следовательно, во время отпуска. Чтобы потом поставить всех перед свершившимся фактом. Слишком уж на фирме были озабочены предполагаемым бракосочетанием Максима с Тиной, чтобы всего пару месяцев спустя объявлять о новом, но уже с другой невестой. Несолидно как-то получалось и несерьезно, если, конечно, смотреть со стороны. Но они знали ситуацию изнутри, точнее, чувствовали, что поступают так, как надо.
Альбина решила до последнего ничего не сообщать родным. Скорее всего, чтобы не сглазить. Максим же, напротив, был просто одержим идеей познакомить родителей с невестой. Этим он хотел показать всем – и в первую очередь самому себе, – что как никогда уверен в своем выборе.
Долго искали место для проведения церемонии знакомства. Ресторан и кафе отмели из-за официальности обстановки, хотелось чего-то более домашнего. Мысль собраться всем в квартирке Альбины отверг Максим. Заявляться вчетвером на территорию будущей невесты ему казалось неприличным. Будто он выставлял Бину напоказ со всем ее «приданым». Оставалась его квартира.
Но тут неожиданно позвонила мама Максима Вера Александровна и сказала как бы между прочим:
– Ты столько рассказывал о своей Альбиночке, что нам очень хочется с ней познакомиться. Почему бы вам с ней не прийти к нам в эти выходные? Скажем, в субботу, часиков в пять. И Кирюша обещал обязательно быть в это время дома…
– Кто бы сомневался, – пробормотал себе под нос Максим.
– Что ты сказал? – переспросила Вера Александровна.
– Сказал, что это просто замечательно, – ответил Максим. Так оно, впрочем, и было.
Альбина поворачивалась перед зеркалом и так и сяк, меняла наряды, перепробовала всю имеющуюся у нее помаду – и никак не могла ни на чем остановиться. Ей до ужаса хотелось понравиться родителям Максима. А ведь раньше она считала, что до ее отношений с молодыми людьми никому не должно быть никакого дела. Она уже не маленькая, сама во всем разберется. Сейчас же все было с точностью до наоборот.
Поэтому, когда на пороге квартиры появился Максим, он застал Бину чуть ли не в слезах. Открыв ему дверь, она бросилась в комнату и села спиной к прихожей.
– Я никуда не пойду, – решительно заявила девушка. – Как я твоим родителям покажусь на глаза, если похожа… – она собралась с духом, чтобы констатировать очевидный, по ее мнению, факт, – на пугало.
Нельзя сказать, что Максим воспринял это утверждение всерьез. Однако придал лицу сосредоточенное выражение, даже брови нахмурил.
– Ну-ка, ну-ка, дай на тебя посмотреть.
С этими словами он подошел к Альбине, за плечи поднял ее из кресла и повернул лицом к себе. На него уставились два огромных темных глаза, полных невыразимого огорчения и блестящих от готовых пролиться слез. От переживаний на щеках Бины выступил яркий румянец. Наверное, поначалу тщательно уложенные волосы теперь торчали во все стороны от того, что в порыве отчаяния в них немилосердно вцеплялись пальцами. «Она очаровательна, как… как воробей, который по весне с восторгом плещется в луже. Она сейчас во сто крат лучше себя накрашенной и нафабренной», – подумал Максим.
– Ну, не молчи! – взмолилась Альбина, которая решила, что оказалась права в своих опасениях.
– Я вообще-то не спец по пугалам. Я, как ты помнишь, занимаюсь гостиничным бизнесом, но… – Он нарочно замолчал, и девушка, не выдержав, замолотила кулаками по его груди.
– Вот видишь! Вот видишь! – запричитала она.
– Вижу, – сказал Максим, обнимая ее, чтобы утихомирить. – Ты самое красивое пугало, которое мне доводилось когда-либо встречать. Прости, что не сразу сказал тебе об этом. А теперь поехали… Да, кстати, дядя Паша терпеть не может прилизанности. Он считает, что у человека во всем, будь то характер, манера поведения, одежда, должна быть живинка.
– А у твоей мамы она есть, эта живинка? – спросила Альбина, скатываясь пять минут спустя по лестнице вслед за Максимом, который решил не ждать лифта, застрявшего где-то на верхних этажах.
– Теперь есть, – заверил ее он.
