столь умеренный обычно в еде Байхин поглощает мясные пампушки, словно отродясь ничего вкуснее не едал. — Я бы, пожалуй, от таких не отказался. Очень даже забавные уши. Зрителям должно понравиться.
— На базаре, — невозмутимо ответствовал Байхин, залпом ополовинив кувшин — отличное вино, никакого сравнения с давешней кислятиной.
— И почем пара? — не отступался Хэсситай.
— Я за четыре плюхи сторговал, — покладисто ответил Байхин. — Ну а с вас не меньше десятка возьмут.
— Так ты дрался? — Благодушие покинуло Хэсситая столь внезапно, что при иных обстоятельствах Байхин испугался бы, но сейчас он впервые за долгое время насытился и пребывал в блаженной истоме отчасти сродни опьянению. Непривычная сытость притупила его восприятие.
— Ты дрался? — с нажимом повторил Хэсситай. Байхин помотал головой, дожевывая пампушку.
— Не дрался, — возразил он, — а участвовал в призовых боях. Три раза выиграл, а потом получил по ушам. Но заработал все равно неплохо.
— Горюшко ты мое, — обреченно выговорил Хэсситай. — А я-то, грешным делом, решил было, что у тебя кое-какие мозги есть.
— А... а что такого? — растерялся Байхин.
Вместо ответа Хэсситай ухватил его за руку и воздел ее к самому лицу.
— Это у тебя руки или грабли? — процедил он.
— Руки, — ошарашенно промямлил Байхин.
— А если руки, так за каким дьяволом ты их суешь, куда не надо?! Ты кто — жонглер или свая безмозглая? Вот, полюбуйся — все костяшки сбиты... может, ты их еще и под мельничный жернов сунешь? Ты как такими руками работать собрался?! А если бы тебе их сломали?
Байхин даже не порадовался невольной обмолвке Хэсситая насчет жонглера — настолько устрашил его яростный напор этой неожиданной выволочки.
— Но есть мне тоже что-то надо... — попробовал было защититься он.
— А лопать будешь что дают! — освирепел Хэсситай. — Вот что я тебя в плошку налью, то и хлебать станешь — и попробуй мне только возражать!
— Да, Наставник, — ошеломленно выдохнул Байхин, и лицо его озарилось счастливой до полной бессмысленности улыбкой.
Все верно. Раз уж Хэсситай не только не гонит парня от себя, но еще и кормить его подрядился как ученика — значит ученик он и есть. И вроде за язык никто не тянул...
— Но с одним условием, — предостерег Хэсситай.
— Да, Наставник, — повторил Байхин, с готовностью подаваясь к нему.
— Если не хочешь, чтобы я выгнал тебя взашей, не называй меня ни Наставником, ни учителем. Не люблю я этих слов. Да и мастером, пожалуй, тоже. Звать меня будешь по имени и на «ты». Понял?
— Да, — безмятежно откликнулся Байхин и с невинным видом добавил: — А носить за тобой котомку и вилять на радостях хвостом можно?
— Ну, если ты хочешь всю оставшуюся жизнь с такими ушами ходить, — ухмыльнулся Хэсситай, — тогда можешь попытаться.
Глава 3
— И вовсе незачем быть таким жадным до учения, — назидательно произнес Хэсситай. — Нетерпеливая лошадь всю повозку разнесет — это ведь про тебя сказано.
— А разве я плохо придумал? — настаивал Байхин.
— Придумал хорошо, — признал Хэсситай. — Только работать такой трюк ты сможешь еще очень не скоро.
— Ну, если обучаться я начну через год-другой, то конечно, — скривил губы Байхин.
— Ладно, — неожиданно уступил Хэсситай. — Сам напросился. И не говори потом, что тебя не предупреждали.
Он встал с постели, снял со стенного крюка свою котомку и вытащил из нее плотно свернутый канат.
— Скидывай обувку, — ухмыльнулся он. — Хоть и жаль мне тебя, дурака, но ты это заслужил.
Байхин разулся во мгновение ока.
— Расстели вдоль половиц, чтобы ровно было... вот так. А теперь иди.
— Куда идти? — не понял Байхин.
— Справа налево, а потом слева направо. Или наоборот. Как тебе больше нравится. По канату иди. Ты ведь хотел...
— Да, но он же на полу лежит... — разочарованно протянул Байхин.
— Что? — возмутился Хэсситай. — Ты меня еще учить вздумал, как тебя учить? Иди, говорю. Именно так и начинают осваивать канат. Босиком, по полу... туда и обратно. Каждый день по нескольку часов.
— Часов? — ахнул Байхин. — А шарики кидать когда?
— А вот на ходу и кидай — и попробуй мне только промахнуться. Хорошо... нет, под ноги не смотри.
Байхин послушно вздернул подбородок, сделал пару шагов и соступил с каната на пол.
— Обратно, — скомандовал Хэсситай, поудобнее устраиваясь на постели и закинув руки за голову. — Вниз не смотри. Хорошо... не спеши, не спеши... вот так... плечи освободи! Расслабь плечи, кому сказано! Запястье хорошо держишь, а плечи у тебя чугунные.
Упущенный шарик пребольно стукнул Байхина в коленку. Байхин охнул и выпустил остальные два.
— Собери, — скомандовал Хэсситай. — Теперь стой. Плечи подыми к ушам... отведи назад... хорошо, а теперь опусти. Нет, не так. Еще раз — не с силой, а свободно. Пусть их поясница держит, она у тебя могучая. Правильно. Повтори. Так... а теперь иди.
Байхин добрался до края каната и развернулся, не выронив ни единого шарика.
— Неплохо, — лениво одобрил Хэсситай. — Кстати, об ушах... ну-ка, расскажи поподробнее, кто и как тебя вздул.
— Зачем? — пропыхтел Байхин, красный от натуги: жонглировать аж тремя шариками, не оступаясь на толстом канате, само по себе трудно — где уж тут еще и языком ворочать.
— А мне любопытно, — сообщил Хэсситай. — Какой такой умелец воина отделал.
Пришлось рассказать — и рассказом своим Байхин до того увлекся, что забыл обдумывать каждый шаг и рассчитывать движения рук. Тело его продолжало действовать бездумно — и безошибочно.
— Очень интересно... очень, — пробормотал Хэсситай. — Покажи, каким приемом он тебя достал... нет, не останавливайся. Прямо с шариками в руках и покажи. Только не роняй.
Хоть и не без труда, но Байхин все же смекнул, как это исполнить.
Шарики в воздухе он удержал одной лишь правой рукой — подвиг, на который в нормальном расположении ума он бы просто не осмелился, — а левой повторил прием, показанный тощим пареньком после драки.
— Загадочный, говоришь, стиль? — хмыкнул Хэсситай. — Так-таки ничего знакомого не почуял?
— Очень смутно, — сознался Байхин.
— А должен был. — Хэсситай поднялся и взял в руки свой дорожный посох. — Вот смотри.
Он принял боевую стойку и сделал резкий короткий выпад посохом, словно учебным мечом. Байхин ахнул и выронил шарики.
