индоевропейской общности. На этом настаивает, в частности, Л. Клейн: «совместные погребения женщин с мужчинами в катакомбах давно уже трактуются как свидетельства древних обычаев патриархата: жена должна была сопровождать мужа в могилу» [65, с. 19].

Однако похоже, что и это также относится к мифам феминизма. Если читать отчеты о реальных раскопках, то легко убедимся, что не менее часто встречаются парные погребения мужчин, либо маленьких детей, либо мужчины и ребенка, либо женщины и подростка [301, с. 47] и т. д. А, например, «в погребении 27 второго кургана у с. Соколовка посредине камеры лежал череп взрослого человека; около него — несколько трубчатых костей и четыре детских черепа» [300, с. 11]. «В каждой катакомбе, как правило, находится одно захоронение, значительно реже — два, три или четыре. Рядом со скелетами взрослых — скелеты детей. В таких коллективных могилах