прикидывали, что подарить. Сошлись на том, что лучше ничего не дарить, а отдать деньгами. И вдруг Тина неожиданно отправляется якобы в отпуск. Точнее, сначала пропадает, а потом уже оказывается в отпуске. При этом оформление отпуска происходит задним числом и не по просьбе самой девушки. А тот, кого считали женихом, ходит подавленный, расстроенный, словом – сам не свой. Да еще молчит будто в рот воды набрал.
Вся надежда была на секретаршу. Но и тут не выгорело. Альбина ничем не прояснила ситуацию. Более того – тем, что окружила Максима Андреевича Латышева ненавязчивой заботой, еще больше все запутала. Как ни странно, разлучницей Бину никто не считал, а в ее душевной доброте и в желании прийти на выручку коллеге никто не сомневался. Так что коллектив по-прежнему пребывал в сомнениях.
И вот настал понедельник, который должен был все расставить по местам. Как-то так получилось, что даже те, у кого вечно находились уважительные причины для опоздания – например, долго объяснял папуасу в перьях, как в половине девятого утра попасть в Большой театр, – и то явились на работе минута в минуту или чуть раньше.
Альбина была уже на рабочем месте и даже успела включить кофеварку. Отличали девушку от нее самой обычной лишь внутренняя сосредоточенность и искусственная лучезарная улыбка. Да еще, может быть, тщательность и продуманность макияжа и туалета. Никогда прежде она не выглядела настолько эффектно: белоснежная блузка оттеняла легкий золотистый загар и иссиня-черные волосы. Короткая серая юбка подчеркивала длину стройных ног, обутых в черные босоножки на высоком каблуке. Просто, строго, элегантно.
По сравнению с ней появившаяся в дверях приемной Тина выглядела странно невзрачной, со своей растерянно-виноватой улыбкой, в джинсах и майке, словно случайно оказавшихся под рукой, когда она утром одевалась на работу. Девушка не сразу решилась переступить порог. Ее словно отшатнуло назад, когда взгляд уперся в кожаный диван, будто она боялась увидеть на нем мемориальную табличку «Здесь были и не просто были, а…» ну и так далее. Однако ее замешательство длилось недолго, и якобы ненароком заглянувшие в комнату пара-тройка сотрудников ничего не заметили.
– Привет, – поздоровалась она сразу со всеми и, ни на кого не глядя, прошла к своему столу.
– Привет, – откликнулась секретарша. – Как отдохнула?
Тина не ожидала подобного великодушия. Она решила, что с ней не только не будут разговаривать, а и смотреть в ее сторону больше не станут. «Может, ей ничего еще не известно про нас с Венчиком? – подумала девушка и поняла, что это намного хуже, чем если бы о ее поступке знал каждый встречный- поперечный. – Где же найти слова и во всем повиниться?»
– Я даже не знаю, как тебе это сказать… – начала Тина, как только в приемной они остались с Альбиной наедине.
Без этого объяснения она не мыслила себе дальнейшего существования. Пусть ее отругают на чем свет стоит, смешают с грязью, она вытерпит, потому что заслужила. Но нет ничего ужаснее неопределенности. «А если у Бины с Венчиком по-прежнему все распрекрасно? И ты своим признанием сведешь на нет все мечты подруги о семейном счастье?» – тихо прозвучал голосок в подсознании, внося смятение в душу Тины и заставляя ее прерваться на полуслове.
– Раз не знаешь, то лучше и не говори, – жестко ответила Альбина и смерила ее тяжелым мрачным взглядом.
– Прости, – только и смогла выдавить из себя Тина.
Ну и как теперь жить на свете, спрашивается? «А вот как: начисто забыв о себе», – возник в голове спасительный ответ, который она до одурения зазубривала в Выглядовке. Раз уж она ответственна за искорку жизни, что теплится в ней, значит, ни о чем другом не имеет права думать. Ей понадобятся все деньги, что она сможет здесь заработать. Следовательно, надо завязать в узел эмоции, завязать в узел самое себя, чтобы продержаться до появления на свет малыша. А там, а там будет видно…
Но одним «прости» в этот день ей было не обойтись. И она не знала, перед кем ее вина больше: перед лучшей подругой или перед женихом. Теперь уже бывшим женихом, потому что обманутым. Обманутым ею. Как ни старалась уверить ее Александра, что чудеса на свете еще случаются, Тина в это не верила. Во всяком случае, даже если Максим вдруг решил бы ее простить, она себя простить все равно не смогла бы. А тут еще малыш, о котором через пару месяцев станет известно всем.
