всего лишь фигура речи, но поневоле напоминающая о взгляде горгоны и обо всем, что с ним связывают.
Мормо сидела с невозмутимым видом. Золотая маска лежала рядом с ней, как вторая, отрубленная голова. И если черные глаза горгоны не выражали ничего, то изумрудные глаза маски, казалось, взирали на толпу с величайшей злобой. Поневоле думалось – не была ли съемная голова настоящей, а маска – лицом?
– Не оставайся с ней наедине, Мирина! – выкрикнул Герион. – Она убьет тебя!
Вероятно, мне показалось, но губы Горгоны тронула улыбка. Горгона была довольна. Ее боялись.
– Нет, – благодушно сказала я. – Она уже пыталась сделать это, когда я пришла в их храм. Не думаю, что она настолько глупа, чтобы повторить попытку в наших стенах.
Теперь страх унялся, а враждебность усилилась. И Мормо больше не улыбалась. Зато смешки послышались среди самофракийцев. И усмешками отвечали им Киана с Киреной.
Я встала.
– Что ж, друзья, возблагодарим Богиню за щедрость и вернемся к своим делам. Киана, проводи нашу гостью ко мне и проследи, что бы ей ни в чем не чинили неудобств.
Не успела я оглянуться, как Мормо снова напялила золотую маску. Ай да горгона, ну и сноровка! Нужно быть повнимательнее.
Задержавшись немного внизу, чтобы закончить разговор с Мениппом, я поднялась к себе. У дверей я обнаружила полный караул, и еще Никту вдобавок. А внутри, в моем кресле, напротив сидящей у стены Мормо, отдыхала Киана. Стоило мне появиться, она молча кивнула и вышла.
– Не слишком ли много народу приставлено следить за мной? – бросила горгона.
В душе я была с ней согласна: многовато. Киана перебрала. Но пожала плечами.
– Это ради твоей безопасности. Здесь, у нас, знаешь ли, нет подземелий, но есть довольно крутые лестницы. И хотя под ними не кишат змеи, падать с них довольно болезненно, особенно в твоем возрасте.
– Болтовня!
– А ты, как я погляжу, уже не считаешь меня демоном?
Она замешкалась с ответом, потому что снимала маску. Это заняло у нее гораздо больше времени, чем обратный маневр. Очевидно, она копалась нарочно. Когда она, наконец, высвободилась из маски, то казалась бледнее и старше, чем в полутьме храма и трапезной. Оттого, наверное, что моя комната, несмотря на конец дня, была полна света.
– Не считаю, – твердо сказала она. – Окажись ты демоном, все было бы гораздо проще. Демонов можно предать заклятью и вставить повиноваться… Отправить обратно, в их обиталище в той бездне вихрей, что лежит под самой нижней из преисподних.
– А с людьми вы управляться не умеете?
– Умеем. Но…
– Но до сих пор это были люди, привыкшие, чтобы вы ими управляли.
– С любыми людьми. – На сей раз уверенности в ее голосе поубавилось. Но сдаваться она не думала. – Или ты вздумаешь попрекать нас тем, что мы управляем людьми, и разыгрывать, как в храме, одинокую просительницу в поисках знаний? Ты правишь здесь, и куда нам до твоей чудовищной безжалостности!
– В этой войне я стараюсь беречь людей и с той, и с другой стороны. А змеи? Ты отводишь воду с болота, и тем обращаешь священных змей на смерть!
– Так ли уж ты беспокоишься о змеях, Мормо? Если они умрут, это будет ужасно, но не для них, а для вас. Рвы, заполненные гниющими гадами, начнут смердеть и вызовут чуму. Вы, конечно, сумеете ее переждать, уйдя в нижние ярусы подземелий. Или не сумеете?
– Значит, ты сознаешь последствия своих поступков. Это еще хуже. И не боишься, что чума перекинется и на твой народ, и на ту, что ее насылает?
– От чумы всегда можно загородиться огнем.
– Так могли бы поступить солнцепоклонники. Подобно тому, как их мужские боги, – она произнесла это слово с величайшим презрением, – всегда убивают змей. Большая ошибка – убивать змей. Богиня знает, к чему это приведет.
Все– таки она была умна, эта горгона. Не то, что чокнутый Хепри. А я тогда придерживалась ошибочного мнения, что разумные люди всегда сумеют договориться. Мормо, казалось, вовсе забыла о моем присутствии.
– Боги-выскочки, – продолжала она. – Мелкие, как мыши. – Не знаю, ведала ли она, что Губителя именуют также Мышиным богом, или это сравнение просто пришло ей в голову. – Они ничтожны и преходящи рядом с Царицей Лета, Владычицей Зверей, Сияющей матерью пустоты, чей скипетр и царский топор тщатся они присвоить. Но они множатся и множатся… И мыши осиливают змею.
Такие слова в устах служительницы Богини! Даже я, пожалуй, не рискнула бы. произнести их, а ведь слыла вольнодумной.
– Но меня змеи Болота признали, не так ли?
– Так. – Она огорченно покачала головой, подобно змее, вправо-влево. – Поэтому ты, безусловно, хуже солнцепоклонников. Ты предаешь то, чему принадлежишь.
– А вот об этом – не надо. Не надо и утверждать, будто я действую подобно мужчинам, мыслю подобно мужчинам. Не то у нас получится прелюбопытный диспут, но ради нею вряд ли стоило затевать переговоры.
– Мы не хотели их. Ты нам их навязала. И чувствуешь себя победительницей. – Она откинулась в
