подростка, стрижка Фредди лишь чуть-чуть распушилась. Шикарная парочка, не думая о том, что возможно угодить в аварию, сновала туда-сюда в полуденном потоке парижского транспорта, настолько исполненная жизни, что пешеходы и водители невольно улыбались, увидев их, а многие, повернув головы, просто пялили глаза на двух потрясающих красоток. Фредди, как заправский рокер, пулей пролетел по ПЛЯС ДЕ ЛЯ КОНКОРД[7], мимо музея ОРАНЖЕРИ на КЭ ДЕ ТЮИЛЬРИ[8], пока, с грохотом промчавшись по мосту ПОН-МАРИ, не въехал на остров САН-ЛУИ и не остановился у дома графини Элен де Реснэ.
— Фредди! — Флинг соскочила с мопеда, стряхивая со своего костюма от 'Шанели' несколько зацепившихся соцветий каштана.
— Да, моя сладкая?
— Объясни мне еще раз толком. Что это за штука с ребенком. Я до сих пор не могу понять одного: как?
Фредди запустил свои изящные пальцы в короткие взъерошенные волосы и одним движением руки привел их в порядок, затем надменно передал руль своего транспортного средства вышедшему им навстречу, перепуганному графининому мажордому. После этого Фредди потащил Флинг в тень, к скамейке, расположенной перед самым фасадом старейшего и обширнейшего во всем четвертом округе Парижа особняка — Л'ОТЕЛЬ ДЕ РЕСН[9].
— Флинги, все ТАК просто, — сказал Фредди, сплетая свои пальцы с пальцами девушки. — Вольфи богаче, чем мы с тобой в состоянии представить. Богаче всех в Европе. Богаче, чем Рокфеллеры. Богаче, чем Гордон Солид.
Флинг смотрела выжидающе. Слова Фредди ей ничего пока не объяснили.
— Богаче, чем Оскар де ла Рента.
Флинг кивнула.
— И вот в соответствии с законом о наследовании фамильного замка и титула, законом, действующим вот уже несколько веков, баронский титул, недвижимость и прочее имущество — а это крупные европейские банки и крупнейшая коллекция произведений знаменитых художников, например, Рафаэля и Рембрандта, — все это передается от СЫНА к СЫНУ. Право первородства. Первый сын наследует все. При отсутствии законного наследника все переходит немецкому правительству. Даже жена, то есть я, не могу быть законной наследницей. Вольфи не может допустить, чтобы оборвалась линия, берущая начало чуть ли не с 1300 года. Ну, а как я, сладкая моя, мог подарить Вольфи бэби? Я ведь парень, если ты еще не забыла! — Фредерик забряцал жемчугами — настоящим, не каким-то там речным или искусственным жемчугом.
Флинг кивнула. Это ей было понятно.
— Итак, — продолжил Фредерик, — настал черед монаршьих уловок. Все это давно опробовано бесплодными парами, которые желали произвести на свет наследника. Корни метода уходят в темное средневековье. Супруг оплодотворяет некую женщину, изъявившую согласие стать кормилицей и няней, получать финансовое возмещение, держать рот на замке и жить в замке на правах 'второй матери' законного
Флинг было ясно, да не совсем.
— Ну, Вольфи вовсе не горел желанием трахаться с какой-нибудь селянкой, которая в прошлом была его крепостной девкой. Впрочем, нашлась очень симпатичная бабенка. Ее отец, дед и прочие предки на протяжении нескольких веков служили у фон Штурмов лесничими. И все же мы призвали на помощь науку. Чашка Петри. — Фредди между тем вытащил карменовский косметический набор и проверил свой макияж. Придирчиво оглядев себя, он чуть припудрил лицо. — Крохотная яйцеклетка оплодотворяется в стерильных лабораторных условиях под наблюдением облаченных в белые халаты и белые перчатки ассистентов, а затем путем хирургического вмешательства реимплантируется в тело суррогатной матери. Предельная точность, полная научность, стопроцентная эффективность — и все абсолютно в немецком духе. Чудеса современной науки и никакого мошенничества.
Флинг задумчиво поморщила нос.
— Я тоже хочу бэби. Хочу подарить Кингмену сына. — Прямо-таки декламируя, Флинг встала и взмахнула руками так, что стая переполошившихся голубей с шумом метнулась в чистое галльское небо.