Даже будь Тина прожженной авантюристкой, она и то не смогла бы уверить Максима, что ребенок от него. Столько времени они провели вместе, смотрели друг на друга влюбленными глазами, строили планы на будущее, а «это» оставляли на потом. И вдруг на ее пути, как черт из коробочки, возник другой мужчина и получил то, что не ему предназначалось. А заодно, походя, сломал жизнь ей и, возможно, Максиму.
Максим… Он появился на работе ближе к обеду. К этому времени посетителей в приемной поубавилось. Ни выяснения отношений, ни обмена испепеляющими взглядами или, напротив, проникновенных, берущих за душу признаний. Для чего тогда поминутно спрашивать, не пришел ли Латышев, не найдется ли сахарку, можно ли угоститься кофе? Словом, коллектив затаился в ожидании, очень надеясь, что с появлением еще одного действующего лица всеобщее любопытство будет удовлетворено.
Увидев Максима, Тина медленно поднялась со стула и кивнула, как марионетка:
– Здравствуй.
Она не чуяла под собой ног. Дрожащими руками машинально перебирала на столе бумажки.
– Здравствуй. Как прошел отпуск? – спросил Максим. Спросил так, как если бы ничего не произошло. Как если бы они никогда не собирались жить вместе долго и счастливо.
Но Тина успела его хорошо изучить, чтобы по едва уловимым признакам понять: подобная сдержанность дается Максиму с огромным трудом.
«Бедненький мой, что же я наделала?» – мысленно ужаснулась она и, пока силы и решимость ее не оставили, спросила еле слышно:
– Можно зайти к тебе?
– Конечно, можно. Что за вопрос? – ответил Максим и распахнул перед ней дверь кабинета.
Секретарша проводила их взглядом орлицы, готовой разорвать на мелкие кусочки недруга, собирающегося обидеть ее птенца. Кто-то заходил в приемную и что-то спрашивал, непрерывно звонил телефон. Альбина исправно отвечала, находила нужные бумаги, советовала, посылала куда надо, но при этом всеми помыслами была за закрытой дверью кабинета. Если бы в сейфе у нее хранились документы государственной важности, вполне возможно, она выдала бы их по первому требованию и даже не вспомнила бы потом об этом. К счастью, агенты вражеских разведок и конкурирующих фирм не шастали тем днем по этажам фирмы.
Она надеялась… неизвестно на что. Но только не на чудо. Чудо всегда связывают с чем-то приятным. Все складывается из рук вон плохо – и вот оно, дивное волшебное нечто, от которого все вокруг преображается и становится похожим на сказку наяву. У Тины же все было как раз наоборот. Хорошо, очень хорошо, лучше некуда – и вдруг катастрофа. Волшебное нечто растаяло как дым, осталась лишь реальность, о которой хочется забыть, да не получится…
Словно давая Тине время успокоиться и собраться с мыслями, Максим не спеша доставал какие-то документы из кейса и аккуратно раскладывал их на столе. А она не знала, с чего начать, потому что не имела ни малейшего представления о том, что известно Максиму.
– Знаешь… – произнесли оба одновременно, и их взгляды встретились.
Наступила пауза, которой, казалось, не будет конца. Наконец Максим сказал:
– Прости, я тебя перебил.
– Нет, это ты меня прости. Это я тебя перебила! – воскликнула Тина и поняла, что перед смертью не надышишься. Она вздохнула и продолжила, не глядя на него: – Знаешь, по-моему, нам не стоит больше встречаться.
– Тебе виднее, – спокойно произнес Максим.
Она невольно подняла на него взгляд. Неужели он с такой легкостью готов с ней распрощаться? Обидно, что ни говори. Где-то в глубине души Тина все-таки ждала, что за нее будут бороться. И самое обидное – Максим это понял.
– Прости, – снова произнес он, но уже с оттенком иронии. – Как выяснилось, я не герой твоего романа.
Максиму удалось всего одной фразой дать ей понять, что ему известно если не абсолютно все, то
