я. — Я рос и учился за границей.
— Где же? — резко перебила женщина. Дурой она явно не была. Она, конечно, могла и не уловить, с каким акцентом, английским или американским, я говорил по- немецки, но то, что это был один из них, поняла.
— В американской школе при университете Буэнос-Айреса, — соврал я, не имея ни малейшего представления ;, существует ли вообще в природе университет Буэнос-Айреса, и есть ли при нем американская школа.
— В нашем досье этого нет.
— Держу пари, что в нем нет ничего и о родимом пятне у меня на пояснице, ну и что из этого?
— Вы пытаетесь быть занятным?
Я нахмурился. Зиглинда стояла так близко, что я ощущал мускусный аромат ее духов и даже в полумраке различал округлости тела, вырисовывавши ;хся под легкой летней юбкой. Она стояла, уперев большие, pi вместе с тем красивые, руки в бедра. Все в ней было крупным, но удивительно пропорциональ ;ным.
— Занятным? — повторил я, перебирая в памяти немецкую лексику, которую вызубрил за три года учебы в колледже лет десять тому назад и лишь слегка освежил во время перелета на самолете 'Люфтганзы' и за несколько дней пребывания в Бонне. — Я вовсе не старался быть занятным. Просто в вашем
