подхватил Мюллер. — И не надо так отчаиваться. Руст мертв, но я убежден, что в тех же целях можно использовать и американку. Но сначала...
— Я не желаю даже слышать о деньгах! — воскликнул Зигмунд.
— Но ваша сестра...
— Утром мы с сестрой вернем девчонку и извинимся. Если, конечно, наши извинения будут приняты. А за то, что вы сделали, вам предоставят политическое убежище в Восточной Германии.
— Убежище? — переспросил Мюллер, лукаво поглядывая на меня. — Вы полагаете, что мне нужно здесь убежище в то время, как по миллиону немцев в год бежит из Восточной Германии? У беженцев даже есть нечто, вроде анекдота. Они говорят: надо было не уезжать и через некоторое время стать премьер- министром, потому что не осталось бы никого, кого можно было бы назначить. Понимаете? — он рассмеялся. — Так вы поняли?
— Заткнитесь. Вы абсолютно ничего не понимаете в классовой борьбе, — откликнулся Зигмунд.
— Восемьсот тысяч марок, — ответил Мюллер, проводя языком по губам. — Вот в чем я понимаю.
В прихожей за моей спиной раздались шаги, и дверь открылась. В дверном проеме стояла Зиглинда в своем баварском костюме.
— Золотом, — прошептал Мюллер. — Золотыми
