наблюдает за всеми, тогда он, конечно, оскорбил ее тем, что молится старым богам. Как мог юный драконир выразить то, что хотел, и не обидеть эту ведьму?
Он чувствовал, что происходят какие-то великие события и они как-то касаются его самого, но все это происходило на уровне, который был выше его понимания. Как будто он слышал голоса, искаженные расстоянием, и был уверен, что говорят о нем, Релкине, но сколько ни старался, не мог разобрать слов.
— Я чувствую в храме мятущуюся душу, — сказала ведьма. В ее бледно-золотые волосы были вплетены ленты, а голову обвивала серебряная повязка. В остальном — просто женщина плотного сложения, с полными руками и круглым веселым лицом.
— Позвольте мне помочь вам, — сказала она.
— Я не знаю, кто может хоть чем-то помочь мне, леди. Я думал, что, если я написал Серой Леди Лессис, она примет участие в моей судьбе, но кто знает, ответит ли она мне до того, как я погибну в следующей большой битве.
Ведьма Дассни моргнула и строго посмотрела на юношу. Он сказал «Серая Леди Лессис»? Кто же этот парень, если он спокойно бросается такими именами?
— Никто не поможет, если вы не захотите, чтобы вам помогли.
— Я хочу, — пожал он плечами, — но откуда я узнаю, сердится ли на меня Мать по-прежнему, смогу ли я когда-нибудь вновь заслужить ее милость в этой жизни? Я чувствую себя проклятым. Исправьте это. Я проклят. Все идет скверно для меня вот уже несколько месяцев.
— Вы отняли у кого-то жизнь?
— Ну, да, конечно.
Брови молодой ведьмы невольно поднялись:
— Это случилось недавно?
— Да.
— Случалось ли это раньше?
— Да.
Молодая ведьма покачала головой и пристально посмотрела на него. На нем была форма: красная с синим шапка, китель, бриджи и сапоги. У него был меч и большой кинжал. Он был из легиона. Ей стало немного легче дышать:
— Как вы смогли взять чью-то жизнь?
— — В сражении с краллами у Черной Горы. Они атаковали, а мы убивали их.
— В сражении? Но вы так молоды.
— Я драконир.
— Ах, конечно. Как глупо с моей стороны. Итак, вы участвовали в сражении и убили человека. И вы полагаете, что Мать не будет больше к вам благосклонна, поскольку не одобряет убийства?
— Нет, совсем нет.
— Нет? — Ведьма Дассни наморщила от удивления лоб.
— Ну, — сказал он, жестикулируя, — мы боремся за мир Великой Матери, разве не так? Меня всегда учили этому. Я видел, как сражаются люди повсюду в стране, я убил много людей и других, которые не являются людьми, но могут сражаться подобно им. Я убил их больше, чем могу вспомнить. И меня чуть не убили несколько раз. Я могу сказать, что я видел все убийства, какие мог когда-либо представить. Но все они были совершены во имя Аргоната. Ну, — поправил он сам себя, — все, кроме убийства торговца Дука, но это совсем другое дело.
— Но такой способ убийства можно считать необходимым для сохранения мира Матери в Кеноре. Вы можете быть уверены в том, что Мать вас простила. В конце концов вы сражались у нее на службе.
Она посмотрела на него тем особенным пронизывающим взглядом, который вновь напомнил ему о Великих Ведьмах.
— Но если на вашей совести лежит несправедливое и ненужное отнятие жизни, именно за это вы должны просить прощения, и в нем вам могут отказать.
Он поджал губы. Кто может сказать, что несправедливо? Когда ты отбиваешь меч беса и выпускаешь его кишки своим кинжалом в горячей схватке, когда сталь звенит вокруг, можно ли помнить о таких понятиях, как справедливость и несправедливость? Все совершается в такие моменты слишком быстро. Или убиваешь ты, или убивают тебя.
— Это было необходимо, сестра. Но Она не поэтому не вспоминает обо мне. Это, наверно, из-за старых богов. Понимаете, я думаю, что они все еще живы, хотя они и не такие сильные, как раньше.
Дассни в удивлении покачала головой. Из-за старых богов? Он привержен старым богам народа Веро?
Этот юноша, который отнял своим мечом столько жизней, теперь обеспокоен старыми богами?
— Как вас зовут, драконир?
— Релкин из Куоша, драконир первого класса Сто девятого марнерияского эскадрона драконов. Приписан к Восьмому полку Второго марнерийского легиона.
— Так почему же вы думаете, что Мать оставила вас своей милостью?
— Не знаю, верю ли я в нее. Старые боги ощущаются более реально, потому что они принадлежат всем. Они дышат, едят, занимаются любовью и сражаются. Старина Каймо со своим вином и игрой в карты. Или Асгах со своим мечом. Я думаю, он охраняет моего дракона. Как-то мы попали в тяжелую переделку у горы Красный Дуб. Асгах услышал нашу мольбу и пришел к нам на помощь. Он скатил камень на троллей.
Сестра Дассни задержала дыхание.
— Мать проще, чем какой-то бог или богиня, дитя. И слово Ее — Милость.
— Я знаю. Я борюсь за Ее мир. Он означает конец несправедливого насилия и неумеренной жадности. Я учил все это в школе. Но после того, как я покинул свою деревню, я видел только хаос и постоянное убийство. Мне нет еще и восемнадцати, а я уже видел сражения, осады — все. Как это может быть — Великая Мать и так много убийств и ужаса в этом мире?
Молодая ведьма улыбнулась и подошла к нему поближе:
— Наверно, это долгая и тяжелая работа — очистить мир от ужасов. Их так много, и они еще надолго останутся в этом мире. Работа Великой Матери едва только началась.
— Но нам говорили, что мир создан Великой Матерью. Если Она создала мир, так почему же ей было не создать его без ужасов и убийств? Отчего он должен быть таким жестоким?
— А вы задаете эти вопросы старым богам?
— Ну нет. Старые боги, они совсем как обычные люди. Они капризны. Иногда они жестоки. Каймо носит нож и готов перерезать тебе горло, если ты проиграешь свое наследство. Они часть этого мира, поэтому я их и понимаю. Они не сидят где-то в стороне от мира, критикуя его и устанавливая невозможные нормы поведения для каждого человека.
— Хорошо, драконир Релкин, вы можете быть уверены, что, если вы отнимете во имя старых богов чью-то жизнь при необходимости. Великая Мать не будет сердиться на вас. Она понимает необходимость в старых богах. Они привносят некоторую энергию и интерес в мир, который верит в них. Но, как вы сказали. Великая Мать придерживается более высоких норм жизни, чем это делают они. У нее нет ножа, чтобы испортить жизнь безнадежного игрока. Она воплощает в себе вечное и бесконечное.
Релкин выслушал, но не мог это принять.
— Это трудно, — спокойно сказал он.
— Я знаю, но такова судьба всего хорошего в мире. Зло легко принимается, а все, что воистину ценно, тяжело.
Релкин пожал плечами:
— Полагаю, что так.
Она извинилась и покинула его. Он вздохнул. Храм был так прекрасен, такой простой, без украшений. Ему просто не повезло. Легких ответов не существует.
Он оставил храм и по залитой лунным светом тропинке отправился к лагерю. Его дракон сидел на задних лапах и глядел на небо. Звезда дракона, красный Разулгеб, поднялась высоко в зените.
— Добро пожаловать обратно к нам, — сказал Базил.
— Я не думал, что ты все еще не спишь.
