— Еще! — надсадно сипел возле моего левого уха Тхиа. — Еще! Вот так... еще шагни!
Проклятое дыхание не выравнивалось. С тех пор, как я полежал на алтаре, оно меня иной раз подводит. Лаан и Тхиа вдохнули не меньше моего... может, и побольше... но они идут. И меня тащат. А Тхиа — тот еще и говорить ухитряется. А у меня во рту от собственной крови уже солоно. Еще немного — и я выплюну легкие на серо-коричневую пыль. Тогда Тхиа и Лаану хоть немного полегче станет. Я буду мертвый. Совсем мертвый, и они смогут меня бросить. Пока я жив, я и предложить им не посмею, худшего оскорбления мне во всю мою жизнь не выдумать... но если я останусь без легких, я буду мертвый, и тогда никому не будет совестно меня бросить...
— Еще! — гневно шептал Тхиа. — Тут недалеко уже... не смей, Кинт! Не смей подыхать, слышишь?
Ага. Размечтался. Бросят они меня, как же. Если бы! Мертвого поволокут. И не легче им будет, а тяжелее. Потому что мертвые не могут переставлять ноги... сначала одну, потом другую... сначала одну, потом другую...
Полуослепший от ядовитого дыма Тхиа не сразу нашарил отпирающую панель в стене — а когда нашел, замолотил по ней кулаком так яростно, что я подумал — до странности спокойно и отрешенно: «Тут нам и смерть». Если устройство от такой долбежки сломается, с нами покончено. Найти другой выход для Тхиа — плевое дело... но мы до него просто-напросто не дойдем. И так уже отравы надышались... а вновь вернуться в ее текучее облако... впрочем, возвращаться вовсе не обязательно. Она и сама нас найдет. Достаточно лишь повременить немного...
Потайная дверь отворилась, и мы вывалились наружу, обессиленные, но живые... пока еще живые — но сейчас нам дела не было до этого «пока». Что уж там с нами стрясется снаружи — там, куда нас так упорно гнали... да какая разница! Свежий воздух лился в мою гортань жуткой обжигающей сладостью... проваль — это было больно! Больно, больно... куда больнее, чем там, в подземельях, от ядовитого дыма... проклятая отрава вполовину такой боли не причиняла... такой убийственной боли... я заставлял себя дышать точно так же, как заставлял только что идти... вдох... и выдох... чем быстрей я избавлюсь от яда, тем скорей боль отступит... вдох — а-а, ч-черт... и вы-ыдох... если не дышать, не так больно, но если я не буду дышать... вдох... я помру, и Тхиа мне этого никогда не простит... и выдох...
Я попытался приподняться с земли, на которую упал невесть когда... вдох... и снова упал, и потерся щекой о колючую острую осоку... выдох...
— Кинт! — оклик Тхиа не был испуганным — всего лишь предостерегающим... но Тхиа — это вам не Сахаи Нену, и он никогда не назовет меня «Кинт» без причины... и то должна быть страшная причина.
Подобное отрезвляет и заставляет собраться куда верней, чем исцарапанная осокой морда. Чем все отданные самому себе приказы. О да, верней — и гораздо, гораздо быстрей. Это кто тут по земле ползал мгновением тому назад? Я взвился на ноги, как встрепанный. И дыхание восстановилось, и глаза видят. Болят, конечно так распрозверски, словно я их горчицей вымазал, но — видят.
Лучше бы не видели.
Противников было много. Больше, чем мне по силам. Больше, чем мы в тот день одолели вместе с Лиахом — а ведь он был не просто вооружен, но и силен, и на его стороне было преимущество внезапности. Даже для меня то, что он сделал, было неожиданно — что уж говорить о убийцах, ни один из которых не был воином... а эти — были. В каждом их шаге сказывалась многолетняя выучка... мне даже почудилось в их походке что-то до жути знакомое, но глаза видели нечетко... слишком нечетко, чтобы я мог понять, с чем мне довелось столкнуться.
Они текли, стелились, как давешняя отрава в подземелье — а нас было только трое... измученных, ослабевших, полуотравленных... трое. Но кому-то мы, по всему видать, показались грозной силой. Тому, кто выпустил на нас эту ораву. Нет, не ораву и даже не банду. Настоящие наемники. Профессионалы. Ишь, какая нам честь! Раздуться впору от спеси. Да вот не выходит...