— Но как вам удалось добиться, чтобы это был мальчишка?
— Э-э, МАЙН ЛИБЛИНГ[10], все дело в недостающей хромосоме 'X'. Я еще введу тебя в курс волшебства, заключенного в чашке Петри.
Флинг представилось странное зрелище бароновой спермы, стекающей по стенкам лабораторной колбы, в то время как доктора готовят к операции бедную селянку, одетую, почему-то как и Фредди, в платье от Кристиана Лакруа, а потом ведут ее к хирургическому столу под белые руки.
— Я до сих пор не забеременела, а все потому, что Кингмену нужна фотомодель для 'Кармен'. Ему это и в самом деле нужно. Он сказал, что я лучшая его реклама и он не хочет видеть меня с брюхом, переваливающуюся с ноги на ногу, как утка. — Флинг улыбнулась во весь рот, представив, как она беременеет старомодным прадедовским способом.
— Ага, — кисло улыбнулся Фредди, — Кингмен — отец. Конечно, как же! Если дочь была для него 'Другая', то сына он станет звать 'Очередной'.
— Я такая высокая и от природы тонкая, что едва ли кто-нибудь это заметит, — мечтательно протянула Флинг со своим техасским акцентом, который все в Париже нашли необыкновенно очаровательным. — Знаешь, когда мама ждала меня, она работала до последней недели, и никто в школе Тела Христова не заметил, что она беременна. Пока я не появилась на свет и не подала голос.
Она расстегнула новую сумочку а ля Келли, подарок Фредди, и вытащила упаковку с противозачаточными пилюлями.
— Как бы мне хотелось вышвырнуть всю эту ерунду в ближайшую канаву и пополнить мое маленькое семейство еще одним человечком! Кингмен ведь не становится моложе, как ты понимаешь, — произнесла Флинг серьезно.
Фредерик поднял вверх свои сильные, красивые, все в браслетах, длинные руки, будто сдаваясь в плен.
— Ну-ка, моя дорогая, когда у тебя наиболее благоприятный момент для зачатия?
— На следующей неделе, как раз во время крестин. — Она просияла. Четырнадцатый день! В календаре Снупи, оставшемся дома, он помечен крестиками и восклицательными знаками. — Это юбилей нашей свадьбы.
— Ладно, давай выбросим эти пилюли. — Фредерик вырвал розоватый пластиковый пакетик из рук Флинг. — И обратим наши мысли на то, как нам совершить обольщение.
Обольстить, соблазнить — в этом Фредерик готов был участвовать в любое время дня и ночи. Вот и сейчас пакетик с противозачаточными таблетками полетел в графский фонтан, изображавший Людовика XIV, будто бы посетившего особняк де Реснэ на острове Сан-Луи в четвертом округе города Парижа.
— Обольщение! — хихикнула Флинг, и они быстро зашагали к дому де Реснэ: бедра вперед, плечи назад, подбородки задраны — высокомерная походка всякой приличной манекенщицы с любого подиума мира.
— КОНТЕСС, — Фредерик поцеловал воздух где-то возле украшенного сережкой уха Элен де Реснэ. — КЕЛЬ БЕЛЬ БУКЛЬ Д'ОРЕЙ[11]
С представительницами французского бомонда Фредерик обращался так же, как с робкими моделями, то есть рассыпался перед ними в комплиментах.
— Мерси, баронесса. — Элен с улыбкой поцеловала воздух возле напудренной щеки Фредерика.
— Позвольте представить вам мою милую подругу Флинг, — пропел Фредерик, играя своим высоким тембром, и отступил на шаг назад, чтобы лучше видеть, как дамы-аристократки из первых семейств Франции, обычно такие сдержанные и пресыщенно-скучные, обступят Флинг, кокетничая с ней, строя глазки и выпытывая у нее секреты красоты. Если хорошенько подумать, они ничем не отличаются от кливлендских домохозяек, посетивших какую-нибудь рядовую презентацию аромата или косметической серии.
Флинг и Фредерик, как две примадонны в нарядах от 'Шанели', чувствовали себя будто в крольчатнике в окружении женщин, одетых в лучшие модели от Диора, Сен-Лорана и Живанши. Даже знаменитая французская красавица Изабель де Брант заметно покраснела и невольно впилась глазами во Флинг, пока ту