Это была чистая правда. Вспоминая детские годы или разглядывая старые фотографии, Максим видел свою маму неизменно с волосами собранными в аккуратный пучок, в отглаженных строгих блузках и юбках. А то, что их было раз-два и обчелся, он понял лишь много лет спустя. Но потом в ее жизни появился Павел Николаевич, разлохматил ее и перекособочил на ней одежду, как сказал бы Киря.
Вера Александровна с тех пор свои густые цвета меди волосы небрежно скручивала в жгут и закалывала на затылке «крабом», при этом одна или две прядки как бы случайно выбивались из прически. Поверх брючного костюма она теперь могла надеть длинную безрукавку с ажуром, как у рыбачьего бредня, а у ее платья, по задумке модельера, один бок мог быть короче другого. И как ни странно, Вере Александровне это шло, делая привлекательнее и моложе.
«Да, живинка – это вещь», – поняла Альбина, едва увидев стройную моложавую женщину в лиловом трикотажном платье, со связкой бижутерии из тонких кожаных ремешков и бронзовых подвесок на груди. Рыжий блеск украшений перекликался с рыжими распущенными волосами и играл в светло-карих смеющихся глазах.
За хозяйкой дома возвышался ее супруг – с густой шевелюрой темных, чуть тронутых сединой волос и без галстука. «Похоже, галстуки в этой семье не в почете, – подумала Бина. – Но им идет, по-разному, но определенно идет».
Ритуал знакомства закончился, толком не начавшись.
– Чего торчать в прихожей, – пророкотал Павел Николаевич, – когда о себе можно рассказывать и за столом. Тем более уже все готово. – В его глазах это был веский аргумент.
Путь в несколько шагов от прихожей до комнаты, где был накрыт стол, стал для Альбины знаменательным. Из девушки старшего сына Веры Александровны она как-то незаметно, но необратимо превратилась в близкого человека всей семьи. Свою лепту в это внес Персик.
«Сиамский близнец» Кирюши тут же признал девушку и стал деликатно трогать ее лапкой, прося погладить.
– А я что говорил, – тут же заявил непосредственный младший отпрыск семейства. – Перец разбирается в людях, сто пудов! А вы…
На него тут же цыкнули, однако информацию, видимо, приняли к сведению. «Здесь все просто доверяют друг другу. И если Максим сказал, что я его девушка, они восприняли это как должное и от всего сердца порадовались за него, – подумала Альбина. – А мои анкетные данные их волнуют меньше всего».
Павел Николаевич вел застолье, возможно не так витиевато выражаясь, как кавказский тамада, но атмосфера за столом царила веселая и непринужденная. И вскоре Бина уже жалела, что ничего не сказала родным о будущих изменениях в своей жизни. Как было бы здорово, если бы и они оказались с ними за одним, именно этим столом. Но, как известно, обжегшись на молоке, дуют на воду…
– Да, пока не забыл, мы с Перцем будем вашими свидетелями на свадьбе, – заявил вдруг Киря, прерывая общую беседу.
«Свадьба» – это слово прозвучало в тот вечер впервые, и все за столом неожиданно притихли.
– Вообще-то мы еще не решили… – робко начала Альбина, которая вдруг почувствовала себя самозванкой, поставившей в неловкую ситуацию милых и гостеприимных людей.
А тут еще Максим подхватил ее фразу:
– Вот-вот, не решили. Так что не суетись раньше времени, малыш… Может, у нас и другие кандидатуры имеются. Правда, Бина?
Та, в полной растерянности, лишь неубедительно кивнула.
– Перец, нас с тобой тут не уважают, – с видом оскорбленного достоинства произнес Кирилл.
И Персик – на этот раз без банданы, но с шерстью, торчащей на голове наподобие игл дикобраза, – оторвался от блюдца с чаем и недоуменно посмотрел на хозяина.
– Ты слышал, у них есть кандидатуры получше нас с тобой? Ну, родственничков Бог послал. – И Киря нарочито обиженно засопел.
Пес сначала облизнул усыпанную крошками печенья морду, затем принялся по-собачьи утешать своего хозяина. Выглядело это умилительно и жалостливо одновременно, хотя было ясно, что оба дурачатся.
– Да пошутил я, – рассмеялся Максим. – Куда ж мы без вас!
Кирилл мгновенно сменил огорченное выражение лица на торжествующее и озабоченно