Мы выбрались наружу... туда, где нас ждали... сдается, через любую другую дверь мы бы не выбрались вовсе. Никто не собирался рисковать. Смерть от яда в подземелье — или смерть от множества клинков, ожидающих нас у единственного лаза. Ну до чего же мы опасные — прямо смех разбирает!
Я и засмеялся. И даже не закашлялся.
Лаан справа от меня еле слышно ахнул от изумления. Ну, что поделать. Не боец, и не был им никогда. И теперь уже не будет.
А вот Тхиа — тот меня понял. Он повторил мой короткий смешок — только более оскорбительно — и выпрямился. Я и не оглядываясь, спиной чуял, что выпрямился. Правильно. Сейчас мы будем дорого продавать наши жизни, а делать это надо красиво и умело. Так же красиво и умело, как и все остальное. Смотри и учись. Человек всегда должен быть готов к новому знанию. Даже если жизни ему осталось вдоха эдак на три. Впрочем, ты и сам наверняка умеешь стоять до последнего... разве нет? Я тоже. Значит, будем не уметь вместе. Вдвоем у нас наверняка получится.
Я выхватил из-за пазухи мою наголовную повязку, привычным движением ударил ее об колено, чтобы развернуть, и с заученной быстротой надел. Это в отравленной крысоловке помирать можно всяко — а в бою жизнь за жизнь торговать я собираюсь при всех регалиях. Кстати, не так уж они и бесполезны. Повязкой при случае задушить можно. А из моего фамильного перстня получится недурной кастет.
Странное промедление шатнуло смыкающийся строй. Что, парни — не доводилось вам полудохлых Патриархов приканчивать? Нет? Тогда вам предстоит нечто весьма поучительное. Вы готовы к новому знанию?
— Таар-лайх! — каркнул я.
И лишь мгновением спустя запоздало понял, что за слово пропихнулось через мое изорванное кашлем горло.
Я не хочу умирать от руки безымянной толпы. Я хочу, я имею право знать, кто пришел по мою душу. Все верно. Но почему, почему я не крикнул просто: «А ну-ка, назовись, кто тут есть!»? Почему с моих губ слетело повелительное «таар-лайх» — словно плевок кровью в лицо? Почему я крикнул то, чего они даже понять не смогут? Совсем рехнулся, Кинт. Отравы надышался, вот и сдурел. Повязку патриаршую слишком туго стянул, вот последние мозги и выдавил.
— Дани Фарран, господин Патриарх!
Что это? Почему мне мерещится? Почему парень, стрелявший в меня со стены, валится передо мной на колени?
— Десс Кахари, господин Патриарх!
Так, и этот... Кахари... тоже. Что здесь происходит?
— Анинару Лагата, господин Патриарх!
О Боги всеправедные... походка! Походка их... вот почему она показалась мне такой знакомой!
— Ронх Виану, господин Патриарх!
Ни я, ни остальные патриархи так и не нашли следов четвертой ветви Королевской школы. Так, словно ее воспитанники и вовсе сгинули. На что надеяться не приходилось. Поисков мы не оставляли. И вот я нашел, где не искал.
И то, что я нашел, пугало меня навзрыд.
Только что я был готов умереть в бою, и страшно мне не было. Теперь ни мне, и никому из нас троих смерть не грозила — но я едва не обеспамятел от жути.
Так вот какой судьбы боялся для своих воспитанников мастер Дайр! Вот откуда, из какой пропасти... пусть даже с ее края! — он швырнул школу на мои плечи едва не предсмертным усилием! Вот почему ему плевать было, не раздавит ли меня нежданная ноша — и правильно! Хоть бы она меня и раздавила... все лучше, чем то, что я вижу перед собой! Не банда, нет. Гораздо хуже. Я и представить себе не мог, чтобы настолько хуже... неужели это могло случиться с нами?
— Валари Нейк, господин Патриарх!
Как там мне Хайет рассказывал? Они убили своего мастера и сбежали. Превратились в банду. Так?
Нет, не так. Не превратились. Хотя надо отдать им должное, очень старались. Настоящие бойцы. Таких напополам разруби — и каждая половинка будет сражаться самостоятельно. Они и сражались. Они даже убили своего мастера... почему я не был Патриархом уже тогда? Почему я не знал? Я убил бы его сам. Обязательно убил бы. Может, тогда я еще успел бы спасти этих людей.
